— Высоко поставленное лицо!.. Сто тысяч долларов сразу и столько же после того, как ты со своей командой сядешь в Лефортово. Какие деньги! Можно уйти со службы, купить виллу где-нибудь в Эквадоре и положить на все во-от такой! С прибором!..
Да, самое любопытное: знает все, даже о количестве трупов, которых навалил твой Пострел. И о твоих… тайных договоренностях. Относительно десантуры, оружия и прочего. На память кроет, сколько ты автоматов отдал, боеприпасов, взрывчатки. В общем, срок вам натягивает. Приличный, скажу тебе, срок. А может, вы в Лефортово долго и не протянете. У кого острая сердечная недостаточность, у кого инсульт, кого уголовнички приласкают заднищей о бетонный пол… Ты бы должен знать, откуда у него информация.
— Не знаю, — откровенно признался Заремба и выпил. — Если бы ты имя назвал… этого высокопоставленного, можно было бы вычислить. А так гадать я не привык.
Сказал бы фамилию?
— Пока не скажу. Знаю: тебе только скажи — ты сразу же начнешь отстрел.
Всех подряд. Ты же партизан… Всех не отстреляешь, а дело погубишь.
— Какое дело?
— Карельское! Ты его правильно начал, а я идиот полный! Прости меня, Саня.
Теперь бы я этим мужикам… этой десантуре сам по пулемету выдал. Если увидишь их, скажи: этот придурок обмороженный был… не прав и теперь кается… Хорошо ты начал, только с хвоста. В Карелии, брат, хвост у этого дракона, а все головы тут, в столице. Но ничего, бей в хвост. Больно станет — хоть одну голову, но завернет назад.
— Мне бы не мемуары твои, а информацию, — посожалел полковник. — А то все вокруг да около…
— Меньше знаешь — крепче спишь. Могу сказать одно: твой помощник Выхристюк — тварь. Это он трупы считал, оружие, что ты отдал десантуре… Считал и мне на ушко нашептывал. Так что змею ты на груди пригрел.
— Что же ты раньше молчал? Слушал его и молчал?
— А мне раньше по двести тысяч баксов не предлагали, чтоб я своих в тюрьму сдавал, — отпарировал законник. — Мне положено следить за вами, стрелками.
Впрочем, что там… Знаешь, я же в прошлом военный летчик. Кстати, до сих пор еще снится… Но не в этом дело, плевать. В авиации есть такое понятие точка возврата. Точка, откуда можно вернуться на базу без дозаправки топливом. Иначе — запасной аэродром или вынужденная. Я свою точку проглядел, и теперь просто не хватит горючего. Запасных аэродромов нет, идти на вынужденную — горы и тайга внизу. Остается ручку дергать. Ручка такая есть, красная, между ног торчит…
Он засмеялся и Заремба решил, что спецпрокурор опьянел и раскис на жаре и хорошо бы сейчас уговорить его искупаться и освежиться, однако тот и слушать не стал: перепады в его настроении были почти моментальными и неожиданными.
— Это судьба, брат, — вдруг отрешенно и горько вымолвил он. — Скажи Поспелову, пусть он их мочит, сволочей! И не берет живьем. Передай ему, я велел! Нет, не велел, а просил — мочить!
Спецпрокурор опрокинул стаканчик водки, хотел закусить хлебом, но вдруг с жалостью посмотрел на кусок и бережно положил на газету.
— И есть уже не хочется… Эх, в преферанс не сыграли! А мне всегда в карты везло. Веришь — нет, когда летал — всегда выигрывал. У меня было так: либо козыри, либо мизер неловленный… Да что теперь вспоминать.
Не прощаясь, он внезапно вскочил и, словно обиженный, пошел через сквер к высокой стене дома. Заремба окликал его, хотел вернуть, однако спецпрокурор лишь отмахивался и уходил без оглядки твердым и решительным шагом.
