Чтение 56–й страницы книги ~Вариант "И"~

- Чей же этот, по-твоему?

- В нем слишком много хозяев - неофициальных, но от того не менее
сильных. Но то, что нам приходится скрываться, - верный признак того, что
нас принимают всерьез.

- Ты в этом уверен? - неожиданно спросила она. - Нет, не в том, что
нас принимают всерьез, в другом: что мы - вернее, ты и твои
единомышленники - действительно серьезная сила?

- А ты уверена, что знаешь, на чьей я стороне?

- Не смеши. Это на тебе написано метровыми буквами, светящимися в
темноте.

- Ну хорошо. А ты сомневаешься во мне и моих единомышленниках? Для
этого есть основания?

- По-моему, да.

- Ну, - сказал я неопределенно, - поживем - увидим.

- Ты хочешь сказать, что...

- Если бы я ждал чего-то конкретного, это не было бы неожиданностью.

Случиться может все, что угодно, - в пользу и одних, и других. И
давай закончим этот разговор: время уходит, а дел на сегодня еще
предостаточно.

- Довлеет дневи злоба его, - согласилась она, легко спрыгнув со
стула.

Протянула мне кассеты - Теперь ответственность на тебе.

Я кивнул. Брать на себя ответственность мне было не впервой. Упрятал
кассеты в карман и подхватил свой неизменный суперкейс. Он был тяжёлым
даже на вид.

- Что там у тебя такое?

- Пижама, - сказал я.

- И, разумеется, зубная щетка. И дезодорант..

- Ну а как же без этого? - подтвердил я.

Глава восьмая

Чтобы избежать излишнего риска, я вывел Наталью уже нахоженной тропой
- по крыше и чердакам, воспользовавшись на этот раз другим подъездом. Мои
журналистские правила не рекомендуют повторяться. Руководствуясь ими, я
решил не пользоваться своей машиной, и, выйдя из дверей, мы сразу же
повернули в другую сторону, прошли по пустынным в этот час и не очень
освещенным улицам, вышли на проспект и вскоре поймали такси. Пока мы шли и
ловили машину, я успел продумать, что делать дальше. Воспользовавшись
телефоном такси, я позвонил очередной моей репортерской жертве - генералу
Филину. Он отозвался красивым театральным баритоном:

- Филин. Слушаю.

- Сергей Игнатьевич, простите за поздний звонок. Вас беспокоит
корреспондент немецкого журнала на русском языке...

Он прервал меня:

- Ваша фамилия?

- Вебер.

- Ага. Приходилось слышать. Вы, полагаю, хотите взять у меня
интервью?

- Так точно, - откликнулся я.

Понятия не имею, почему я ответил именно словами: "Так точно", хотя
вполне возможно было сказать просто: "Да, это я" или "Вы не ошиблись".

Чувствовалось что-то такое в этом человеке, что заставляло отвечать
по-солдатски. И его это, кажется не удивило. Он мне показался настоящим
генералом, то есть буквально - всеобщим начальником. И к тому же читал
немецкий журнал, издающийся на русском языке. И то, и другое можно было
сказать далеко не о каждом военачальнике.

- Когда?

- Когда вам будет удобно. Хотелось бы не позже завтрашнего дня.

Его молчание длилось не более полусекунды.

- Завтра - сложно. А сегодня?

Такого я просто не ожидал.

- Это было бы прекрасно!

- Адрес знаете? Не дожидаясь ответа, он назвал адрес. - Сколько вам
нужно времени, чтобы добраться до меня?

Я мгновенно прикинул:

- Минут двадцать пять...

- Жду вас через тридцать минут.

- Нас пропустят?

На мой последний вопрос он не стал отвечать - просто положил трубку.
Я дал шоферу новый адрес.

- К Филину, что ли? Не первый раз туда людей вожу, - сказал он. -
Серьезный мужчина. Ему можно верить.

- В чем? - спросил я.

- Да во всем. Если бы он куда-нибудь выдвигался, я бы проголосовал за
него не задумываясь. Только он политикой не занимается. Или тоже начал? -
Вот узнаем, - сказал я неопределенно.

- А где потом можно будет прочитать?

Я невольно усмехнулся:

- Вы что, серьезно?

- Будьте уверены.

- Право, не знаю, что сказать. Журнал - дело не простое... Могу
только пообещать: если опять придется с вами ехать - честно расскажу.

