Домини всегда был готов к услугам. Если, наконец, полковнику хотелось
вспомнить какую-нибудь цитату из классиков, он мог быть уверен, что найдет
ее в памяти Домини, как в словаре. И тем не менее это ходячее изваяние не
способно было ни возгордиться, видя, что без него не могут обойтись, ни
обидеться, когда о нем забывали.
Мэннеринг, этот живой каталог, или, скорее, одушевленный механизм, обладал
всеми качествами удобного автомата, да к тому же еще и ученого.
Бристопорта; хозяином ее в то время был старик Кокберн (мне хочется быть
точным). Полковник попросил слугу проводить его к адвокату Плейделу, к
которому у него было письмо от Мак-Морлапа. Он велел Барнсу приглядывать за
Домини, а сам отправился со своим провожатым в путь.
комфорту в то время не очень-то еще себя проявило в столице Шотландии. В
южной части города делались попытки строить настоящие дома, как их
многозначительно называли, а Новый город в северной части Эдинбурга, столь
разросшийся впоследствии, тогда еще только начинал строиться. Большая часть
лиц высокопоставленных, и в частности законоведы, все еще продолжали жить в
тесных домиках старого города. Да зачастую и сам образ жизни этих ветеранов
закона не допускал никаких новшеств. Среди известных адвокатов того времени
были даже один или два, которые встречались со своими клиентами в кабачках,
как это было в обычае еще пятьдесят лет назад. И хотя молодое поколение уже
перестало придерживаться этой традиции, привычка разрешать серьезные вопросы
за веселой пирушкой сохранилась еще у пожилых адвокатов; они продолжали идти
по старой дороге - то ли в сипу того, что она была старой, то ли просто
потому, что они к ней привыкли. Среди этих поклонников прошлого, которые с
удивительным упорством придерживались старинных обычаев, был и Паулус
Плейдел, эсквайр, отличный, впрочем, знаток своего дела, человек очень
начитанный и достойный.
улицу, где галдели торговки устрицами, а лотошники с пирожками звонили в
свои колокольчики, потому что, как Мэннерингу объяснил его спутник, "на
Тройской башне только что пробило восемь". Мэннеринг совсем отвык от
многолюдных столичных улиц, с их шумом и криками, бойкой торговлей, с их
разгулом и кутежами, с непрерывно снующей толпой, где каждый человек, взятый
в отдельности, как будто назойлив и даже груб, но вся картина в целом,
особенно при вечернем освещении, поражает своим удивительным многообразием.
Дома были такие высокие, что огоньки, мерцавшие в окнах верхних этажей,
казались звездами в небе. Этот coup d'oeil, который в
какой-то мере остался и сейчас, был тогда еще величественнее благодаря тому,
что сплошные ряды зданий тянулись с той и с другой стороны, прерываясь
только у Северного моста, где тогда была великолепная площадь, занимавшая
все пространство от начала Локенбут и до самой середины Кэнонгейт; длина и
ширина этой площади соответствовали необычайной высоте расположенных вокруг
домов.
протащил его за собой сквозь толпу, и они неожиданно очутились на мощеной
улочке, очень круто поднимавшейся вверх. Повернув направо, они стали
взбираться по лестнице, на которой одним из своих пяти чувств Мэннеринг
уловил что-то не очень приятное.
послышался вдруг сильный стук в дверь еще двумя этажами выше. Дверь
отворилась, и оттуда до слуха полковника донеслись пронзительный и нудный
собачий лай, женский крик, душераздирающее мяуканье кошки и хриплый мужской
голос, который кому. - то приказывал:
котом что случится, мистер Плейдел мне этого в жизни не простит.
Плейдел или нет?
- Что же мне теперь прикажешь делать?
дюжего фермера. Одет он был в кафтан цвета перца с солью, который украшали
тяжелые металлические пуговицы; на голове у него была клеенчатая шляпа, на
ногах - высокие сапоги; под мышкой был зажат длинный хлыст. Фермер
разговаривал с растрепанной девицей, которая в одной руке держала ключ от
двери, а в другой - ведро с разведенной известью; по этому ведру в Эдинбурге
можно было узнать, что сегодня суббота.
Мэннеринг.
бывает.
А ты не скажешь, где его найти? - спросил Мэннеринг.