Ошеломленный таким поведением всегда разумного законника, Заремба около получаса еще торчал на берегу, надеясь, что раздосадованный «собутыльник» еще вернется.
Потом спрятал в машину все мужские забавы — выпивку, закуску, карты, запер ее на ключ и поехал домой на метро со странным ощущением пустоты и разочарования. А дома разыскал квартирный телефон спецпрокурора и часа два бесполезно набирал номер: на другом конце срабатывал автоответчик…
Наутро же в конторе стало известно, что законник застрелился у себя дома из револьвера 1906 года выпуска. В барабане оказалась единственная гильза вероятно, фаталист сыграл в офицерскую рулетку…
Так было доложено на оперативке. Но когда полковник Луговой вернулся с места происшествия и заявился в кабинет Зарембы, открылись совершенно иные обстоятельства. Все было так: спецпрокурор сидел на кухонном табурете, откинувшись в угол, правая рука вытянута вдоль тела, под ее кистью лежал револьвер, голова опущена на грудь, в правом виске возле уха пулевая рана с черным пятном порохового ожога. Внешне — никаких следов насилия…
Однако после тщательного осмотра обнаружилось, что в квартире неизвестными лицами произведен обыск, в результате которого исчезли бумаги из встроенного и замаскированного под картиной металлического шкафа, а также из ящиков письменного стола. Дочь, приглашенная оперативниками на место происшествия, подтвердила, что отец хранил там чистовую рукопись и черновики своих мемуаров, над которыми работал три последних года, и что никогда не выносил их из дома.
Кроме того, наряду со звонками Зарембы — он всякий раз называл себя и просил отозваться, — на пленке автоответчика зафиксировался еще один, бессловесный: абонент пожелал остаться неизвестным…
Собаки лаяли не зря: и эта ночь не обошлась без гостей.
Правда, на сей раз явился блюститель порядка, майор Солодянкин с тремя милицейскими оперработниками. Во двор войти не рискнули и несколько минут, сидя в машине, сигналили, пока Георгий не вышел к ним за ворота. Солодянкин попросил отойти в сторону для конфиденциальной беседы: по сравнению с прошлыми встречами, поведение его резко изменилось разговаривал уважительно, тоном и видом своим подчеркивая, что он знает, с кем имеет дело.
Пожалуй, в «бермудском треугольнике» только самый ленивый не знал, что за фермер поселился в Горячем Урочище… Ушли в клеверное поле, присели на траву.
— Я немного в курсе, — сказал милиционер. — Но в вашу службу не суюсь, предупрежден… А дело вот какое. Вчера утром подняли труп Ворожцова, бывшего хозяина. Вы же знакомы?
Поспелов сориентировался мгновенно.
— Нет, мы так и не познакомились. Приезжал он несколько раз, но меня не было дома. Жена его знает.
— Думал, вы знакомы…
— Увы!.. А что с ним? Кто это его?..
— Непонятно, — угрюмо бросил Солодянкин. — Убит тремя выстрелами в упор, стреляли из ТТ. А потом еще за ноги повесили прямо на проселке. Согнули дерево и повесили. В Долине Смерти.
— Сурово…
— Да уж!.. В последнее время он с бизнесом связался, купи-продай. Может, прокатил кого?
— Может и прокатил.
Солодянкин умолк, искал подхода, что-то хотел спросить и не решался.
— Перед этим он куда-то пропадал, на несколько дней, — осторожно сообщил он. — Как раз ваши… люди работали на военном аэродроме. Самолеты летали, вертолеты… Я подумал, не завязан ли он был с вашими делами? Конечно, хотелось поговорить с ним, пусть и не начистоту, но более определенно. По поводу Васени из Нижних Сволочей, его связей, да и о Ворожцове бы не мешало потолковать: кто-то же был приставлен к нему, кроме Васени, кто-то же шептал ему на ухо, подталкивал, подсказывал…
Однако Поспелов давно уже потерял доверие к местной милиции — живут рядом с диверсионно-разведывательным формированием несколько лет, имеют «глаза и уши» в виде своей агентуры и хоть бы какую-нибудь информацию дали по пришельцам!
