копались в прошлом нашей семьи? - Он повернулся лицом к Фенстермахеру. -
Хорошо, я его поломаю.
свой вонючий курятник и кукарекать там.
пока не получил под зад коленом, кретин. Немецкий ублюдок. Не подходи
близко, не то раскрою тебе череп. - Локвуд достал из камина кочергу и
замахнулся.
Фенстермахер. - Я узнал то, что хотел. - Он погрозил Локвуду кулаком. -
Попробуй покажись теперь в Лебаноне.
И Лали от своего - тоже. Но ссору, очевидно, затеял судья Фенстермахер.
Ведь это он ездил в Шведскую Гавань, а не твой старик - в Лебанон.
пальца, да вряд ли у него такое желание было.
делится своими мыслями и никому не объясняет своих поступков.
был первый случай, когда Джордж Локвуд говорил о ком-либо со столь
простодушным восхищением. Он хотел было поиронизировать, но, подумав,
смолчал.
относился Томас Уинн, но, будучи его двоюродной племянницей и единственной
из живых представительниц своего поколения в семье, пользовалась благами и
связями, которые она получила благодаря этому родству. В угольной компании
Уиннов ее отцу всегда было обеспечено место, не требовавшее специальных
знаний по части угледобычи: на одной из шахт он служил кассиром, на другой
- агентом по снабжению, а потом был назначен помощником управляющего
наземными службами. Ему не было еще и тридцати лет, когда он понял, что
фамилия Уинн, обеспечивая ему работу, в то же время не позволяет
пользоваться полным доверием сослуживцев. Конечно, хозяева угольной
компании вовсе не обязательно должны вербовать шпиков из числа своих
родственников, и все же люди, с которыми приходилось сталкиваться этому
мягкому, добродушному человеку, хоть и не относились к нему враждебно, но
не могли забыть, что он - один из Уиннов. Такое отношение к нему еще было
понятно, когда он имел дело непосредственно с людьми физического труда, но
оно существенно не изменилось и после того, как он стал помощником
управляющего. Управляющие небольшими шахтами мечтали стать управляющими
более крупными шахтами, а эти последние - директорами и вице-президентами
правления. Секретарь любого управляющего знал о делах шахты больше, чем
помощник управляющего Терон Б.Уинн, двоюродный брат старика Тома. Но
деваться ему было некуда, и он это знал, поэтому проводил время за рыбной
ловлей на дамбе или в каком-нибудь другом месте, где не загрязнена вода,
или занимался живописью, изображая на своих полотнах забои и угольные
отвалы, а раза два в год ездил в Уилкс-Барре или Гиббсвилл, где устраивал
многодневные попойки. Фамилия Уинн давала ему то преимущество, что он мог
отлучаться на несколько дней по личным делам, заранее предупредив об этом
своего начальника. Его не считали незаменимым работником, поэтому никаких
вопросов в таких случаях не задавали. Возвращаясь домой, он всегда
привозил жене и дочери Агнессе хорошие подарки, и Бесси Уинн благодарила
бога за то, что этот забитый тщедушный человек, неуклюже старавшийся
понравиться людям, оставался цел и невредим". Он признался Бесси, и только
ей, что в бытность свою студентом мечтал стать миссионером, однако из
этого ничего не получилось, поскольку старший двоюродный брат, дававший
ему деньги на образование, хотел, чтобы он служил в угольной компании
Уиннов. Но он не оправдал надежд своего брата Тома: еще в колледже врач
сказал ему, что он не сможет работать под землей и потому должен
отказаться от мысли стать горным инженером.
