мою долю приходилось тысяча сто семьдесят четыре мойдора.
самостоятельно заведывали моими делами, пока правительство не взяло под свою
опеку плантации, как имущество лица, пропавшего без вести - это называется в
законе гражданской смертью; доходность плантации постепенно росла, и доход
за эти четыре года равнялся 38.892 крузад или 3.241 мойдору.
в течение четырнадцати слишком лет; настоятель не мог, конечно, возвратить
мне денег, уже израсходованных на больницы, но честно заявил, что у него
осталось 872 мойдора, которые он признает моей собственностью. Только
королевская казна не возвратила мне ничего.
меня с возвращением, радовался, что я жив, сообщал мне, как разрослось
теперь наше имение и сколько оно дает ежегодно, сколько в нем теперь акров,
чем засеяна плантация и сколько невольников работает на ней. Затем следовали
двадцать два крестика, выражавшие добрые пожелания и сообщение, что он
столько же раз прочел "Ave Maria", благодаря св. деву за то, что я жив.
Далее мой компаньон горячо упрашивал меня вернуться в Бразилию и вступить во
владение своей собственностью, а пока дать ему наказ;
заканчивалось уверениями в искренней дружбе ко мне его самого и его
домашних. Кроме письма он прислал мне в подарок семь прекрасно выделанных
леопардовых шкур, повидимому, привезенных из Африки на другом корабле,
посланном им туда и совершившем более удачное путешествие, чем мое судно.
Прислал он мне еще пять ящиков разных сластей превосходного качества и сотню
монет нечеканенного золота и не таких больших, как мойдоры. С теми же
кораблями мои доверенные слали мне доход с плантаций за текущий год: тысячу
двести ящиков сахарного песку. восемьсот пачек табаку и остальное золотом.
Невозможно описать, как трепетно билось мое сердце, когда я читал эти письма
и, в особенности, когда я увидал вокруг себя свое богатство. Бразильские
суда идут обыкновенно целой флотилией; и караван, привезший мне письма,
привез также и товары, так что, прежде чем письма были вручены мне, товары
были уже в гавани в целости и сохранности. Узнав об этом, я побледнел,
почувствовал дурноту и, если бы старик капитан не подоспел во время с
лекарством, я, пожалуй, не вынес бы этой неожиданной радости и умер бы тут
же на месте. Несколько часов я чувствовал себя очень не хорошо, пока,
наконец, не послали за доктором и тот, узнав истинную причину моей болезни,
не отворил мне кровь. После этого мне стало гораздо лучше; я положительно
думаю, что, если бы кровопускание не облегчило меня, мне бы не сдобровать.
стерлингов и поместья в Бразилии, приносившего свыше тысячи фунтов в год
дохода, ничуть не менее верного, чем приносят поместья в Англии: я никак не
мог освоиться с своим новым положением и не знал, что начать, как извлечь из
него те выгоды и удовольствия, какие оно могло мне дать. Первым делом я
вознаградил своего благодетеля, доброго старика капитана, который так много
помог мне в годину бедствия, был добр ко мне вначале и верен мне до конца. Я
показал ему все присланное мне, говоря, что после провидения, все
устрояющего, я обязан всем этим ему, что теперь долг мой отблагодарить его и
он будет вознагражден сторицею. Прежде всего я возвратил ему взятые у него
сто мойдоров, затем послал за нотариусом и формальным образом уничтожил
расписку, по которой он признавал себя должным мне четыреста семьдесят
мойдоров. Затем я составил доверенность, давшую ему право ежегодно получать
за меня доходы с моей плантации я обязывающую моего компаньона представлять
ему отчеты и отправлять на его имя товары и деньги. Приписка в конце
предоставляла ему право на получение из доходов ежегодной пенсии в сто
мойдоров; а после его смерти эта пенсия, в размере пятидесяти мойдоров,
должна была перейти к его сыну. Так Я расквитался со своим старым другом.
с состоянием, милостью провидения доставшимся мне. Забот у меня было теперь
несравненно больше, чем в то время, когда я вел одинокую жизнь на острове и
не нуждался ни в чем, кроме того, что у меня было, но и не имел ничего,
кроме необходимого, тогда как теперь на мне лежали большие заботы и большая
ответственность. Теперь у меня не было пещеры, куда я мог спрятать свои
деньги, или места, где бы они могли лежать без замков и ключей и потускнеть
и заплесневеть, прежде чем кому нибудь вздумалось бы воспользоваться ими;
напротив, теперь я не знал, куда их девать и кому отдать на хранение.
Единственным моим прибежищем был мой старый друг, капитан, в честности
которого я уже убедился.
