свидетелю против каждого из них обвинение имело, но так как закон требует не
менее двух свидетелей, то ничего нельзя было поделать. Все же решено было не
отпускать их, так как следственные власти не сомневались, что свидетели в
конце концов найдутся; с этой целью, была сделана публикация о поимке
таких-то преступников, и каждый желающий мог явиться в тюрьму посмотреть их.
выдумав, будто меня ограбили в данстеблской карете и я хочу взглянуть на
этих рыцарей с большой дороги. Входя во внутренний двор, я так закуталась,
что почти не видно было моего лица, и муж не узнал меня. Вернувшись, я
заявила, что отлично знаю обоих.
выступать свидетелем против одного из разбойников, и за это ей, дескать,
отменят приговор о ссылке.
видеть миссис Флендерс, которая так хорошо его знает и собирается выступить
свидетельницей против него; я получила разрешение посетить его. Я оделась в
лучшее платье, какое взяла с собой в тюрьму, и пошла во внутренний двор, но
лицо закрыла капюшоном. Сначала он мало говорил со мной и только спросил,
знаю ли я его. Я отвечали: "Да, отлично знаю"; но так как я не только
закрыла лицо, но изменила также голос, он не догадался, кто я такая. Он
спросил, где я его видела; я ответила, что между Данстеблом и Брикхиллом, и
тут, обратившись к тюремщику, спросила, нельзя ли мне будет поговорить с
заключенным наедине. Тот ответил: "Сделайте одолжение", - и очень любезно
удалился.
разрыдавшись, сказала:
себя от удивления, он сказал только: "Разрешите мне сесть", после чего, сев
за стол и подперев голову рукой, тупо уставился в землю. Я же так
разрыдалась, что долгое время тоже не могла говорить, но, дав выход своему
чувству, повторила те же слова:
сказал:
Я тебя не грабил, по крайней мере на большой дороге.
думает, будто, получив известие о том, что он в Ньюгете, я пришла упрекать
его за вероломство. Но мне столько нужно было сказать ему, что было не до
обиды, и, в немногих словах я объяснила, что пришла совсем не оскорблять
его, а, напротив, утешить и самой искать у него утешения, и что он легко
убедится в отсутствии у меня дурных намерений, когда я скажу ему, что мое
положение во многих отношениях хуже, чем его собственное. На лице мужа
выразилась тревога, когда он услышал эти слова, но он с улыбкой проговорил:
товарища уже казнены. Как же ты можешь говорить, что твое положение хуже,
моего?
тебе слушать мою печальную повесть, но если бы ты ее услышал, ты бы тотчас
согласился со мной, что мое положение хуже.
ближайшей сессии!
сессии тому назад, и исполнение приговора только отсрочено. Разве мое
положение не хуже, чем твое?
вскочил с места.
заключена в этой самой тюрьме и нахожусь в гораздо худшем положении, чем ты,
и, когда я расскажу тебе все подробности, ты убедишься, что у меня нет
никакого намерения оскорблять тебя.
сочла удобным, закончив рассказом о том, как дошла до крайней бедности;
тогда я будто бы попала в одну шайку, научившую меня облегчать свои невзгоды
непривычным для меня способом, будто вовремя попытки этой шайки ограбить дом
одного купца я была схвачена служанкой за то лишь, что подошла к двери;
будто я не взламывала ни одного замка и ничего не уносила и, невзирая на
это, была признана виновной и приговорена к смерти, но судьи будто бы были
тронуты моим тяжелым положением и заменили смертную казнь ссылкой.
тюрьме за некую Молль Флендерс, знаменитую воровку, о которой все слышали,
но которой никто из них не видел; ему-то, однако, известно, что меня зовут
совсем иначе. Я отнесла все на счет своей неудачи; приняв меня за означенную
воровку, судьи обошлись со мною как с рецидивисткой, хотя это было
единственное преступление, которое они знали за мной. Я долго говорила о
том, что со мной случилось с тех пор, как я рассталась с ним; не скрыла, что
встречала его и позднее, потому что он сам мог это заподозрить, и
рассказала, как видела его в Брикхилле, как за ним была устроена погоня, -
но после моего заявления, что я его знаю и он почтенный джентльмен,
констебль прекратил погоню и пошел домой.
