потянулись друг к другу, чтобы сойтись в центре стола, и сошлись-таки, и
по спине Луара крупными каплями побежал пот.
поднесла его к лицу.
Прорицатель?"
В прорези пылал тройной огонь; отсвет его, в точности повторяющий форму
отверстия, упал Луару на лицо.
Луар - беззвучно, как тряпичная кукла.
ног моих лежала лужа, овальная, как зеркало в будуаре.
вперед, к маячащим городским стенам, другим концом назад, мне за спину.
Неширокая и неухоженная тропа сворачивала в сторону и тянулась через поле
к отдаленной рощице - зеленой и праздничной, умытой дождем, пережившей
зиму и вступившей в лето: той самой рощице, за которой, я знала,
скрывается сейчас загородный дом Соллей. Тот самый дом, где широкий двор
самой природой приспособлен для бродячего театра...
туда, где пролилась кровь их жертв?
моей тяжелой, намокшей под дождем юбки; подол колыхался, как занавес, и
над ним отражалось в воде мое маленькое, чумазое, исхудавшее лицо. А вот
так, господа, выглядят молоденькие глупые бродяжки.
или меня встретит живой Флобастер? Разве что Луар выйдет навстречу,
Луар-мальчик, трогательно серьезный и одновременно беззаботный, выйдет и
скажет: ничего. Ты пошутила, я ничего не помню, забудем вместе...
Как же, забудем... Когда в глаза зовут ублюдком... Когда гонят и
проклинают... И почему-то все подряд - мать вот, отец... Даже, казалось
бы, человек, от которого ничего такого ждать не приходилось... А что
ответила бы я, если б меня спросили так вот прямо: зачем я родилась?
смрадных уголках, давайте, давайте его осуждать... Любопытно все-таки,
если б мой собственный отец, которого я, кстати, тоже не помню, если бы он
оказался душегубом... Вроде Совы. Да, интересно, как бы я поступила, если
бы вдруг мне захотелось понять его, палача, темную душу...
голубое небо, которое в ней отражалось. Тухлое дело - плевать в небо.
Бесполезно и некрасиво. Себе дороже...
прихрамывая, понесли меня тем самым путем, по которому полгода назад
тянулись три наши повозки под надзором Флобастера, три повозки и проводник
- юноша с прямой ученической посадкой, парнишка, не знавший женщин,
влюбленный единственно в своего отца, героя осады...
притупившаяся игла. Наверное, на всю жизнь, подумала я, равнодушно глядя
на перебежавшего дорогу зайца...
считать детской игры, которую я вела сама с собой: будто тропинка провела
меня по времени, будто все вернулось назад и во дворе я снова увижу
накрытые столы, веселых гостей и суетливые приготовления к спектаклю - под
руководством Флобастера, разумеется...
стало ясно, что здесь не живут; испытав едва ли не облегчение, я замедлила
шаг - и тут увидела дымок, редкий, вялый дымок над одной из кухонных труб.
и одиночества, он не откажет в гостеприимстве девушке, сбившейся с
дороги... А может быть, девушке, ищущей работу, или несущей весть кому-то
из хозяев, я еще не придумала, разберемся по ходу дела...
нынешние неспокойные времена сторожу следует быть осторожнее.
загаженным помоями, неприбранным мусором, пометом и конскими каштанами; я
мысленно поставила себя на место госпожи Тории и тут же с треском выгнала
сторожа вон.
вполне обжитым - в приоткрытую дверь вела тропка, протоптанная по давно не
метенным ступеням. Изнутри пахло стряпней; я постучала раз и другой, а
потом вошла - на свой страх и риск.
царила грязь и паутина, поражаясь все больше и больше, я несколько раз
несмело окликнула воображаемого сторожа - когда глаз мой уловил какое-то
движение в темном боковом коридоре.
первым моим побуждением было потихоньку убраться восвояси; постояв немного
и умерив бешеный стук сердца, я решилась-таки сделать одни маленький шажок
в сторону и заглянуть в проем - одним глазом.
небрежной уборки; на полу около кровати сидела, сжавшись в комок,
маленькая лохматая девочка.
проникшая в запертый дом, то что сулит мне встреча с более взрослыми ее
собратьями - родителями? - которые явно присутствуют неподалеку? Или это
сторож сжалился над девочкой и впустил ее тайком от хозяев?
затравленного зверька.
бояться.
Чтобы видеть ее, мне пришлось присесть; она дернулась, вжимаясь в стену,
быстро облизывая губы - и нечто в ее движениях показалось мне знакомым.
Прежде, чем догадаться, я успела покрыться потом.
зло.
комнаты; в кухне, пропахшей кислым, стоял на столе накрытый крышкой горшок
с подгоревшей кашей. Кто-то должен здесь быть, бормотала я, сжимая кулаки;
воображение мое рисовало страшные, опровергающие друг друга картины:
маленькую Алану пленили и держат заложницей... Мертвая Тория, а она ведь
умерла, иначе ребенок никогда бы не дошел до такого состояния...
Злодей-сторож, безумец, похититель детей...
плечах тяжелый мешок; хлопнула входная дверь.
для прислуги уже никого не было; мысль об Алане подстегнула меня, не
соображая, что делаю, я подобрала валяющиеся в углу каминные щипцы. Если
это чудовище посмеет тронуть девочку...
полоса. Высунув нос наружу, я зажмурилась, привыкая к дневному свету;
где-то за сараем хлюпала вода, так, будто полощется в тазу недостиранное
белье: шлеп, шлеп... Льется вода, и снова влажное - шлеп, шлеп...
красных распухших рук летели наземь мыльные брызги. Солнце прыгало,
дробясь на вспененной воде, а пожилая женщина натужно и мерно возила
тряпкой о стиральную доску: шлеп... шлеп...
бесцветные и слезящиеся, вдруг широко раскрылись:
гладила мягкую покатую спину.
кормит девочку, как зверька, что ребенок неделями не мыт, что Алана
вырывается из ее рук и кусает, как белка, а у нее, старой больной женщины,
нету сил, чтобы силком засунуть ее в корыто...
было в любой момент вскочить и убежать. Исподлобья посверкивали угрюмые,
настороженные глазки.
нянька с детства боялась сумасшедших, она до смерти боялась свою
тронувшуюся умом госпожу - и горько ее жалела, потому что госпожа Тория
всегда была доброй и благородной госпожой. Светлое небо, уж лучше конец,
чем такие муки... Самый мудрый разум и самое чистое сердце - и вот теперь