столкнуться за полвека, гораздо старше землян, и поэтому они сумели
взобраться по лестнице прогресса на невообразимую для вас - да и для
нас тоже - высоту. Возможно, и Земля когда-нибудь станет столь же
искусной в науках и технологиях.
удержало. Что-то разом сбросило его жгучее любопытство с небес на
Землю. И он вернулся к сиюминутным проблемам.
вовсе не возражаем против этого... - гм! - наименования. К сожалению,
за время нашего отсутствия люди превратились в нечто такое, что не
может у нас вызвать ничего кроме недоумения и легкой брезгливости. И
только благодаря факту, что хоть кто-то на всей планете пытается вновь
сделать людей людьми, а не слюнявыми овечками, наш разговор и стал
возможным. Меня совершенно не радуют родственники, падающие в обморок
при виде крови. Что, в конце концов, произойдет, если чужие вздумают
завоевать Землю? Даже бойни не получится. Получится плодотворная
прогулка грабителя и насильника по детской площадке.
вероятность, что Землю попытаются завоевать?
оседать? Земля не может заинтересовать ведущие расы - как не может
заинтересовать шефа "Чирс" Саймона Варгу муравейник на соседнем с
базой поле. Наткнуться на прогулке и разворошить подвернувшейся под
руку палкой - это еще возможно. Но - если начистоту - часто ли шеф
"Чирс" гуляет по окрестным полям?
заинтересовать некоторые расы - это ваша биоинженерия. Но все то, что
делаете со своим живым материалом вы, доступно и чужим. Все то же, и
еще много того, что Земле только предстоит научиться в ближайшие
тысячелетия. Есть две причины, по которым чужие могут посетить Землю.
Это скука и это любопытство.
чужие вели от скуки или же от любопытства?
что смеются они не оттого, что вопрос глуп или неуместен. Вовсе нет.
Варге скорее всего удалось взглянуть на приевшуюся им проблему с
совершенно неожиданной точки зрения. Как иногда удается детям поразить
взрослых неожиданной мыслью или неожиданным вопросом.
забывшейся причине угодил на конкурс детского рисунка - малышня
рисовала мелками на асфальте всякую маловразумительную лабуду. Но один
рисунок Варгу просто потряс. На асфальте был изображен желто-оранжевый
зверь, которого юный художник назвал "Жераф". Зверь имел совершенно
нормальных размеров шею и очень длинное туловище. Тогда Варга еще
подумал, что если зверь назван "жерафом", а не "жирафом" умышленно, то
кусок асфальта с рисунком можно смело вырубать и прятать, а лет через
пятьдесят продавать за баснословные деньги. Всплыл бы сейчас детский
рисунок Сальвадора Дали - то-то всколыхнулся бы мировой бомонд!
не отрываясь, глядел Расмусу в глаза.
нет ответа. Но если бы я задал такой вопрос чужим, меня либо убили бы
на месте, либо осыпали бы почестями. И я не берусь судить, что более
вероятно.
Пограничники снялись уже за полдень. Юркие легковые экипажи сибирских
безопасников и передовой группы долго мчались по левой полосе, обходя
нескончаемую колонну пятнистых грузовиков, лениво косящих глазами на
обгоняющую мелочь. Из-под выгоревших на солнце тентов выглядывали
скуластые стриженные лица. Цицаркин вдруг подумал, что этих юнцов,
вчера еще тискавших на лавочках одноклассниц и гонявших по траве
саморощенные мячи, посылают в самую настоящую мясорубку.
чувствовал в себе сил на подобное. И он в который раз подумал, что
ноша полковника Золотых в этом необычном деле - самая тяжелая.
промытым психологами мозгам. Чужая смерть давно уже его не ужасала, да
и своя много лет не казалась абстрактным понятием. Она стала понятием
вполне конкретным, некоей сущностью, непрерывно маячившей в поле
зрения, и на многих операциях Цицаркину приходилось прилагать массу
усилий, чтобы эта костлявая старуха в ветхом рубище не вздумала
приблизиться хотя бы на шаг. Тем не менее, старуха иногда оказывалась
совсем рядом, но ухватить его или хотя бы коснуться ей пока не
удавалось.
руки казенные иглометы, оторванные от дома и каждую ночь вынужденные
ловить проныр-контрабандистов на японокитайской границе. Чем для них
является смерть? Без разницы, своя ли, чужая ли? Как уберечь их
непрочное "я", если им придется убивать? И как оправдать, если
костлявая старуха сграбастает их в объятия, от которых уже не
освободиться? Сколько их в каждом грузовике, и сколько грузовиков на
каждом километре сибирской трассы?
смерть сами и отсылали других? Что они чувствовали при этом? Ведь не
может же быть, чтобы ничего?
Что важнее - сохраненные жизни тысяч людей, не вцепившихся друг другу
в глотки за последние двести лет, или неумение человечества дать
толковый отпор невесть откуда вынырнувшей горстке волков? Как
сравнить, как сопоставить, и как оценить одно и другое?
биокоррекцию или нет. Впрочем, тем, кто выбирает не только за себя, но
и за других, всегда бывает трудно.
пришлось выбирать за всех. За всех, живших тогда, и за всех живущих
ныне, и за всех, кто еще только будет жить.
которым, возможно, не суждено увидеть очередную осень. Которые навечно
останутся в сибирском лете с пулей в сердце и непониманием в
стекленеющих глазах.
подчиняешься приказам. Но все же - не любишь. Как странно, что
прогресс и цивилизация предполагают бесконечную цепочку ситуаций, в
каждой из которых ты выбираешь за других, а кто-то - за тебя, и крайне
редко человеку дается выбор, способный изменить исключительно
собственную судьбу.
нелегкий выбор.
трехсоткилометровых броска. И все. Грузовики полевых частей
оторвались, и ушли дальше по шоссе, а связистам и прочим тыловикам
велели разворачиваться, причем по полной программе. Второй раз было
уже легче - Арчи знал что делать и кому помогать. Мачта с релейкой
послушно вознеслась ближе к пушистым тучкам, что торопились куда-то
вперед, вслед за основной пограничной колонной. Ожил сонный
биосиловик, без капризов, впрочем, сожравший четырехдневный усиленный
паек. Над экипажами, снова поставленными "валетом", растянули
буро-зеленую маскировочную сеть. Водилы мигом затащили на крыши кунгов
полосатые пограничные матрацы - Арчи заглянул под сетку и впечатленно
покачал головой. Ну, прям, беседка где-нибудь на море, ни дать, ни
взять. Вокруг оживал выезд - поднимались мачты с антеннами,
озабоченные линейщики бегали с тяжелыми катушками кабелей, костяные
срезы лопат вспарывали годами слежавшуюся таежную почву.
в патруль, пока операторы налаживали связь. В центральном лагере, где
сгрудилась основная масса командно-штабных машин, рябило от звезд на
погонах. Хорошо еще, что и погоны, и звезды были полевые,
маскировочных оттенков.
безопасники и наблюдатели от командных структур.
пресловутый особист. Он о чем-то недолго пошептался с лейтенантом
Данильчуком, оставил ему небольшой брезентовый подсумок вроде
противогазного, и убрался назад, к центру выезда. Данильчук полез в
подсумок, извлек оттуда какую-то документацию и некоторое время
внимательно ее изучал, причем для этого специально перебазировался
из-под навесика перед входом в лабораторию аж в кабину экипажа, где
никто не смог бы его разглядеть из-за сетки.
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Свержин Владимир
Перумов Ник