Следствие о "шлиссельбуржской нелепе" было уже закончено. В подложном
манифесте Мировича она прочла о себе, что мужа извела ("опоен смертным
ядом"), что родственникам в Германии отправила 25 миллионов золотом и
"чрез свои природные слабости желала взять в мужья подданного своего
Григория Орлова, за что она конечно пред Страшным Судом никак не оправ-
даетца".
Екатерина яростно воспротивилась:
слышать хочется. К тому же, - добавила она, - мученье дела не ускорит, а
напротив, замедлит. Пытаемый должен лечиться долго, чтобы на эшафоте в
целостном виде предстать...
куситься на возмущение в Шлиссельбурге? Подпоручик сразу же указал на
гетмана Кирилла Разумовского:
беря, фортуну за чупрыну хватал покрепче?
рех пунктах. Первый: хотел бывать в комнатах, где жила императрица, но
его туда не пускали. Второй: хотел танцевать во дворце и оперы слушать,
какие знатным персонам доступны, но в театр придворный тоже не попал.
Третий: не имел в обществе желанного почтения. Четвертый: по челобитьям,
поданным царице о нуждах своих, получал отказы с "наддранием", а это ему
обидно... Вяземский распорядился о приискании палача:
палачи и возьмем...
нали лихое время кровавой Анны Иоанновны.
они. - Драть - пожалуйста, а рубить - не...
Обжорный рынок, высказываясь по дороге, что на эшафоте топором для стра-
ху побалуются, потом кликнут помилование и выдерут голубчика, как поло-
жено. Рыночной площади не хватило для собравшихся, зрители сидели на
крышах домов, толпились на мосту столь тесно, что там перила потрескива-
ли. Мировича привезли в карете, он был в епанче голубого цвета, низко
кланялся народу, легко и весело взбежал на эшафот. Склонив голову, вни-
мательно прослушал сентенцию о своих винах, затем крикнул:
подхватил голову за длинные волосы, предъявляя ее для всеобщего обозре-
ния, площадь содрогнулась в едином движении массы народной. Единым сто-
ном отвечала толпа на казнь и разом повернулась, чтобы бежать прочь...
Стихийный порыв был настолько внезапен и силен, что мост задрожал, пери-
ла обрушились, а народ посыпался в реку. В самой гуще этой обезумевшей
толпы бежал молодой солдат с раскрытым в ужасе ртом - Гаврила Державин!
Когда же парень оглянулся, то увидел громадный столб черного дыма - эша-
фот уже горел, а вместе с ним навеки исчезло и тело казненного.
пейцев на свои пустыри. По Европе уже разъезжали расторопные люди с
большими кошельками и хорошо подвешенными языками. На постоялых дворах,
в трактирах и на почтовых станциях они рассказывали невероятное:
в Бургундии или Провансе. Весной из Сибири прилетают уральские канарейки
величиной с ворону, они пьют росу из татарских тюльпанов, каждый из ко-
торых никак не меньше вот этой тарелки... Волга-это рай! Русская импе-
ратрица обещает вам полную свободу, никаких налогов и притеснений в ре-
лигии, она дает каждому на дорогу до Саратова по восемь шиллингов в сут-
ки... Такое счастье выпадает раз в жизни!
Станислава Понятовского, в гербе которого красовался "золотой телец",
отчего поляки прозвали его "теленком". Он был первым из королей, короно-
вавшимся не в Кракове, а в Варшаве, и явился на элекцию не в рыцарском
панцире с мечом, а в обычном платье французского покроя. Древняя корона
Пястов оказалась слишком велика для его головы, пытались так и сяк укре-
пить ее на Понятовском, но стальной обод кувыркался, делая корону шу-
товской. Догадливее всех оказался сам король:
этим человеком подошел к финишу, и продолжения никогда не последует. Но,
боже мой, сколько отдано чувств...
нием. Ему казалось, что в сердце императрицы уже не осталось места для
лирики, а все прошлое она умеет посыпать золой и прахом. Однако женщина
еще тосковала, и, может быть, даже не по Станиславу, а вообще по настоя-
щей большой любви, - это обрадовало Панина, ибо затеплилась надежда, что
"орлов шине" все же придет конец... Кичливый аристократ князь Репнин от-
бывал в Варшаву, чтобы управлять Понятовским на правах строгого референ-
та. Екатерина, опечаленная, проводила его словами:
гознающ, его речь блестяща, человек он добрый, но слабый, и за ним необ-
ходим присмотр, как за ребенком...
тую: Россия щедро одаривала поляков амуницией и порохом, пушками и
ружьями. Петербургский кабинет желал видеть Польшу соседкой сильною, но
обязательно дружественною. Петербург сам предложил Варшаве, чтобы
польская армия отныне была увеличена в два раза...
музыканта ее оркестра - Генрика Новицкого, и она встретила бедняка при-
ветливо:
ваших высоких достоинствах. Ну что ж! Если не удалось в этот раз, попы-
тайте счастья в иную конвокацию...
оркестре, играя на мандолине - с вдохновением!
чал, что для Екатерины он вроде удобного веретена, на котором императри-
ца скручивала угодную ей пряжу. Впрочем, она всегда беседовала с князем
вполне радушно, доверительно:
но, думаю, он скучает по моему тоже. И хотя с гетманом мы друзья старые,
но самовластия на Украине не потерплю.
Разумовский в глубине души неисправимый придворный и скорее булаву гет-
мана к ее ногам сложит, нежели расстанется с ключом камергера. Запреще-
нием являться ко двору она сознательно его оскорбляла.
ва вызвать до особы моей, и чтобы не мешкал сборами.
цев, с его характером, никак заменить не может.
и надобен для дел тамошних...
поджидал Платон, духовный наставник сына, дородный мужчина в соку, ума
великого, не любивший ее, о чем она хорошо знала. Платон как следует
продумал партию, сразу объявив шах. Екатерина прикрылась пешкою. Платон
сказал, что реконструкция Деламота в Зимнем дворце не везде удачна:
допустили кощунство непростительное.
назвала, с тех пор ханжества остерегаюсь. И прошу вас в век просвещения
быть пастырем просвещенным.
смешил меня. А вот Потемкин... какой Потемкин?
пятьсот рублей выцыганил, а отдавать - так нету его...
ра тело императрицы, сплетничала:
давно от светской жизни бежал и заперся... Глаза-то у него, матушка, не
Флинт Эрик
Орловский Гай Юлий
Жюль Верн
Володихин Дмитрий
Елманов Валерий
Суворов Виктор