Чтение 56–й страницы книги ~Тропами горного Черноморья~

Аибгинского водопада.

ПО АИШХАМ*

Теперь перед нами не было транзитных порожних прогонов, подобных пути
через заповедник. Где бы мы ни шли, любой отрезок маршрута отныне
интересовал нас, как объект геоморфологического исследования.

Когда-то мне хотелось сделать кольцевыми все туристские маршруты. Тем
более грешно было бы ходить взад и вперед по одной и той же дороге теперь,
занимаясь изучением рельефа. Значит, кольцевым будет у нас и наиболее
далекий маршрут на Кардывач. Мы вольны выбрать для своих походов такие
трассы, какие туристам и не снились. Пойдем к Кардывачу не низом, вдоль
Мзымты, а поверху - по Аишхам. Знакомый путь по Мзымте только до Пслуха,
Впрочем, теперь и он удивляет неожиданной новизной.

Прежде я ходил здесь, не замечая, например, речных террас - остатков
древних днищ, вытянувшихся на некоторой высоте вдоль русел рек. А теперь мы
без труда различали террасы, построенные Мзымтой в процессе врезания своего
русла. Более того, оказывалось, что почти любое ровное место в долинах - не
что иное, как уцелевшая площадка какой-нибудь из террас.

*Так называется длинная и на вид пологая цепь луговых вершин Главного
хребта, протянувшаяся от Псеашхо к Кардывачу километров на тридцать.
Множественное число "Аишхи" мы своевольно применяли потому, что отдельные
вершины этой цепи у пастухов пронумерованы: Первый, Второй, Третий Аишха. На
карте этих названий не было, а пик Третий Аишха назывался совсем забытым
теперь именем Лоюб-Цухе.

Пслухская караулка заповедника. Развилка путей на Псеашхо (через Коготь
на хребте Бзерпи) и к перевалу Первый Аишха. Идем отсюда вверх по бурливому
Пихтовому Пслуху, мимо шипучего водопада, зигзагами по большому лавинному
прочесу в лесу... Выходим на луга Второго Аишха и поднимаемся на
второстепенный перевальчик через Грушевый отрог этого хребта.

Перед нами вся долина верхнего течения Мзымты, гигантский желоб между
горными валами Аишха и Агепста-Аибгинского хребта. Серо-сиреневые тучи над
зеркально гладкими скалами пирамид Турьих гор - там, как грохот обвалов,
перекатываются раскаты грома. А на дне долины среди иссиня-черной зелени
пихт словно светло-зеленое озеро: это луга Энгельмановой поляны. К ним ведет
круто спускающаяся горная тропа.

Невольно сопоставляю впечатление от этой картины с тем гнетущим
чувством, которое вызвал у меня утомительный поход к Энгельмановой поляне по
нижней тропе через Грушевый же хребет. Правда, тогда был дождь и вечно
ненастные спутники - Гоша с Сюзей. Наверное, в хорошую погоду да с веселыми
людьми и тот путь неплох. Но все равно эти два маршрута несравнимы. На
нижнем нет такого кругозора, когда можно видеть весь фронт горных колоссов -
от Аибги до Агепсты.

И хотя верхний маршрут связан с лишним подъемом и спуском, и поход по
нему удлиняется на день, ясно, что водить туристов к Кардывачу надо только
этим путем.

Аишха очень похож на Аибгу. Такой же, если смотреть с юга, однообразный
луговой хребтина с пологими вырезами седловин и почти не кульминирующими
пиками. Монотонный крутой склон изборожден как бы стремительно струящимися
лощинами. Лишь нижние пятьсот-шестьсот метров над Мзымтой одеты пихтовым
лесом. Весь южный склон исчерчен коровьими тропками и выглядит поэтому, как
и у Аибги, горкой-моделью для изучения топографических горизонталей. Да и
стержневая вьючная тропа так же бежит вдоль всего Аишха по высотам 2200-2300
метров, и так же нанизаны на нее Группочки пастушеских балаганов.

Один из таких балаганов делаем своей базой. Утром поднимаемся на
Главный хребет. Перед нами "порученный" нам горный мир. Любую его деталь,
поэтичную или прозаическую, мы одинаково обязаны заметить и истолковать.

Когда-то я ощутил переход от единичных впечатлений туриста к более
широким восприятиям краеведа, к профессиональным интересам туристского
работника... Теперь передо мною следующий скачок: я не только коллекционирую
красоты, я объясняю, смотрю на них холодным аналитическим взглядом. Вот
перед глазами скальная громада - вершина северного склона, так напрямик
когда-то и названная неизобретательным топографом: Скалистая. Раньше,
кажется, ахнул бы, онемел бы от восторга, впервые увидав ее кручи. А теперь
- не кощунствуем ли мы с Володей и Наташей, если уже через минуту спорим
друг с другом о количестве и высоте цирков на ее страшных склонах?

Впрочем, нет, все равно мы не холодные аналитики. Мы только быстрее
схватываем картину в целом, а значит, полнее постигаем и ее величие.

У наших ног обрываются кручи заповедных северных склонов. Они тоже, как
у Аибги, изрезаны крутостенными цирками, и к днищу каждого из них гребень
обрывается отвесами. В цирках несколько скромных горных озерец. Нам неоткуда
было взглянуть на кручи Аишха с севера, но, видя цирки, легко воображалось,
каким нагромождением пирамид выглядел оттуда этот кажущийся с юга монотонным
хребет.