послужило все то же нездоровье - оно помешало ему осуществить заветную
мечту о приобщении черных африканцев "к христианству и пресвитерианским
догматам. Глядя иногда на рабочих, вылезавших из шахты по окончании смены,
Терон Уинн отмечал с горькой иронией, что почерневшие лица и руки шахтеров
похожи на лица и руки тех, кому он собирался когда-то читать проповеди в
джунглях. И те и другие, одинаково темнолицые, упорно отвергали бы его
нравоучения. Но Терон Уинн не пробовал обращать этих ирландцев, литовцев и
поляков в свою веру, ибо его вера была такая же шаткая, хилая, как его
тело. Однако тело продолжало жить, и с годами Терон обнаружил, что его
организм обрел жизнестойкость, приспособился к тем немногим требованиям,
которые предъявляла ему жизнь. Он мог, если не спешил, много миль пройти
пешком по лесу, а его случавшиеся раз в полгода в Уилкс-Барре и Гиббсвилле
запои, казалось, вызывали лишь временное недомогание. Через два дня после
возвращения домой его даже совесть переставала мучить, и он снова
погружался в привычную атмосферу респектабельности. Он любил Бесси и
испытывал чувство горячей благодарности за то, что она отвечала ему
любовью, поддерживала в нем сознание собственного достоинства. Но любовь к
Бесси была несравнима с любовью к дочери.
знал. Он понимал лишь, что, лаская Бесси, зачал новую жизнь, и эта жизнь
стала расти и расти, пока не созрела достаточно, чтобы выйти из чрева
матери; с первого взгляда на существо, оказавшееся его ребенком, он стал
замечать перемены в себе самом; но он не знал, что их вызвало. Да и не
хотел знать. Вскоре его первое знакомство с народившейся жизнью
изгладилось в памяти, так же как те минуты физической близости с Бесси и
то время, когда она сперва предположительно, а потом с уверенностью
сообщила, что ждет ребенка. Рождение дочери убедило его, что он и не хотел
сына, только стыдился признаться в этом, пока Бесси была беременна, даже
самому себе. Лишь после рождения Агнессы он признал, что боялся, как бы
его ребенок не оказался мальчиком. Потому что мальчик, подросши, ожидал бы
увидеть своего отца сильным, волевым, одаренным, а совсем не таким, как
Терон Б.Уинн. За такого отца, как Терон, мальчик испытывал бы неловкость.
Будь сын вторым ребенком Терона Уинна, это не было бы так страшно, ибо
тогда Агнесса ограждала бы отца от неодобрительных, огорченных взглядов
своего брата. Но так как рождение Агнессы исчерпало способность Бесси и"
Терона производить потомство, девочка осталась единственным его ребенком.
дисциплины, наказание), взяла на себя Бесси. Разумная и неизбалованная
женщина, она не осуждала Терона, игравшего в семье роль великодушного,
предупредительного, любящего отца и мужа, стоящего как бы над нелегкими
буднями воспитания. Он же, в обмен на это, наделил Бесси почти всей
полнотой власти. "Нет смысла обращаться к отцу, - предупреждала она дочь.
- Он так же строг, как я". Девочку приучали не сомневаться в строгости
отца, и этот миф приобрел в ее глазах реальные формы: Агнесса поверила,
что ее отец - настоящая опора семьи и что его благосклонность и дружелюбие
- это награда за хорошее поведение.
вела себя скромно и тихо. До того как Терона назначили помощником
управляющего, Уинны не имели прислуги; лишь раз в неделю к ним приходила
женщина постирать белье, поэтому Агнессу приучили выполнять вместе с
матерью всю домашнюю работу. Потом они взяли постоянную прислугу в
дополнение к женщине, приходившей к ним по понедельникам и вторникам
стирать и гладить. За квартиру, помещавшуюся в доме компании, Терон не
платил, почти все необходимые ему и членам семьи товары - продукты,
одежду, рыболовные принадлежности, кисти и краски для рисования - покупал
оптом в магазинах компании. Уголь для кухни и отопления им доставляли
бесплатно. Кроме того, Терону Уинну полагалась, по его рангу, лошадь с
двухместной коляской или санями. Высокое положение в обществе
подкреплялось автоматически, во-первых, тем, что Терон принадлежал к роду
Уиннов, и, во-вторых, тем, что он всегда занимал административные
должности.
хорошенько разглядел ее, как он выразился, и то, что он увидел, пришлось
ему по вкусу.
Агнессу.
не видела. Помнишь мать Терона, Бесси?
бабушкой. Как бы это не вскружило ей голову.
леди. Где она учится, Бесси?
геометрию. Латынь - то есть Цицерона. Английский. Французский - его мы
только в этом году начали. Гражданское право по программе средней школы. И
Нортон Андрэ
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Посняков Андрей
Каргалов Вадим
Посняков Андрей