но я не мог себе представить, как же я поеду туда, не устроив своих дел и не
оставив своего капитала в надежных руках. Вначале мне приходило в голову
отдать его на хранение моей старой приятельнице, вдове капитана, о которой я
знал, что она честная женщина и отнесется ко мне вполне добросовестно; но
она была уже в летах и бедна, и, как мне думалось, у нее могли быть долги.
Словом, делать нечего, приходилось самому ехать в Англию и везти деньги с
собой.
решению; а потому, вознаградив по заслугам старого капитана, моего бывшего
благодетеля, я подумал и о бедной вдове, покойный муж которой оказал мне
столько услуг, да и сама она, пока это было в ее власти, была моей верной
опекуншей и советчицей. Я первым делом попросил одного лиссабонского купца
поручить своему агенту в Лондоне не только выплатить ей сто фунтов по чеку,
но разыскать ее и лично вручить ей от меня эти деньги, поговорив с ней,
утешить ее в ее бедности, оказав, что, пока а жив, я и впредь буду помогать
ей. В то же время я послал своим сестрам, жившим в деревне, по сто фунтов
каждой; они, правда, не нуждались, но и нельзя сказать, чтобы жили в
достатке: одна вышла замуж и овдовела, у другой муж был жив, но относился к
ней пе так хорошо, как бы следовало.
бы я решился доверить целиком свое состояние, чтобы с спокойной душой уехать
в Бразилию, и это сильно смущало меня.
оказать, натурализовался в этой стране; но было одно маленькое препятствие,
останавливавшее меня, а именно - религия. Правда, в данный момент не религия
удерживала меня от поездки: как раньше, живя среди католиков, я открыто
придерживался религии, страны, так и теперь не ставил этого в грех; но дело
в том, что за последнее время я больше думал об этом, чем прежде, и теперь,
когда я говорил себе, что мне придется жить и умереть среди католиков, я
иногда раскаивался, что признал себя папистом, и мне приходило в голову, что
католическая вера, быть может, не лучшая, и не хотелось мне умереть в ней.
Бразилию, была не в этом, а в том, что я положительно не знал. кому доверить
свои товары и деньги, и в конце концов решил, забрав с собой все свое
богатство, ехать в Англию. Там, по прибытии, я рассчитывал завести
знакомство или же найти родственников, на которых можно было бы положиться.
И вот я стал собираться в путь.
прежде всего (узнав, что бразильские корабли готовы к отплытию) ответить на
письма, полученные мною из Бразилии, с полными и правдивыми отчетами в моих
делах. Я написал настоятелю августинского монастыря, поблагодарил его за
добросовестность и просил его принять от меня в дар неизрасходованные им
восемьсот семьдесят два мойдора с тем, чтобы пятьсот пошли на монастырь, а
триста семьдесят два бедным, по усмотрению настоятеля, затем просил доброго
падре молиться обо мне и т. д.
должное их справедливости и добросовестности; от посылки им подарка я
удержался: для этого они были слишком богаты.
хозяйство, расширить дело и увеличить доходы; затем дал ему наказ, как
поступать с моей частью на будущее время: сообщил, какие полномочия я
оставил старому португальскому капитану, и просил впредь до получения от
меня вестей отсылать ему все, что будет мне причитаться; при этом я заверил
своего компаньона, что имею намерение не только посетить свое имение, но и
прожить в нем до конца дней моих. К письму я присоединил подарки:
итальянского шелку на платье его жене и дочерям, - о том, что у него есть
жена и дочери, я узнал от сына моего приятеля-капитана, - затем два куска
тонкого аглицкого сукна, лучшего, какое можно было найти в Лиссабоне, пять
кусков черной байки и дорогих фламандских кружев.
надежные бумаги, я мог спокойно двинуться в путь. Но теперь возникло другое
затруднение: как ехать в Англию, сухим путем или морем. К морю я, кажется,
достаточно привык, а между тем на этот раз мне до странности не хотелось
ехать в Англию морем и, хотя я не мог ничем объяснить, это нежелание до того
разрослось во мне, что, уже отправив свой багаж на корабль, я передумал и
взял его назад. И так было не раз, а два или три.
но все же тут главное дело было в предчувствии, а в таких случаях человеку
никогда не следует итти против своих предчувствий. Два корабля, на которых я
хотел ехать - я могу сказать: выбранных мною из числа других - на один я
даже свез свой багаж, а с капитаном другого условился о цене - оба эти
корабля не дошли до места назначения. Один был взят алжирцами, другой
потерпел крушение возле Торбея, и все бывшие на нем, за исключением троих,
утонули; так что на обоих мне пришлось бы худо, и на котором хуже - сказать
трудно.
я ничего не скрывал, стал убеждать меня не ехать морем, но или отправиться
сухим путем в Корунью и далее через Бискайский залив в Ла Рошель, откуда уже
можно легко и безопасно проехать в Париж, а также в Калэ и Дувр; или же
ехать на Мадрид и оттуда все время сухим путем через Францию.