За Мзымтой еще могущественнее возносится оскаленная Агепста, а на
севере, за вовсе неведомой мне долиной Безымянки, высится не менее
внушительный лесисто-луговой хребет, значащийся в заповеднике под
ненанесенным на карты названием "хребет Герцена" *.

Поперечные долины, изрезавшие склоны обоих хребтов, поражали чеканной
ясностью своих древнеледниковых очертаний. Корыта-т р о г и - как с чертежей
в учебниках.

* Это неожиданное название не случайно. Оно было дано хребту
студентами-практикантами Ленинградского педагогического института имени
Герцена.

В кресловидных цирках хребта Герцена сняли таинственные, не значившиеся
на карте озера.

Но сейчас наша цель не эти недосягаемые громады, а уже достигнутые нами
зубцы Аишха. Топографическая карта была здесь вполне точна, исправлений не
требовала.

Теперь мы уже не превращаем карту в цыганский платок, не закрашиваем
выявляемые контуры сплошь одним цветом, а наносим цветную штриховку.

Изображение рельефа штрихами - хребтов в виде елочек, а холмов
лучистыми звездочками - было делом давно известным. Наше новшество состояло
в том, что мы делали штрихи разноцветными. Склоны, обработанные ледником,
изображали розовыми штрихами, а прорезанные речным размывом - синими.

Получившийся рисунок нас невольно обрадовал. Склон не только не исчез,
как исчезал раньше, при сплошной закраске фона, но, напротив, выявился во
всей своей сложности: крутые части выразились более жирными штрихами, а
обрывы зубчиками. "Научная" раскраска не стирала рельеф, он сам начинал
сиять разными красками, соответственно разным путям своего происхождения.

На Ачишхо нас затрудняли формы со сложной историей: закраска фона не
допускала наложения одной краски на другую. Штрихи позволили решить и эту
задачу: в "елочках" можно было, чередуя, сочетать "хвоинки" разного цвета.

Радостное чувство верно найденного приема, метода. Теперь мы вооружены
и уверены, что справимся с работой. С увлечением обходим цирк за цирком -
они ложатся на топокарту ажурным цветным рисунком. Весь северный склон
начинает "зиять" красными зубчатыми подковами - так выглядят на нашей карте
окружающие каждый цирк отвесы, созданные морозным выветриванием у края
исчезнувших ледников.

Подножия этих стенок, прикрытые плащами осыпей, возникли в результате
перемещения и отложения щебня, упавшего сверху. Здесь и наши цветные штрихи
становятся прерывистыми, на подвижных частях осыпи распадаются на черточки,
а на нижних, успокоившихся частях осыпных шлейфов,- превращаются в точечный
пунктир. Веера из точек изображают скопление обломков, а каждая точка в
отдельности свидетельствует об окончании пути обломка. На такой карте рельеф
сам рассказывает свою историю.

Первый, Второй, Третий Аишха - все они высились пирамидами на Главном
Кавказском хребте. Чем ближе к Кардывачу, тем круче становились их скаты
Склон Третьего Аишха был настолько крут, что на нем исчезала магистральная
тропа, негде было ютиться балаганам. Именно здесь начинался переход к кручам
Кардывачского горного узла.

Но счет Аишхам еще не был закончен. Пастухи, не стесненные
геоморфологической логикой, нарекли Четвертым Аишха не следующую к востоку
вершину главного водораздела (не Западный Лоюб), а параллельный ему отрог,
отделенный от главного продольными же верховьями Сумасшедшей речки. Только
здесь нам и можно было пройти к Кардывачу с лошадью.

Крутизна склонов особенно подчеркивалась ручьем, который мчался вниз с
удивительной прямолинейностью, почти не меняя чуть ли не тридцатиградусного
уклона струи по всей длине падения. Это был как бы единый водопад с
всклокоченной водой, неудержимо рушащейся и почему-то не вырывшей тут
никакой долины. Вечная вспененность всего потока послужила основанием и для
названия: пастухи называют ручей Содовым за сходство с сильно газированной
шипучей водой.

Даже странно, что этот ручей лишь впадает в Сумасшедшую речку, а не сам
носит такое название.

Пересекли Сумасшедшую речку. В своем продольном течении, то есть там,
где она струится параллельно Мзымте, это вовсе не сумасшедший поток. Теперь
пас отделяет от Мзымты лишь округло оглаженный вал Четвертого Аишха. Легко
находятся какие-то тропы, быстро поднимающие нас на луговые просторы этого
вала. Мы и не подозревали, что встретим здесь так много стад и пастушеских
балаганов.

Казалось, мы уже налюбовались Агепстой с противолежащих вершин Аишха.
Что мог сулить нам второстепенный луговой хребтишка, прижавшийся к подножию
Главного хребта? Однако Агепста с Четвертого Аишха выглядела еще
великолепнее. Словно этот хребтик специально воздвигли здесь, чтобы смотреть
с него на чудовищные бастионы Агепсты, на пышно-голубой "мех" ее

Ледников... С наслаждением картируем райские луговины. Потом берем на