ее лице сменилась радостью. - Я так боялась, что вы не придете.
что не обману вас.
его всегда нарушают...
Вспомните, я обещал вам кое-что, но только на сегодняшний вечер.
прошло по нервам, пробирая до мозга костей: надо действовать быстро и
решительно, не то сию минуту начнется новая сцена.
обещал.
подушки и обратила к нему взгляд, полный самого трогательного доверия. Он
взял ее за руку повыше локтя, и они с нежностью улыбнулись друг другу.
подложив дорожную шахматную доску, раскладывала из крохотных карт какой-то
хитроумный пасьянс. Изредка она неторопливо отпивала из стаканчика глоток
вина, а когда стаканчик наполовину пустел, подливала в него бургундского из
бутылки, стоявшей рядом на полу.
застегнутым доверху воротом и длинными рукавами, широкими, но с узкими
манжетами. Волосы зачесаны назад и схвачены белой лентой, точно у Алисы в
стране чудес - так она причесывалась на ночь лет, наверно, с пяти. Однако,
если посмотреть беспристрастно со стороны, все это выглядит более чем
сомнительно, думалось ей. Нет ни стола, ни подноса, не на что поставить
бутылку и стакан, да и сама бутылка отчасти смущает; белье и платье Лиззи
раскидано как попало - разделась и ничего не прибрала; бьет в нос
застоявшийся запах ее духов сколько их ни есть, все разит мускусом; и, пожа-
луй, всего мрачнее выглядит ее самой, миссис Тредуэл, занятие или, если
угодно, развлечение - сразу видны истинно женский беспорядок и расстройство
нервов, близость истерики, одиночество и уныние.
оставив позади скуку, царившую на верхней палубе, она надеялась тихо и мирно
провести вечер наедине с собственными мыслями, каковы бы они там ни были, и
пораньше лечь спать. Привычки Лиззи она уже изучила: эта особа, конечно, за
полночь будет прогуливаться со своим мерзким маленьким толстяком - вечно они
шастают по темным углам, и хихикают там, и визжат, и дают волю рукам, даже
не слишком скрываясь. Потом Лиззи ворвется в каюту, разгоряченная,
неуклюжая, пойдет на все натыкаться и все ронять в тесноте, громко щелкнет
выключателем и явится во всей красе - волосы топорщатся, как проволока под
током, по-кошачьи хищно сужены колючие зрачки. Скинет туфли, пинком
отшвырнет их в угол, сбросит легкое платье и выставит напоказ длинные тощие
ноги в коротких розовых штанишках и телесного цвета чулках. Уронит щетку для
волос и, поднимая ее, непременно скажет с наглой притворной учтивостью:
твари. Раздетая, эта женщина урод уродом. И при этом. Бог весть почему, мнит
себя красавицей - сидит перед дрянным пятнистым зеркалом, что над
умывальником, и любуется - заглядывает в глаза своему отражению, углы губ
подергиваются улыбкой. Пудрится и красится по пять раз на дню, старательно
превращает лицо в маску, будто актриса перед выходом на сцену. Льет на
макушку остро пахнущий одеколон из большого квадратного флакона, будто обряд
крещения совершает, смачивает под мышками так щедро, что течет по тощим
ребрам, а на лице дрожит упоенная самодовольная улыбка, и ноздри ходят
ходуном, точно у кролика. И говорит она только о духах, о нарядах, о своей
торговле да о мужчинах. Она их называет своими друзьями. "Я знаю в Гамбурге
одного человека - настоящий джентльмен, очень богатый. Он мой друг, -
поясняет она скромно и запрокидывает чересчур маленькую головку на длинной
жилистой шее. - Я даже чуть не вышла за него замуж, а теперь рада, что не
вышла" - потому что, оказывается, сей джентльмен обанкротился.
осыпают ее самыми дорогими знаками внимания, самыми лестными комплиментами;
все они рады плясать под ее дудку. Одна беда - их так много. "Надо все же
выбирать, nicht wahr? {Не правда ли? (нем.).} Нельзя же выйти за всех сразу,
вот что обидно!" Впрочем, понемногу истина просочилась наружу: друзья Лиззи
уже почти все женаты, но это, конечно, мелочь и пустяки - любой из них в
любую минуту с радостью оставит семью, стоит Лиззи только слово сказать.
Однако, на беду, она слишком дорожит своей свободой.
говорю - ха, говорю, за кого ты меня принимаешь? Их пятеро! - (Изрекая
что-нибудь в этом роде, Лиззи корчится от смеха и хлопает в ладоши). - Ну
конечно, сами понимаете, это немножко преувеличено, на самом деле их только
трое или четверо, и намерения у них не такие уж серьезные. Но можете мне
поверить, на замужестве я поставила крест. Я хочу жить весело, а замужества
с меня хватит - сыта по горло!
