Далее он очень трезво и логично развивал свою мысль:
"Война есть кровавая тяжба властелинов, и нации она не должна
касаться... Несмотря на то, что горожане и крестьяне содержат войско, сами
они не идут на поле битвы, и солдаты должны быть набираемы лишь из
подонков общества, и только при помощи жестокого насилия их можно удержать
в строю!"
Но и подонков для пополнения армии Фридриха теперь не хватало. Беря
пленных, король включал их в состав своей армии. Ни вера пленных, ни
патриотизм их, ни национальность короля не интересовали.
- Попался мне - служи мне! - говорил он. Поражение при Цорндорфе
ожесточило Фридриха. Никогда этот человек не был жалостлив к людям, но
теперь он озверел. У него были в Европе города любимые и нелюбимые.
Любимые он еще не палил дотла. Но вот Мекленбург, к которому Фридрих питал
особую ненависть, король разорил вконец.
- Мы уходим из Мекленбурга, - сказал он. - Истребите все, что
поддается истреблению...
Когда ему доложили, что приказ исполнен, король ответил:
- Нет. Не все! Мы забыли вспороть подушки... Он покидал несчастный
город, все улицы и крыши которого были как в снегу. Долго кружился над
Мекленбургом пух из перин, долго порхали перья из подушек... Саксонию
король просто растерзал на нужды своей армии. Забрал всех мужин, вырубил
все леса и продал их, вырезал весь скот, урожаи ссыпал в свои магазины.
Скоро король прослышал о назначении Салтыкова командующим.
- Я такого не знаю, - ответил король, напрягая память. - Но я знаю
русских солдат - это прекрасные командующие сами над собой... Что делать?
Кажется, год будет очень тяжелым...
ЛЮБОВЬ, ЛЮБОВЬ...
За последние полгода, что прошли для графа Шверина в русском плену,
поручик Григорий Орлов успел споить его до такой степени, что, казалось,
поднеси свечку к носу графа - и граф вспыхнет, сгорая на огне алкоголя!
Весной 1759 года Гришка Орлов вывез Шверина из Пруссии на берега
невской столицы, где пленный адъютант Фридриха сделался собутыльником
великого князя в Ораниенбауме.
- Если бы я был на престоле, - говорил ему Петр, - вы бы никогда не
стали моим пленным... Пейте, граф! - И целовал немца, тыча в лицо Шверину
перстенек с портретом Фридриха:
- Вот истинно великий человек. Я проклинаю, заодно с вами, храбрость
русских янычар!
В кровавой схватке при Цорндорфе Григорий Орлов получил три жестокие
раны, но поля боя не покинул. Дрался, как лев. Могуче и яростно. Смерть
была бы для него спасением от кредиторов.
Отчаянная смелость поручика дошла до Петербурга, а любовные успехи
сделали его неотразимым для женщин. Екатерина увидела Орлова впервые из
окна - совсем случайно.
Улыбка невольно тронула ее губы, а он взял да и подмигнул ей: мол,
знай наших!
Екатерина сразу оценила его красоту, резкую и вызывающую. Конечно,
Орлов лучше Сережи Салтыкова и даже Понятовского.
Екатерину всегда привлекал дух гвардейской казармы, шумной, неистовой
и пьяной. Именно оттуда выходили по ночам эдакие молодчики, чтобы кого-то
свергнуть, кого-то возвести и все, полученное в награду, тут же бесшабашно
прогулять. И она с удовольствием узнала, что Григорий в гвардии любим и
уважаем товарищами.
- Паскуда он! - орал Гришка под пьяную руку о Петре. - Мы там кровь
за честь русскую проливали, а он, мизерабль голштинский, еще смеет
проклинать нашу храбрость? Товарыщи-гвардия, почто недоумок сей нас
янычарами обзывает?..
О! Это было как раз то, что Екатерине требовалось сейчас. Она, как
немка, должна опираться именно на русскую силу, чтобы ей простили ее
ангальт-цербстское происхождение. Англичане снова дали Екатерине денег, и
первым делом она тайком расплатилась за долги Орлова. Между тем британский
посол Кейт, маскируясь под алкоголика, всецело покорил ее мужа, даже не
заметив, что тем самым потерял дружбу Екатерины, - это очень большой
просчет дипломата!
Чем же занимались два приятеля, помимо того, что пили? Петр переводил
Кейту реляции из русской армии, выдавал секреты Конференции, а посол чаще
обычного гнал курьеров в Лондон, которые - понятно! - дальше Берлина не
ехали. Канцлер же Воронцов был трус и не тревожил это змеиное гнездо,
боясь навлечь на себя гнев великого князя по смерти Елизаветы Петровны.