провожатый. - Девка могла вам и сама это сказать, да, верно, решила, что вам
с ним дома говорить надо.
узнает, что я по важному делу приехал, он меня примет?
чтобы к нему но субботам с делами ходили. Но приезжего он, может, и уважит.
- я ведь тоже приезжий, и у меня до него тоже серьезное дело.
так примет и простого человека. Только ради бога, не говорите, что это я вас
туда послала!
на меня время тратить, - не без гордости заявил наш добрый фермер и уверенно
зашагал вниз по лестнице. Полковник Мэннеринг и его провожатый последовали
за ним. Мэннеринг не мог надивиться, с какой решимостью его новый знакомый
протискивался сквозь толпу, расталкивая тяжелыми, напористыми движениями
всех прохожих, и трезвых и пьяных.
напролом и прет. Только далеко ему все же не уйти, зададут ему здесь хорошую
встрепку.
отлетавшие в сторону под мощным нажимом Динмонта, глядели на его рослую,
сильную фигуру и, по-видимому, решали, что с такими крепкими мускулами лучше
дела не иметь; таким образом, он спокойно продолжал свой путь.
остановился и, взглянув на провожатого, не спросил:
спустился вниз, завернул в какой-то темный проход, потом поднялся по темной
же лестнице и вошел в открытую дверь. В то время как он пронзительно
свистел, вызывая слугу, как будто это была собака, Мэннеринг осмотрелся
вокруг, удивляясь тому, как Плейдел, человек мало того что образованный, но
даже светский, мог избрать себе подобное место для отдыха. Двери совершенно
покосились, да и весь дом обветшал и наполовину развалился. Из коридора, где
они ждали, в переулок выходило окно, через которое в дневные часы сюда
проникал лишь скудный свет, но зато во всякое время дня и ночи, и особенно
ближе к вечеру, доносилась смесь отвратительных запахов. По другую сторону
коридора было еще одно окно, выходившее на кухню; других окон в кухне не
было, свежий воздух туда совершенно не поступал, и в дневное время она
освещалась только пробивавшимися из коридора узенькими полосками тусклого
света. Теперь вся кухня была озарена ярким огнем печей. Это был настоящий
пандемониум, где полуобнаженные мужчины и женщины суетились возле плиты; они
что-то пекли, варили, приготовляли устрицы и поджаривали на рашпере
посыпанные перцем куски говядины. Хозяйка этого заведения в стоптанных
туфлях, с выбившимися из-под круглой шапочки волосами, которые развевались
во все стороны, как у Мегеры, бегала, суетилась, бранилась, получала от
кого-то приказания и кому-то приказывала сама и была главной колдуньей в
этом царстве огня и мрака.
доказывали, что труды хозяйки не пропадают даром, а всячески поощряются ее
щедрыми посетителями. Мэннеринг и Динмонт попросили одного из слуг проводить
их в комнату, где находился законовед, веселившийся на традиционной
субботней пирушке. Зрелище, которое предстало их глазам, и особенно
состояние и вид самого адвоката, главного действующего лица во всем
спектакле, привели его будущих клиентов в немалое замешательство.
строгостью во взгляде и, пожалуй, даже с какой-то профессиональной
церемонностью в обращении. Но все это вместе взятое, равно как и свой
треххвостый парик и черный кафтан, он легко скидывал с себя в субботу
вечером, стоило ему только очутиться среди своих шумных собутыльников и
настроиться, как он говорил, на веселый лад. В этот день пиршество началось
с четырех часов, и в конце концов, под предводительством одного из
почтеннейших гуляк, которому за свою жизнь приходилось делить игры и забавы
целых трех поколений, собравшаяся там веселая компания принялась за старую и
давно уже забытую игру хайджинкс. В игру эту можно было играть по-разному.
Чаще всего участники ее бросали кости, и те, кому выпадал жребий, должны
были в течение определенного времени разыгрывать какую-нибудь роль или
повторять в определенном порядке известное число непристойных стихов. Если
же они нечаянно сбивались со своей роли или память им вдруг изменяла, они
подвергались штрафу - должны были выпить лишний бокал вина или заплатить
небольшой выкуп. Этой-то игрой и была занята вся веселая компания в ту
минуту, когда Мэннеринг вошел в комнату, у.
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Зыков Виталий