Чтение 56–й страницы книги ~Одна тень на двоих~

И она поняла, волчьей своей сутью уловила миг, когда тот, кто желал
ей смерти, дрогнул во встречной машине.

- Ногу с газа!! - орал кто-то рядом с ней. - Ногу с газа!!!

Она не знала, сколько метров - или сантиметров - осталось до
столкновения, когда ослепляющие фары вдруг сбились, вильнули, она взяла
чуть вправо, отслеживая каждое движение своих колес и готовая выправить
тяжелый корпус, если только он начнет сползать в кювет, но машина
держалась. Она держалась и во всем помогала Марте, словно понимала, что
ей тоже пропадать, если Марта ее не спасет!..

Почти чиркнув бортом по борту другой машины, она проскочила между ней
и метровыми сугробами и увидела в зеркале, как та машина, потеряв связь
с дорогой, подалась вбок, вильнула еще раз и наконец съехала совсем,
почти по крышу утонув в снегу.

- Убери ногу с газа! - приказал Данилов. - Марта, ну!!!

Она не сразу сообразила, кто это и что ему нужно, а сообразив,
моментально отпустила газ. Стрелка спидометра стала стремительно падать
к отметке в сто километров. Господи, какая же скорость у нее была?!

- Еще, - приказал Данилов, - еще. Ты слышишь меня, Марта?

Странно. Оказывается, в машине было очень тихо, только Данилов хрипло
и коротко дышал. Ей казалось, что вокруг все грохотало и рвалось, как
при артобстреле, и она не сразу сообразила, что это кровь грохочет у нее
в ушах.

Стрелка упала за сто километров, и впереди показалось освещенное
цивилизованным мирным светом Рижское шоссе. По нему шли машины.

- Аудиторша, твою мать!.. - с усилием выговорил рядом Данилов. -
Аудиторша хренова!

- Данилов, - спросила Марта удивленно, - ты что, материшься?!

Он наклонился к ней и поцеловал, сильно прижимая ее голову левой
рукой.

И когда он ее поцеловал, она заплакала и плакала до самой Москвы.

Из больницы Данилов позвонил капитану Патрикееву.

- Что? - спросил капитан из трубки, и Данилов страшно удивился,
услышав его голос. Он был уверен, что на дворе глубокая ночь.
Дотянувшись, он посмотрел на свои часы. Оказалось полшестого.

- У нас опять... чрезвычайное происшествие. Мне позвонили и сказали,
что горит дом Тимофея Кольцова.

- Кто позвонил? - перебил капитан.

- Не знаю. На моем телефоне нет определителя, а голос я не узнал. Мы
поехали и там...

- Что?

- Сзади оказалась какая-то машина. Из нее выстрелили, по-моему, три
раза. Попали мне в руку.

- И что вы от меня хотите?

- Ничего, - сказал Данилов, - просто ставлю вас в известность. Я пока
в больнице. Здесь милицию вызвали, по-моему, собираются протокол писать,
может, вы скажете, что не надо? Или надо?

- Какая у вас опасная работа - архитектор! - съязвил Патрикеев. -
Убивают, стреляют! Дайте трубку... кто там? Лейтенант?

- Я не знаю, - признался Данилов.

- А дом-то сгорел?

- Нет, - ответил Данилов весело, - не горел дом.

Тимофей Ильич охрану усилил, там все в порядке. Я разговаривал с его
женой.

- У Тимофея Ильича всегда все в порядке, - сказал капитан
неприязненно, - ну, давайте лейтенанта! А завтра утречком, кстати, я к
вам зайду. Вопросы задам.

- Хорошо. У вас есть мой телефон, вы позвоните сначала. Вдруг я
опоздаю.

- Болит? - вдруг спросил капитан.

- Болит, - признался Данилов.

- Навылет?

- Да. - Быстро пройдет. Правая рука?

- Да.

- Значит, месяцок левой придется рисовать.

- Я и так левой рисую, - сказал Данилов, - я левша.

- Где лейтенант-то?

Данилов протянул кому-то трубку, вовсе не уверенный, что это
лейтенант.

Марта маялась под ободранной дверью, он знал, что она там мается, и
ему хотелось скорее к ней.

Как будто она могла куда-нибудь от него деться.