Предел шпионству положила сама же императрица.
- А чего это урод мой на Конференции посиживает?.. Отныне, - велела,
- племяннику моему ни в сенате, ни в советах Конференции не бывать. Он -
вор!..
В утешение Фридрих наградил своего конфидента: Петр Федорович тайно
получил патент на чин полковника прусской армии и был счастлив безмерно -
скакал на одной ноге, гонял собак по комнатам, ботфортом громил на полу
легионы оловянных солдатиков.
- Ура! Я мечтал о чине поручика, а стал полковником!.. Не дорого
оценил Фридрих своего друга, если чин полковника он дал и безграмотному
тобольскому раскольнику Зубареву.
***
Де Еон закончил новую книгу "Налоги в древности и во Франции",
которая и вышла в Париже, вызвав шумные похвалы. Писал он при свечах, по
ночам, не щадя глаз. Насмешки, которым он подвергался здесь, в Петербурге,
за свою нравственность, сделали его отчасти замкнутым. Из женщин он дружил
лишь с толстощекой резвушкой Катенькой Воронцовой, дружил пламенно и
платонически, - до тех пор, пока она не вышла замуж за князя Дашкова,
тупого и красивого гиганта.
Сейчас де Еон погрузился в русскую историю. Европа совсем не знала
России: каждый, побывав два дня в Петербурге, мог потом врать что угодно,
- все равно поверят. Оттого-то и бегали волки по улицам Москвы, оттого-то
и питались русские солдаты мясом своих павших товарищей... Много было
тогда небылиц!
Заслуга кавалера де Еона в том, что он захотел поведать о России,
исходя из правдивых источников. Из-под его пера появилось несколько
статей, которые позже он и напечатал: "История Евдокии Лопухиной", "Указ
Петра Великого о монашествующих", "Очерк торговли персидским шелком" - и
другие. По тем временам это были серьезные исследования о России, и статьи
де Еона впоследствии переводились и переиздавались неоднократно...
Однажды маркиз Лопиталь вытащил "прекрасную де Бомон" в театр. Зал
был битком набит придворными. Нельзя сказать, что все они были страстными
театралами; иные, экономические, причины настоятельно призывали вельмож в
театр. Ибо - по указу Елизаветы - за непосещение театра без уважительного
повода платился штраф в 50 рублей. Так обстояло дело с высоким искусством.
С религией было иначе: за отсутствие в церкви придворные сажались на цепь.
Статские советники - на золотую, коллежские советники - на серебряную, а
сенатская мелюзга - на цепь обычную.
Грянула музыка. Началось игральное действо под названием "Радость
русского народа при появлении его Астреи". Сама же "Астрея" (с громадным
флюсом во всю щеку) сидела в ложе, которая помещалась как раз напротив
ложи французского посольства. Рядом с императрицей появился Воронцов, и
маркиз с де Еоном уже не смотрели на сцену, - их занимала только царская
ложа.
- Уверяю, - шепнул Лопиталь, - они говорят о нас... О, я бы дорого
дал, чтобы подслушать их беседу!
- Я догадываюсь, о чем они рассуждают. Их взволновал проект Версаля,
чтобы Россия дала Франции армию для завоевания Англии со стороны моря...
Вам, маркиз, предстоит свидание в казенном доме; учтите - козыри в руках
русских!
- Король сам просил Елизавету об этом.
- Елизавета тоже сама просила короля о многом...
***
Воронцов вызвал посла Франции к себе:
- Мы прочитали ваш проект и вполне согласны с гением Вольтера,
который назвал его сказкой из "Тысячи и одной ночи"... Начнем с того,
маркиз, что ни Штеттин, ни Одер, откуда вы предлагаете России отправиться
для завоевания Англии, России не принадлежат. Что же касается наших войск,
которые его величество король Франции просит выделить для него...
- Да, да! Вы, надеюсь, успели доложить императрице?
- Успел. Вот она и спрашивает: где это Версаль усмотрел наши
свободные от дела войска? Российская армия бьется на громадных просторах -
от Померании до Силезии! И, наконец, императрица препоручила мне задать
вам, господин посол, один вопрос...
- Посол короля ответит за короля! - напыжился Лопиталь.
Воронцов усмехнулся:
- Боюсь, что не ответите.
- Отвечу!
- Тогда отвечайте: с каких это пор в Париже стали думать, что Россия
находится в состоянии войны с Англией?..
Посол короля ничего не мог ответить за короля. Россия дала понять
Франции, что вмешиваться в колониальную войну между французами и
англичанами она не станет (у России в этой войне свои интересы).