похождениям, казавшимся детскими шалостями по сравнению с его собственными
подвигами; но мой рассказ о Брикхилле поразил его.
обязан тебе жизнью. Позволь же мне отплатить тебе тем же; я освобожу тебя из
тюрьмы, хотя бы даже ценой своей жизни,
которую не стоило спасать.
жизнь, которая дала ему новую жизнь, ибо, - сказал он, - до тех пор, пока
меня не схватили, я никогда не подвергался такой опасности, как в тот раз. -
Опасность тогда заключалась в том, что он не ожидал преследования на этой
дороге; они удрали из Хокли совсем другим путем и пробрались в Брикхилл
через огороженные поля, в полной уверенности, что их никто не видел.
необыкновенно увлекательную. По его словам, вышел он на большую дорогу лет
за двенадцать до женитьбы на мне; женщина, называвшая его братом, не была
ему родственницей, но принадлежала к их шайке; поддерживая с ними сношения,
она жила постоянно в Лондоне, где у нее было обширное знакомство, оттуда она
посылала им точные сведения о лицах, выезжавших из города, и на основании
этих сведений им не раз доставалась большая добыча; женщина эта думала, -
что нашла для него богатую невесту, когда привезла меня к нему, но попалась
впросак, за что, однако, он ни капельки не сердился на нее. Рассчитывая, что
я принесу ему богатство, он принял решение; покинуть большую дорогу, и
начать новую жизнь, не показываясь на люди, пока не вышло бы общее прощение
или пока он не добился бы за деньги прощения для себя лично и не
почувствовал бы себя в полной безопасности; но так как вышло иначе, он снова
приняться за старое ремесло.
когда он ограбил честерские кареты возле Личфилда, хорошо поживившись на
этом деле; потом как "он ограбил пятерых прасолов" ехавших на Берфордскую
ярмарку в Уилтшире покупать овец. По его словам, он захватил во время этих
двух нападений столько денег, что, если, бы знал, где меня разыскать,
наверное, принял бы мое предложение поехать в Виргинию или в какую-нибудь
другую английскую колонию в Америке и обзавелся бы там плантацией.
мной адресу, но не получил от меня никаких известий. Это была правда; его
письма пришли, когда был еще жив мой последний муж, так что я ничего не
могла поделать и поэтому не ответила, чтобы он подумал, будто письма эти
пропали.
ремесло, хотя, добыв много денег, стал действовать с большей
осмотрительностью, чем раньше. Потом он рассказал о нескольких жестоких
схватках с проезжими, которые не желали расставаться со своими кошельками, и
показал мне полученные им раны. Две из них были очень опасны, одна от
пистолетной пули, раздробившей плечевую кость, и другая, нанесенная шпагой,
которая проткнула его насквозь, но не задела внутренностей, так что он
вылечился; один из его товарищей с истинно дружеской заботливостью
поддерживал его в седле почти восемьдесят миль, потом разыскал в одном
большом городе лекаря и сказал, что они путешественники, направляются в
Карлайл и подверглись по дороге нападению грабителей, простреливших его
товарищу руку.
никакого подозрения и он спокойно пролежал в этом городе, пока не
выздоровел. Он рассказал мне еще столько интересного о своих похождениях,
что я с большой неохотой опускаю так как все же рассказываю не о его жизни,
а о своей.
рассчитывает, будут судить. Он сказал, что у суда нет против него, так как,
на свое счастье, он участвовал только в одном из трех грабежей, в которых
обвиняют их всех, и нашелся только один свидетель преступления, а этого, по