Лекарства делали свое дело - Данилов отдыхал от боли, плохо соображал
и чувствовал себя прекрасно. Остаться на ночь в больнице он отказался
наотрез.

- Ты как? - спросил он у Марты, наконец затащив себя в машину. -
Может, теперь тебе .надо в больницу?

- Мне не надо, - сказала Марта. - Данилов, ты Суверен, что тебе можно
ехать домой? Может, останешься все-таки? Смотри, у тебя рука совсем не
двигается!

- Я не собираюсь сегодня ни копать погреб, ни косить луг, - возразил
Данилов, - езжай. У меня сил нет.

- Можно подумать, у меня есть, - фыркнула Марта.

- А... ребенок? - спросил Данилов и закрыл глаза. - Как ты думаешь, с
ним все в порядке?

Марта сбоку посмотрела на него. В неверном машинном свете выражения
его лица было не разобрать.

- Думаю, что ничего. Я же не прыгала с парашютом!

- Ты спасла нас, - сухо сказал Данилов, - он загнал бы нас в этот
карьер, если бы не ты и твоя машина. Я не знал, что ты такая сильная. И
храбрая. Вернее, я знал, но никогда не видел этого своими глазами.

- Данилов, - предупредила Марта, - я сейчас зареву.

- А торт? - спросил Данилов.

- Торт? - удивилась Марта и оглянулась по сторонам как бы в поисках
торта. - Он где-то здесь.

А что?

Торт она нашла под своим сиденьем, когда остановилась на светофоре.
Он был странной, не правильной формы.

- Я его соскребу ложкой с коробки, - решила Марта, - не пропадать же
добру, правда?

- Конечно. Ты позвонила Надежде Степановне, что не приедешь?

Марта опять посмотрела на него.

- Да.

- Хорошо.

Дома она стащила у него с плеч пальто и сказала с сожалением:

- Такая вещь пропала. И пиджак.

- Черт с ними, - отозвался Данилов рассеянно. - Марта, тебе придется
снять с меня водолазку. Она вся в крови, а руку я поднять не могу.

- Сейчас, - прокричала она из глубины квартиры, - только чайник
поставлю!

Он зашаркал в спальню, сонно думая о том, что снимать придется еще и
брюки, а он так хорошо пристроил руку - она совсем не болела и вообще
как будто не существовала.

- Я здесь. Давай.

Она вытащила его из водолазки, кинула ее на пол и стала расстегивать
ремень.

Он вдруг так смутился, что загорелись уши.

- Марта, я сам.

- И эти снимешь, и другие наденешь, - все сам? - спросила она с
сомнением в голосе. - Или будешь голый ходить? Он был голый и свободный!
- зачем-то добавила она, рассматривая его.

Она сто лет его не рассматривала.

Ей редко удавалось его порассматривать, и только один раз в жизни она
делала это открыто.

- Ты что? - спросил он, насторожившись.

- Ты похож на иллюстрацию к брошюре "Передвижной военный госпиталь в
Луге в 41-м году". - Она потрогала нашлепку у него на груди. - Болит?

- Почти нет, - сказал Данилов и улыбнулся, - но я научился
материться, как раз когда отдирал от себя пластырь.

- А кто тебя снова заклеил?

- Знаменская. Она проснулась, когда я матерился. Она у меня ночевала.
Я жаловался ей на свою судьбу.

Он был высокий и худой, как будто облитый смуглой чистой кожей. Под
кожей бугрились хорошие мужские мышцы. Марта помнила, какие они на
ощупь.

Может, он и не образец мужской красоты и стати, но ей он так
нравился, что она старалась пореже смотреть на него, чтобы не оказаться
в идиотском положении.

Теперь - то ли оттого, что он был "раненый боец", то ли оттого, что
он приехал среди дня к ней на работу и что-то долго и невнятно мямлил, а
потом их чуть не убили, - Марта рассматривала его во все глаза и ничего
не стеснялась.

Он вытянул из гардероба свитер, оглянулся, увидел, как Марта смотрит
на него, и опять спросил:

- Ты что?

Свитер он держал в левой руке.

Марта подошла и взяла у него свитер.

- Давай. Вот сюда голову, а сюда руку. А правую как мы засунем? Или
так оставим?

Ее руки потрогали его шею, здоровую руку, а потом грудь - по мере
продвижения свитера. Потом Марта обняла его.