Чтение 56–й страницы книги ~Спят усталые игрушки~

- Стоп.

Я нажала на тормоз и, поднимая ручник, осведомилась:

- Где деревня-то?

Машина стояла на опушке леса, прямо за ветровым стеклом начинались
огромные мрачные деревья.

- Дальше пешком, - вздохнула Нина, - подъехать нельзя.

- Где же "Вольво" оставить?

- Да здесь, - спокойно пояснила Сундукян, - народу нет, вокруг ни
поселков, ни дач, до станции почти тридцать километров.

На всякий случай я включила сигнализацию, и мы пошагали по целине. В
Москве снег давно сошел, вылезла первая травка и даже начали кое-где
распускаться цветы. Здесь же стояли сугробы.

Проваливаясь почти до колен, мы тащились минут пятнадцать между елями. Я
устала, промокла и отчаянно хотела пить. Наконец Нина влезла на пригорок и
указала рукой вниз.

- Гляди, добрались.

Отдуваясь, я влезла на холмик и замерла с раскрытым ртом.

Больше всего увиденное походило на съемочную площадку кинофильма "Русская
деревня восемнадцатого века". Огромный забор из почти не обструганных
стволов деревьев с угрожающе заостренными макушками скрывал почти полностью
поселение. Видны лишь крыши нескольких домов и какое-то непонятное
сооружение, издали смотревшееся как вышка для часового.

Мы дотащились до грубых ворот. Сундукян ухватила молоток, висящий на
пеньковой веревке, и два раза с размаху постучала по створкам.

- Кто? - незамедлительно последовал вопрос.

- Во имя господа нашего иду по жизни праведным путем, - отозвалась
Сундукян.

- Добро пожаловать, сестра дорогая, - прозвучало изнутри, и приоткрылась
узенькая калиточка.

Я прошла внутрь. Возле ворот стоял крепкий мужик. Длинная рубаха,
перепоясанная веревкой, свисала почти до колен, широкие брюки падали на
босые грязные ноги. Из-за клочкастой бороды и пышных усов он показался мне
стариком.

- Господь храни тебя, брат Феофан, - пропела Нина, кланяясь в пояс, -
хорошо-то дома как, не то что в Москве поганой...

- Здоровья желаю, матушка, - отозвался Феофан, кланяясь в ответ, - понять
не могу, как вы там живете, в капище идоловом. Терпи послушание, у каждого
свой крест. А у нас радость.

- Да ну? - встрепенулась Нина.

- Вчерась молельный зал доделали, последний гвоздик вколотили. Отец всю
ночь не спал, самолично мебель таскал. Уж мы ругали его за старание, куда
там! Не послушал!

- Славно, - одобрила Нина, - знакомься, брат, гостья у нас, Дарьей
кличут.

- Ласковое прозвание, - улыбнулся Феофан, обнажив ровные крепкие зубы. -
Сразу стало ясно, что мужику едва за тридцать. - Ступайте себе в избу,
отдохните, небось после дороги ноги гудят, - заботливо сказал парень.

Мы двинулись по неширокой улице.

- Вот, - сказала Нина, - те две избы мужские, следующие женские, а у
колодца, видишь, красная крыша?..

Я кивнула.

- Там дети, правда, их совсем немного. А слева молельня и дом Отца.
Только тебе туда пока ходить не надо.

- Что же мне, посреди улицы стоять?

- Нет, конечно, - ласково пропела Сундукян, - пойдем в женскую.

Она быстрым шагом дошла до большой избы и толкнула дверь. Темноватый
тамбурчик поражал порядком. По стенам располагались полочки, над ними
виднелись вбитые гвозди. Нина быстро сняла туфли и поставила на полку.
Потом, вешая на гвоздь куртку, сообщила:

- Снимай обувь, в избе босиком ходят, впрочем, некоторые и по улицам
тоже.

Я стащила ботиночки и почувствовала, как сквозь тонкие чулки пробирается
леденящий холод. Нина откинула занавеску из мешковины, прикрывавшую вход, и
мы очутились в большом, метров пятьдесят, помещении.

Посередине зала стоял длинный-предлинный стол из досок, по бокам тянулись
простые лавки. Между окнами сделаны нары, прикрытые цветными тряпками.

У стола с иголкой в руках сидела безвозрастная баба.

- Обливались? - поинтересовалась она.

- Нет, - покачала головой Нина, - только приехала, да слить некому.

- А я на что? - улыбнулась женщина. - Скидавай одежду, да пошли.

Нина подошла к нарам и моментально разделась донага.

- Ну, ты чего ждешь? - поторопила меня бабка.

- Она первый раз у нас, Катя, - пояснила Нина.

