стало белым как мрамор. Выражение ее по-прежнему прекрасного лица было
какое-то иное. Что-то тревожное и безумное появилось в кротких его чер-
тах, чего не было раньше. Еще минута - и щеки ее залились ярким румян-
цем, и диким блеском сверкнули нежные голубые глаза. Затем все это ис-
чезло, как тень, отброшенная мимолетным облаком, и она снова стала мерт-
венно-бледной.
встревожена этими симптомами; по правде говоря, встревожен был и он, но,
заметив, что она старается не придавать этому значения, он попытался
поступить также, и они добились того, что Роз, уходя, по совету тети,
спать, была в лучшем расположении духа, казалась даже не такой больной и
уверяла их, будто не сомневается в том, что утром проснется совсем здо-
ровой.
серьезного нет? Вид у нее сегодня болезненный, но...
лу комнаты, долго молчала. Наконец, она дрожащим голосом сказала:
может быть слишком счастлива. Может прийти время, когда меня постигнет
какое-нибудь горе, но я надеюсь, что не это.
рая так долго была моим утешением и счастьем.
воскликнул Оливер. - Два часа назад она была совсем здорова.
я уверена в этом. Милая, милая моя Роз! О, что бы я стала без нее де-
лать?
уговаривать и настойчиво упрашивать, чтобы она успокоилась ради молодой
леди.
его усилия, навертывались ему па глаза, - подумайте о том, какая она мо-
лодая и добрая и какую радость и утешение дает она всем окружающим! Я
знаю... я уверен... твердо уверен в том, что ради вас, такой же доброй,
ради себя самой и ради всех, кого она делает такими счастливыми, она не
умрет! Бог не допустит, чтобы она умерла такой молодой.
ный мой мальчик, ты рассуждаешь как дитя. Но все-таки ты учишь меня мое-
му долгу. Я на минуту забыла о нем, Оливер, но, надеюсь, мне можно прос-
тить, потому что я стара и видела достаточно болезней и смертей, чтобы
знать, как мучительна разлука с теми, кого любишь. Видела я достаточно и
убедилась, что не всегда самые юные и добрые бывают сохранены для тех,
кто их любит. Но пусть это служит нам утешением в нашей скорби, ибо не-
беса справедливы, и это свидетельствует о том, что есть иной мир, луч-
ший, чем этот... а переход туда совершается быстро. Да будет воля божия!
Я люблю ее, и он знает, как я ее люблю!
усилием прервав сетования, выпрямилась и стала спокойной и сдержанной.
Еще более изумился он, убедившись, что эта сдержанность оказалась дли-
тельной и, несмотря на все последующие хлопоты и уход за больной, миссис
Мэйли всегда оставалась энергичной, спокойной, исполняя свои обязанности
неуклонно и, по-видимому, даже бодро. Но он был молод и не Знал, на что
способны сильные духом при тяжелых испытаниях. Да и как мог он знать,
если даже люди, сильные духом, так редко сами об этом догадываются.
нию, сбылись. У Роз началась жестокая, опасная горячка.
скорби, - сказала миссис Мэйли, приложив палец к губам и пристально
всматриваясь в его лицо. - Это письмо следует как можно скорее отправить
мистеру Лосберну. Нужно отнести его в городок, где рынок, - отсюда не
больше четырех миль, если идти по тропинке полем, а из города его отош-
лют с верховым прямо и Чертей. В гостинице возьмутся это исполнить, а я
могу положиться на тебя, что все будет сделано. Я это знаю.
отправиться в путь.
не знаю, посылать ли его сейчас, или подождать, пока увижу, как развива-
ется болезнь Роз. Мне бы не хотелось его отправлять, пока я не опасаюсь
худшего.
лось поскорее исполнить поручение, и он протянул дрожащую руку за
письмом.
ли, эсквайру, проживающему в поместье знатного лорда - где именно, он не
мог разобрать.
глаза.
- Подожду до завтра.
больше, зашагал так быстро, как только мог.
вался в высоких хлебах, то выходил на открытый луг, где косили и склады-
вали в копны сено; лишь изредка задерживался он на несколько секунд,
чтобы передохнуть, и, наконец, вышел, разгоряченный и покрытый пылью, на
рыночную площадь маленького городка.
находились белое здание банка, красная пивоварня и желтая ратуша, а на
углу стоял большой деревянный дом, окрашенный в зеленый цвет, на фасаде
которого виднелась вывеска Джорджа. К этому дому и бросился Оливер, как
только его заметил.
шав, направил его к конюху, а тот к хозяину гостиницы, высокому
джентльмену в синем галстуке, белой шляпе, темных штанах и сапогах с от-
воротами, который, прислонясь к насосу у ворот конюшни, ковырял в зубах
серебряной зубочисткой.
много времени; когда счет был готов и оплачен, нужно было оседлать ло-
шадь, а человеку одеться, и на это ушло еще добрых десять минут. Оливер
был в таком нетерпении и тревоге, что не прочь был сам вскочить в седло
и мчаться галопом до следующей станции. Наконец, все было готово; и ког-
да маленький пакет был вручен вместе с предписаниями и мольбами как мож-
но скорее его доставить, человек пришпорил лошадь и поскакал по неровной
мостовой рыночной площади; минуты через две он был уже за городом и
мчался по дороге к заставе.
и ни минуты не потеряно, Оливер, у которого немножко отлегло от сердца,
побежал через двор гостиницы. В воротах он неожиданно налетел на высоко-
го, закутанного в плащ человека, выходившего в тот момент из гостиницы.
тившись. - Черт возьми, что это значит?
тил, как вы вышли.
большими темными глазами. - Кто бы подумал! Разотрите его в порошок - он
все равно выскочит из каменного гроба, чтобы встать на моем пути!
странного человека. - Надеюсь, я вас не ушиб?
Если бы только хватило у меня храбрости сказать слово, я бы от тебя от-
делался в одну ночь. Проклятье на твою голову, чуму тебе в сердце, чер-
тенок! Что ты тут делаешь?
Оливеру, словно намереваясь его ударить, но вдруг упал на землю с пеной
у рта, корчась в припадке.
за сумасшедшего), потом бросился в дом звать на помощь. Убедившись, что
того благополучно перенесли в гостиницу, Оливер побежал домой как можно
быстрее, чтобы наверстать потерянное время, и с великим изумлением и не
без страха размышлял о странном поведении человека, с которым только что
расстался.
в коттедж, событий там было достаточно, чтобы дать пищу для размышлений
и стереть из памяти все мысли о самом себе.
живавший в этом местечке, не отходил от ее постели; осмотрев больную, он
отвел в сторону миссис Мэйли и объявил, что болезнь опасна.
лестницу, прислушивался к малейшему звуку, доносившемуся из комнаты
больной! Сколько раз начинал он дрожать всем телом, и от ужаса на лбу у
него выступал холодный пот, когда внезапно раздавшиеся торопливые шаги
заставляли его опасаться, что уже совершилось то, о чем слишком страшно
было думать! И можно ли было сравнить прежние пламенные его молитвы с
теми, какие возносил он теперь, молясь в тоске и отчаянии о жизни и здо-
ровье кроткого существа, стоявшего у самого края могилы!