Ну так что же случилось?
которого за целую милю пахнет потаскушкой, - в таких экипажах только
подобного сорта дамочки и раскатывают, - сегодня приезжала к так называемой
маркизе.
старшина? - всем нам решительно не понравилась, только мы не знали, что она
приезжала к маркизе. Женщина с негром, верно?
кличка - "принцесса Люксембургская". Недаром я ее остерегалась. Нечего
сказать, приятное соседство с этой новоявленной баронессой д'Анж!
что это недоразумение скоро выяснилось, как распутываются в последнем
действии водевиля недоразумения, возникшие в первом. Принцесса
Люксембургская, племянница английского короля и австрийского императора, и
маркиза де Вильпаризи, когда принцесса заезжала за маркизой в своем экипаже,
чтобы прокатиться вдвоем, каждый раз производили впечатление продажных
женщин - из числа тех, встречи с которыми трудно избежать в курортных
городках. В глазах многих буржуа три четверти обитателей Сен-Жерменского
предместья - беспутные моты (надо заметить, что некоторые таковыми и
являются), - вот почему никто из буржуазии их и не принимает. Буржуазия в
этом отношении слишком строга, ибо людей из высшего света, несмотря на их
пороки, чрезвычайно радушно принимают в таких местах, куда буржуазии вход
запрещен навсегда. И люди из высшего света глубоко убеждены, что буржуазия
это знает, потому-то они и держатся подчеркнуто просто и порицают своих
друзей, "сидящих на мели", и это окончательно сбивает с толку буржуа. Если у
человека из высшего круга завязываются отношения с мелкой буржуазией потому,
что он неслыханный богач, является председателем крупных финансовых обществ,
буржуазия, наконец-то видящая перед собой дворянина, достойного стать
крупным буржуа, готова поклясться, что он не знается с маркизом -
разорившимся игроком, о котором она думает, что необычайная его любезность
указывает как раз на то, что деловых связей у него нет. И она ахает от
изумления, когда герцог, председатель правления громадного предприятия,
женит сына на дочери маркиза, потому что маркиз хоть и игрок, да род-то его
самый древний во Франции: так государь скорее женит сына на дочери
низвергнутого короля, чем на дочери стоящего у власти президента республики.
Иначе говоря, эти два мира имеют один о другом столь же обманчивое
представление, как живущие на одном берегу бальбекского залива о береге
противоположном; из Ривбеля Маркувиль л'0ргейез еле виден; но именно это и
вводит в заблуждение: вам кажется, что и вас видят из Маркувиля, а на самом
деле почти все красоты Ривбеля там не видны.
и он нашел, что в жару мне вредно целый день проводить у моря, на самом
солнце, и прописал несколько рецептов, но хотя бабушка взяла его рецепты с
почтительным видом, однако по этому ее виду я сразу понял, что она твердо
намерена не заказывать по ним ни одного лекарства; что же касается его
советов по части режима, то их она послушалась и приняла предложение маркизы
де Вильпаризи ездить с ней на прогулку в экипаже. До завтрака я бродил из
моей комнаты в бабушкину и обратно. Бабушкина комната не выходила прямо на
море, как моя, но зато из трех ее окон открывался вид на уголок набережной,
на чей-то двор и на равнину, и обставлена была она по-иному:
от которых, как только вы входили, на вас словно веяло свежим ароматом. И в
то время, когда лучи, проникавшие во все окна, будто вестники разных часов,
срезали углы стен, воздвигали на комоде, рядом с отсветом взморья, престол,
пестрый, как полевые цветы, цеплялись за стену сложенными, трепещущими,
теплыми крылышками, всегда готовыми взлететь, нагревали, как ванну,
квадратик провинциального ковра перед окном на дворик, который солнце точно
увешивало гроздьями винограда, усиливали очарование обстановки и усложняли
ее, как бы снимая слой за слоем с цветущего шелка кресел и обрывая обшивку,
бабушкина комната, куда я заходил за минуту до одевания для прогулки,
напоминала призму, разлагающую свет, врывающийся извне, напоминала улей, где
скопились соки дня, которые мне предстояло вкусить, не смешанные, не слитые,
опьяняющие и зримые, напоминала сад надежд, растворявшийся в трепетанье
серебристых лучей и лепестков роз. Но прежде всего я отдергивал занавеску,
потому что мне страстно хотелось увидеть, какое Море нереидой играет сегодня
у берега. Ведь каждое Море оставалось здесь не долее дня. На следующий день
возникало другое, иногда похожее на вчерашнее. Но я ни разу не видел, чтобы
оно два дня подряд было одним и тем же.