- Раздевайся быстренько, сестра, - заулыбалась Катя, - сейчас сил
прибавится, бодрости, здоровья.

Ничего не понимая, я тоже стащила с себя всю одежду и моментально
покрылась гусиной кожей.

- Ничего, ничего, - приободрила Катя, - сейчас согреешься, жарко станет.

Мы вышли во двор и застыли возле двери, как две статуи.

- С кого начинать? - поинтересовалась Катерина.

- Ну, конечно, с Даши, - отозвалась Нина.

- Лады, - согласилась Катя и велела:

- Зажмуряйся!

Я покорно закрыла глаза, и в следующий момент чуть не потеряла сознание.
На голову, прямо на темечко рухнул шквал ледяной воды. От неожиданности из
горла вырвался дикий крик. Глаза распахнулись. Довольная Катя улыбалась,
покачивая пустым ведром.

- Вопи, вопи, это. дьявол из тебя выходит, ну как, тепло стало?

Самое странное, что так оно и есть. Несмотря на струйки, быстро бежавшие
по коже, телу стало жарко.

- Говорила же, - удовлетворенно отметила Катя и обрушила на голову Нины
воду из другого ведра, - облиться - первое дело от всех напастей. Ну топайте
в избу, одевайтесь.

Нина быстро облачилась в юбку и протянула мне шапочку-тюбетейку.

- Надень на молитву.

- Зачем?

Сундукян пожала плечами:

- Учитель велит кстати, если голова во время бдения не прикрыта, то
потом виски ломит. Деваться некуда, и я натянула убор.

- Давай, давай, - поторопила Катя, - не тянитесь, щас начнут. Она вышла
за дверь.

- Вы всегда такой душ принимаете? - поинтересовалась я.

- Ага, - отозвалась Нина, - засовывая старательно пряди пышных волос под
шапочку. - Два раза в день всенепременно, утром и вечером. Здорово в тонусе
держит.

- И зимой?

- А как же?

- На улице?

- Что тут страшного? - Неужели никто не болеет, даже дети?

- Нет, - спокойно пояснила поэтесса, - даже насморка не наблюдается.

Возле молельни стояла тихая толпа. У входа, на табуретке высилась большая
эмалированная кастрюля. Молчаливые женщины и мужчины, все в одинаковых
шапочках подходили по очереди к "чаше". Довольно молодая женщина зачерпывала
деревянной ложкой резко пахнущую, похожую на кисель массу и подносила
сектантам со словами "Вкуси напиток веры и очисти душу".

Угостив Нину, девушка глянула на меня огромными прозрачными голубыми
глазами и тихо поинтересовалась:

- Кто это?

- Гостья, - ответила Сундукян и шагнула в молельню.

Я оказалась последней в очереди, все сектанты уже были в избе, и оттуда
доносился тихий, мерный гул. Женщина ощупала меня взглядом и внезапно
шепотом поинтересовалась:

- Отца видели? Я покачала головой.

- Вы состоятельны?

- Что? - растерялась я.

- Квартиру, машину, дачу имеете, а родственников нет?

- Точно, - подтвердила я, недоумевая, с чего бы это девушке
интересоваться моим материальным положением.

Женщина повозила ложкой в кастрюле и неожиданно страстно зашептала:

- Уши заткни, глаза прикрой, не слушай и не гляди на шарик. А потом беги
отсюда, пока цела!

- Долго ты еще, Света? - поинтересовалась пожилая женщина, выглядывая из
дверей.

- Сейчас, Марья Ивановна, только гостью угощу, - пропела девушка и
протянула мне пустую ложку.

Я сделала вид, будто наслаждаюсь подношением. Марья Ивановна исчезла.

- Найду тебя ночью, - снова зашептала Света, - часа в три зайду.

Совершенно ничего не понимая, я перешагнула порог и оказалась в почти
кромешной темноте. Но минут через пять глаза привыкли к полумраку. Огромное
помещение без окон. Воздух спертый, душно. Пол уставлен деревянными лавками.
Впереди - стол, на нем какие-то непонятные предметы. Люди в основном молчат.
Все они удивительно похожи: женщины в длинных юбках, мужчины облачены в
нелепые рубашки, подавляющее большинство босиком. У двери стайкой
пристроились худые дети, но Верочки среди них явно нет, самой младшей лет
семь, не меньше. Одна из девочек заходится в бесконечном кашле, даже в
полумраке видно, как у нее лихорадочно блестят глаза.

- Больную зачем привели? - спросила я у Нины. - Лежала бы в кровати.

- Ерунда, - отмахнулась Сундукян, - сейчас водичкой холодной обольют, и к
утру температура пройдет.

- Водой? - изумилась я. - Ребенка с температурой и жестоким кашлем окатят