Этот водила мне чем-то нравился. Вообще у меня нет привычки раздавать
подобные обещания. Он же, запустив руку в карман, вытащил оттуда карточку:

- Понадобится машина - позвоните. Обслужу мигом.

- Спасибо, - сказал я. - Вполне может случиться. Ведь и на самом деле
могло. Машина тем временем неслась по четырехполосной - в одном
направлении - эстакаде Северо-Восток - Юго-Запад. Эстакада была
скоростной, и озаренные ртутным светом спицы великого московского колеса
быстро поворачивались под нами. Трасса - на высоте тридцатых этажей, а
значит - над крышами, потому что проходила она не над местами высотной
застройки - стрелой летела, оставляя внизу Ярославское шоссе и Мещанскую.
Справа медленно отступала назад Останкинская башня, а за нею - темный
зеленый массив, объединяющий Выставку, Останкинский парк и Ботанический
сад, уже много лет как слившиеся в одну нераздельную территорию.
Магистраль отделила от себя приток, плавно ускользнувший влево - на
Сокольники, Измайлово и дальше - к Среднему и Внешнему Кольцам. Дворец
Ремесел, занимавший вот уже лет пятнадцать добрую половину территории
Выставки, заменивший разброс ее павильонов и павильончиков, на мгновения
угрожающе воздвигся над нами, но тут же исчез за спинами - а впереди уже
ярко-желтым световым шаром обозначилась четырехъярусная развязка эстакад
Северо-Запад - Центр. Мы стремились все дальше, поравнялись со Стрелецкой
башней - самым крупным в Москве торговым Центром в середине Стрелецких
переулков. Водитель стал перестраиваться вправо. Над Самотекой развязка
увела нас вправо, к Можайскому радиусу. Над нами подсвеченное московскими
огнями небо на мгновение перечеркнула линия монорельса Кунцево - Перово,
почти сразу за нею отвернул съезд к магистрали Юго-Запад - Центр. На
нижний уровень улиц мы спустились возле Волхонки. При всех нынешних
многоярусных эстакадах, ездить в столице все равно оставалось тесно, и
иной раз казалось, что в пору расталкивать машины плечами - но наш шеф
ухитрился проскользнуть без сучка без задоринки, хотя раза два мне
показалось, что он каким-то непостижимым образом ухитрялся протискиваться
не между машинами, а просто проезжать сквозь них - тем не менее не
причиняя ни им, ни нам ни малейшего вреда. Я душевно позавидовал его
умению, понимая, что мне всего остатка жизни не хватит, чтобы научиться
так водить, да и одного умения тут мало - талант нужен. Мы тем временем
уже оказались в переулке, пустое спокойствие которого после только что
кипящей вокруг магистрали выглядело просто нереальным. Мне еще казалось,
что мы едем, а машина уже стояла перед подъездом жилой
тридцатишестиэтажки, на месте разрешенной остановки, как о том
свидетельствовал знак. Я искренне поблагодарил, вылез, помог высадиться
немного, по-моему, ошалевшей Наташе, подошел к водительскому окошку и
расплатился. И не мог не поблагодарить за искусство.

- Вот и вызывайте когда надо, - сказал шофер. - За вызов я беру не
много.

Я кивнул.

- А может, подождать? - спросил он.

- Не стоит, - сказал я. - Постараюсь пробыть там подольше.

Он понимающе кивнул и ударил по газам. Двери подъезда, даже с виду
массивные, внушительные, могли с первого взгляда показаться дубовыми, -
однако внутри угадывался металл; они раскинулись перед нами, стоило нам
приблизиться, и мы вошли.

- Я задаю всем одни и те же вопросы, - сказал я - наверное, на
большее у меня просто не хватает воображения. Заранее прошу извинить, если
они покажутся вам банальными.

Это было сказано после того, как мы оказались в квартире, в обширной
прихожей, где были встречены генералом и здоровенным псом, не выказавшим
по отношению к нам ни вражды, ни особого дружелюбия; он воспринял нас
снисходительно - и только. Генерал же был сдержанно-любезен, при виде
Натальи ничуть, казалось, не удивился и даже поцеловал ей руку с ухватками
опытного армейского кавалера. Ей это, похоже, понравилось - во всяком
случае, она в ответ искренне улыбнулась. По-моему, я уже научился
отличать, когда она улыбается от души, а когда по службе.

- Ну, банальностью вы военных не удивите, - ответил на мое
предупреждение Филин. - Вся военная служба основана на банальностях - если