доску, разгладила слегка смявшиеся простыню и легкое одеяло. Потянуло
прохладой; она чуть вздрогнула и закрыла глаза. Ну почему она вовремя не
вспомнила, каково это - путешествовать за тридевять земель от цивилизации,
плавать на этих отвратительных пароходишках? Почему у нее не хватило ума
оставаться в Париже круглый год, даже в августе - Париж и в августе
восхитителен! - ведь там-то ей не грозит встреча с подобной публикой, с
такими личностями сталкиваешься где угодно, только не в Париже. Лица и имена
ее, с позволенья сказать, спутников все перепутались у нее в голове, от
одной мысли о них нападает тоска и уныние. Лиззи непрерывно про всех
сплетничает, перемывает им косточки - и все это свысока, тоном
превосходства, от ее мерзкого голоса просто зубы ноют.
спит со всеми студентами по очереди. Вечно они околачиваются у нее в каюте,
даже иногда сразу по двое, по трое, и, говорят, что там творится - ну,
что-то невероятное! Говорят, капитан вне себя, а что он может сделать? Не
сажать же ей под кровать шпиона?.. Да, и вот еще чудеса: знаете того
больного старикашку, его возят в кресле? Так вот, от него надо подальше, а
то он непременно дотянется и начнет вас трогать и гладить, ни одной женщины
не пропустит. Прикидывается, будто он вас так лечит от всех болезней. Старый
лицемер, в его-то годы, одной ногой в могиле, а туда же! Да, а знаете того
еврейчика, его еще по ошибке поселили с герром Рибером? Ну вот, он на днях
спрашивает герра Рибера: скажите, мол, сколько времени? У меня, мол, часы
остановились. А герр Рибер и говорит: самое время, говорит, остановить все
еврейские часы. Герр Рибер такой остроумный! Он говорит, ну и рожа у того
стала - одно удовольствие поглядеть!
Тредуэл порывисто поднялась, отряхнула свою длинную ночную рубашку, подошла
к иллюминатору и выглянула наружу. Чистый прохладный воздух омыл лицо, она
приоткрыла рот, силясь вздохнуть свободнее - от всего, чего наслушалась тут,
в каюте, чувствуешь себя запачканной! Небо и океан почти слились в
необъятной тьме, но от корабля падали на воду полосы света, и видно было,
как под самым иллюминатором набегают, вскипают белой пеной и вновь
откатываются волны. Что же мне делать, спрашивала себя миссис Тредуэл, куда
податься? Жизнь, смерть... стало страшно, как в густом тумане, мысли
путались: всегда она теряется, когда нужно действовать быстро, что-то
решать, устраивать, пускай ненадолго. И само это смятение пугает, ведь жизнь
и смерть, если вдуматься, ужасные, зловещие слова, никогда ей не постичь их
смысла. С детства ее учили: жизнь дана для того, чтобы прожить ее приятно,
щедро, просто. Будущее - это безмятежно-ясный простор, серебристо-голубой,
точно небо над Парижем в погожий день, лишь изредка по нему играючи
пробегают пушистые облачка; будущее чисто и свежо, как тонкая, хрустящая
голубая бумага, которой когда-то перекладывали ее детское бельишко, чтобы
оно оставалось белым, становилось белей белого, обретало голубоватую
белизну, точно лед. И она думала: вырастет, избавится от нянек, кончит школу
- и всегда будет жить весело и вольно, и всегда будет у нее любовь,
всегда-всегда, непременно - любовь.
оказалось - жизнь достаточно неприятная штука, подчас просто гнусная.
Пожалуй, я бы не слишком разобиделась, назови меня кто-нибудь благородной
потаскушкой. Сколько гадостей было в моей жизни, и всегда я сама была
виновата. Сама лезла в грязь и сперва ее даже не замечала. А когда замечу,
бывало, каждый раз думаю: но ведь это неправда, конечно же, это не настоящая
жизнь. Это просто несчастный случай, все равно как попасть под машину, или
застрять в горящем доме, или на тебя напали и ограбили, может быть, даже
убили: несчастный случай, но не обычная, естественная участь таких, как я.
Неужели я и вправду была замужем за бешеным ревнивцем и он бил меня так, что
у меня шла кровь носом? Нет, не верю. Не знала я такого человека, такой и на
свет не родился... Наверно, я прочла что-то похожее в газете... Только вот,
если я чего-нибудь сильно пугаюсь, у меня и сейчас идет кровь носом.
Интересно, а если меня станут убивать, я поверю? Или тоже скажу - нет-нет,
это просто кажется, со мной такое не может случиться?
она явится и начнет болтать о своих "романах". Такую женщину я к себе и на
порог бы не пустила, разве что она пришла бы сделать мне прическу или
принесла новое платье для примерки; а тут сиди и нюхай ее мерзкие духи, и
спи в тех же четырех стенах, и я чересчур много выпила и тридцать раз подряд
раскладывала пасьянс - и ни один так и не вышел. Но иначе жизнь - вот эта
Русанов Владислав
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Белов Вольф
Шилова Юлия
Никитин Юрий