Подозревать сговор с ними нельзя, но близорукость потрясающая. Не исключено, что милицию тоже используют втемную…
— Ворожцова видели на тракторе, ехал в сторону Горячего Урочища, продолжал Солодянкин. — А потом как в воду… Где был? Вот я и подумал…
— Не правильно подумал, — односложно проронил Георгий. — Жена говорила: заезжал.
Меня не захватил дома, так уехал.
— Любопытно то, что он вернулся домой… когда у вас на аэродроме все закончилось.
— Совпадение…
— Жена Ворожцова говорит, приехал осунувшийся, страшный и напился до потери пульса. На утро похмелился и поехал куда-то. Вчера нашли.
— Ничем помочь не могу, — развел руками Георгий. — Своих забот…
— Понимаю, — многозначительно согласился милиционер. — Скелеты-то все еще пляшут?
— Пляшут, что им не плясать? Скелеты у нас по всей стране пляшут.
— Да, жалко. А была надежда…
— Васеню из Нижних Сволочей еще не задержали? — прощаясь, поинтересовался Поспелов.
— По агентурным данным, находится в банде, — доверительно сказал Солодянкйн. — У мародеров… А как поживает… завклубом?
— Хорошо поживает. Все в порядке.
— Надеюсь, и бывшая жена тоже? Или нет?
— Кто? — насторожился Поспелов, ощутив, как лицо опахнул горячий ветер.
— Бывшая жена, Нина Соломина.
Он что-то знал! И говорил сейчас не для того, чтобы блеснуть своей информированностью — с Ниной что-то произошло…
Георгий охватил его за грудки, притянул к себе.
— Не крути. Говори прямо. Что тебе известно? — — Пока ничего особенного, — Солодянкин высвободился из рук Поспелова, поправил рубашку. — Знаю, что она ехала к вам. И не доехала.
— Ко мне?.. Этого не может быть!
— Может, — угрюмо вымолвил милиционер. — Мои люди работают в Нижних Сволочах по убийству коммивояжера. Нина Соломина появилась в селе три дня назад, тебя спрашивала, искала попутный транспорт в Горячее Урочище. Сказала, что на ферме живет ее муж… Бывший.
— Да, а я не поверил, — самому себе сказал Георгий. — Посчитал за провокацию…
— Что?
— Это так… Нашла она транспорт?
— Нет… Пошла пешком. И если не добралась до фермы, значит…
— Значит, скоро полетит в космос, на планету Гомос. Слыхал о такой планете?
— Ей советовали не ходить в одиночку, — оправдываясь, проговорил Солодянкин. — Не послушала… Говорят, не в себе была. Не то что больная, а какая-то задумчивая… восхищенная, что ли. Или блаженная…
— Искать пробовали?
— Понимаешь… Вроде бы причины нет искать. Заявления ни от кого не поступало…
А потом, у нас бесполезно людей искать. Если пропал человек — с концами. Если, конечно, сам не объявится. Но ты можешь написать, мы зарегистрируем и… Ну, в общем, все равно гиблый номер. Ты-то лучше меня знаешь, куда исчезают люди в наших краях. Нет, мои опера, конечно, проехали по дороге от Нижних Сволочей до фермы — никаких следов. Моя агентура наблюдает за бандой, я ориентировал, если появится…
— Не появится, — прервал Поспелов. — Это не банда. Это организация, серьезная.
— Мне запрещено вмешиваться, — развел руками милиционер. — Не моя епархия… Все эти потусторонние силы, призраки, скелеты по твоей части.
— Ну, бывай здоров, — буркнул Георгий.
Милиционер ушел к машине, посовещался со своими подчиненными и скоро укатил в сторону Долины Смерти.