испытываемое мною наслаждение еще усиливалось от неожиданности. Почему я
оказался таким счастливцем, что именно в это утро, а не в какое-нибудь еще,
распахнутое окно явило изумленным моим глазам томно вздыхавшую нимфу
Главконому, изнеженная красота которой своею прозрачностью напоминала
дымчатый изумруд, сквозь который мне было видно, как к нему притекали
весомые, окрашивавшие его вещества? Солнечные лучи начинали играть с ней при
виде ее улыбки, скрадывавшейся невидимым паром, представлявшим собой не что
иное, как свободное пространство вокруг ее просвечивавшего тела, и это
пространство уменьшало его и придавало ему особую выпуклость, какою
отличаются богини, которых скульптор высекает, выбрав для этого часть глыбы
и не потрудившись обтесать ее всю. Такою, несравненною в своей окраске, она
звала нас на прогулку по грубым земным дорогам, и на прогулке, сидя в
коляске маркизы де Вильпаризи, мы все время чувствовали, но на расстоянии,
свежесть влажного ее колыханья.
успеть съездить в Сен-Марс-ле-Ветю, к Кетгольмским скалам или куда-нибудь
еще: дорога была дальняя, мы ехали медленно и тратили на поездку весь день.
Предвкушая удовольствие длительной прогулки, я в ожидании маркизы де
Вильпаризи расхаживал взад и вперед и напевал какой-нибудь новый для меня
мотив. По воскресеньям экипаж маркизы де Вильпаризи стоял около отеля не
один; несколько нанятых фиакров поджидало не только тех, кто был приглашен в
замок Фетерн к маркизе де Говожо, но и тех, кто, не пожелав сидеть в отеле,
как наказанные дети, и высказав мнение, что по воскресеньям в Бальбеке от
скуки можно повеситься, сразу после завтрака уезжали на соседние пляжи,
ехали осматривать красивые окрестности, а когда кто-нибудь спрашивал г-жу
Бланде, не была ли она у Говожо, она обычно отрезала! "Нет, мы ездили на
мыс, к водопадам", - как будто она только поэтому не провела день в Фетерне.
А старшина из жалости к ней замечал:
деревцо, молодой посыльный, обращавший на себя внимание особой
гармоничностью цвета волос и кожным покровом, как у растений. Внутри, в
вестибюле, соответствовавшем нартексу романских храмов или же "церкви
оглашенных", потому что туда имели право войти и не жившие в отеле, товарищи
"наружного" грума работали не на много больше, чем он, но, по крайней мере,
двигались. Вероятно, по утрам они помогали убирать. Но после полудня они
были там вроде хористов, которые, даже если им нечего делать, не уходят со
сцены, чтобы пополнить толпу статистов. Главный директор, тот, которого я
так боялся, рассчитывал на будущий год значительно увеличить их штат - он
любил "широкий размах". Это его решение очень огорчило директора отеля, ибо
директор считал, что эти ребята "непроходимы": этим он хотел сказать, что
они только загораживают проход, а толку от них ни малейшего. Как бы то ни
было, между завтраком и обедом, между приходами и уходами постояльцев они
восполняли отсутствие действия, подобно воспитанницам г-жи де Ментенон, в
костюмах юных израильтян разыгрывавшим интермедии, как только уходили Есфирь
или Иодай. Но в неподвижности наружного посыльного, стройного и хрупкого, с
необыкновенными переливами красок, около которого я ждал маркизу, была
тоска: его старшие братья променяли службу в отеле на более блестящую
будущность, и он чувствовал себя одиноким на этой чужой земле. Наконец
появлялась маркиза де Вильпаризи. Позаботиться об экипаже и помочь ей сесть
- пожалуй, это входило в обязанности посыльного. Но ему было известно, что
приезжающие со своими людьми только их услугами и пользуются и мало дают на
чай в отеле, а еще ему было известно, что знать, населяющая старинное
Сен-Жерменское предместье, поступает точно так же. Маркиза де Вильпаризи
принадлежала и к той и к другой категории. Древовидный посыльный делал
отсюда вывод, что от маркизы ему ждать нечего и, предоставляя метрдотелю и
ее горничной усаживать ее самое и укладывать ее вещи, с грустью думал о
завидной участи братьев и хранил все ту же растительную неподвижность.
выезжали на проселок, и эта дорога, от изгиба, за которым по обеим ее
сторонам тянулись прелестные изгороди, и до того места, где мы сворачивали с
нее и ехали среди пашен, вскоре стала для меня такой же родной, как дороги в
Комбре. В полях попадались яблони, правда, уже осыпавшиеся, усеянные вместо
цветков пучками пестиков и все же приводившие меня в восторг, оттого что я
узнавал неподражаемую эту листву, по протяженности которой, точно по ковру
на теперь уже кончившемся брачном пиршестве, совсем недавно тянулся белый
атласный шлейф розовеющих цветов.
всю ночь просиживал возле ее цветов, где распускалось нечто молочное и затем
своею пеной обрызгивало почки, - цветов, между белыми венчиками которых как
будто это торговец из добрых чувств ко мне, а также благодаря своей
изобретательности и из любви к затейливым контрастам подбавлял с каждой
стороны розовых бутонов, так чтобы венчикам это было к лицу; я рассматривал
их, я держал их под лампой - долго держал и нередко все еще смотрел, когда
рассвет заливал их тем румянцем, каким он в этот час заливал их, наверно, в
Бальбеке, - и пытался силой воображения перенести их на эту дорогу,
Херберт Фрэнк
Ильин Андрей
Куликов Роман
Контровский Владимир
Глуховский Дмитрий
Вронский Константин