теприимного Попузинца. Утро пало солнечное. Тучи раздвинулись, обнажая
трепетную зеленцу осеннего неба, и стояли в полном безветрии. Это только
по утрам баловалась осень солнышком. Из лесов попахивало прелостью, а
черные птицы над полями кричали о зиме. Зато воздух - густой, горький, и
не без солонцы - был терпок и приятен, как острый огуречный рассол.
нечная пора. Тотчас обступили их расспросами, словно не видались полго-
да. Ночной поход, кончившийся, как будто, удачей, воодушевил барсуков.
землянке лежит.
дожду.
воздухе плавала обильная копоть... Когда вошли, пламя заколебалось в не-
решительности, но дверь закрыли, и снова замерло, бросая по сторонам ог-
ромные тени людей.
шинели торчали неподвижные ноги в сапогах, носками врозь как у мертвого.
Возле, положив лицо на руки, дремал Чекмасовский фельдшер, Шебякин. Са-
мым громким в землянке был фитиль в светильнике. Время от времени, как
бы наскучив стоять, он яростно кидался трескучими брызгами огня.
был рябой, игра света делала его круглое лицо похожим на луну. - Спит, -
повторил фельдшер, - а всю ночь плохо было. Под утро о бабе спрашивал...
кая ж у него?.. Ведь нету!
ся, но мигом перестал, едва взглянул в каменное лицо Жибанды. Жибанда
назвал себя. - Да-да, и тебя поминал, и Мишку... - заторопился Шебякин.
присел на атласный диванчик, уже грязный и прорванный не однажды.
шли по стене зимницы.
сил Шебякин. Мишке не нравилось плутоватое, выщипанное лицо Шебякина, и
он не ответил. - А все-таки, неделю или две?.. - снова зашевелился
фельдшер, и неожиданно стал подтыкать выбившуюся из-под Семена солому.
нувшись, Шебякин.
спине, потому что неоднократно уже задевал головой о низкий, бревенчатый
потолок зимницы, Петька подошел на цыпочках к столу и поубавил огня в
светиле. - Копотно!.. - пояснил он, двигая белесыми бровями.
нам непременно выправь. Не то чтоб вылечить, он и без тебя встанет... А
нам скорее нужно. Скоро подымешь, мы тебе патент выдадим, придворного
медика.
коны лесные, неписаные. Чик, и нет фершала!
в отцы...
вразумлял неспешно Жибанда. - Спросят, что видел? Отвечай, что глаза-де
мои старые. Может, и видели что, да не видели.
сам же испуганно зашикал, пучась по сторонам.
открыл Семеново лицо и возвестил, с видом оскорбленного достоинства взи-
рая на Жибанду:
ющую точку с такой пристальностью, что Петька Ад, и без того очень
взволнованный близостью раненого товарища, суеверно оглянулся. Барсуки
сдвинулись ближе. Семеново осунувшееся лицо не выражало ничего. Губы бы-
ли плотно сжаты, как бы ссохлись одна с другой.
ведя взгляд на Мишку, глядел ему в лоб, словно припоминал что-то. Мишке
сразу стало неловко, и краска нахлынула на его обветренное лицо. Мишка
не отвел взгляда. "Догадываешься, что ли? - думал он. - Так прямо гово-
ри. Ну, говори!" - Через полминуты ему стало особенно беспокойно.
Мишкино сообщение.
нулся так, как не тянулся ни перед одним капитаном в старую войну. Про-
исходило это от усердия, усердие - от жалости, - сердце в Петьке билось
доброе.
спящего, если бы не двигались пальцы левой, здоровой руки. Пальцы пооче-
редно прижимались к ладони, ведя какой-то свой счет. - Привезли ее?.. -
спросил Семен.
делая Семену намекающие глаза.
еле приметное подобие румянца окрасило его выдавшиеся скулы.
ростом выше всех, почел он именно себя обязанным давать ответы. - Не до
Васьки уж, товаришш! Все места заняты, и для живых-то!.. Хлеб везли. Га-
расим подводы занял... Да и куда ж мертвого везти!.. - Петька запинался
и потел.
ряя себя по бедру высоким картузом. - Хлеба пятьдесят пудов, да три ко-
ня, два с подводами. Овсеца я еще прихватил, на лошадок. Лошадка, она
любит овсеца...
бычу. И уже видели барсуки: Семен имеет право требовать отчета, быть не-
минуемо грозе. Люди зашептались, заколебалось пламя, быстрей задвигались
тени по стене.
ну, который притворялся, что дремал.
двадцать третьей землянки. Только этими словами и выявил он свое при-
сутствие в зимнице.
ну! - продолжал Гарасим повышенным голосом, когда Шебякин вышел. - На то
и барсуки мы... А только, как я поставлен у вас за каптера, так должен я
вас, сто семьдесят ртов, кормить. Да ты меня глазами-то не стращай! Царь
каторгой, поп адом... куда ж мне, серому, и деваться тогда!?. Даве каб
не лошади, как бы мы тебе фершала привезли? - Гарасим, очевидно, ждал
возражений, но тот молчал. Так они глядели друг в друга при сопящем мол-
чаньи остальных. Жибанда, подобрав щепочку с пола, расщеплял ее на ме-
лочь и откидывал в сторону.
сим, опуская глаза. Он обмахнул рукой увлажнившийся лоб. - Конешно, воры
мы, воры и есть... Не могу против лошадок устоять, страсть моя! Конек,
как он кубастенький да аккуратненький, он мне брата дороже, жены, чего
хочешь! Мне, Семен, еще по девятому году все вороные снились, весь год
снились. Я и задичал с них тогда... Меня конь за версту слышит, и я его
чую... не могу не взять, сам суди!.. - но уже через минуту, после не-
вольного своего признанья, стало прежним Гарасимово лицо. Мужик спрятал-
ся, остался цыган. Снова в глазных впадинах чуждо и непонятно замерцали
темные воровские глаза.
он.