в нем как пиво в бочке.
- Ты доберись, доберись... - всматриваясь в противоположный берег, сказал
Избор. - Дождешься еще. Сунет тебя судьба самого в сметану, а ты... Лучше бы
плавать учился, а то все караси на уме.
Ветер, что молчал всю ночь, дунул с новой силой и толкнул их в спины. Движение
воздуха взбаламутило туман. Он закрутился плотными вихрями, раскрывая перед ними
водную гладь. Прямо у них из-под ног, словно луч света, под водой тянулась
широкая полоса песка.
- Чур, я первый! - сказал Исин, и, не дожидаясь, что ему ответят товарищи,
погнал коня в воду. От брызг кони попятились, но люди удержали их.
На берегу, они спешились, и вытерли коней. Гаврила, водя рукой по конской
шкуре, оглядывался и качал головой.
- Чудно, - наконец сказал он. - Такое место, а ни дороги, ни тропинки....
- Лес, - ответил Избор, посмотрев за спину. Река, потревоженная их вторжением,
успокоилась, поднятую переправой муть унесло, и желтая полоса песка казалась
сплетенной из соломы рогожей, что проложили по дну.
- Верно, - согласился Гаврила, - Лес. Тем более, звериные следы должны быть. А
где они, следы-то?
Трава перед ним стояла прямая и сочная, но нигде нее было видно ни сломанных
веток, ни притоптанной травы, ни клочков шерсти на ветках.
Поприщ через пять они вышли-таки к дороге, а там дело пошло легче. Весь день
дорога безмятежно текла им под ноги, обтекая неприятности. Они проскакивали
деревеньки, объезжали городки, и никто не гнался за ними, не пускал стрел в
спину, не грозил лишить жизни не с земли, ни с воды, ни с воздуха.
День уже клонился к закату. Солнце, измотавшееся за день не меньше их,
готовилось нырнуть в облака, и все ниже спускалось к виднокраю. Гаврила на
глазах мрачнел. Беспокойство копилось в нем, как гной в ране. Пока его было
мало, оно не причиняло ему боли, только беспокоило иногда, когда мысль
натыкалась на необъяснимое, но со временем этого гноя в его душе скопилось
столько, что любое происшествие, любой случай он рассматривал как непонятую ими
и оттого боле страшную угрозу.
Что-то внутри ворочалось и просилось наружу - криком ли, действием ли. Он не
знал, что и как нужно сделать, но знал, что хоть что-нибудь сделать нужно.
Сомнения, что жили в нем, постепенно превращались в уверенность, но он молчал.
Избор, ехавший рядом, посматривал то на него, то на Исина. Хазарина ничего не
волновало. Скорее всего, он сейчас вспоминал рассказ Гаврилы о пирах, что в
Киеве, да золотой посуде, что князь Владимир раздавал своим соратникам.
До Киева оставалось всего ничего, и нетерпение гнало его вперед. В
предвкушении обещанных Гаврилой радостей он оглядывался, и его улыбка освещала
дорогу не хуже солнца. Гаврила, напротив, выглядел мрачным.
Глядя как сотник вертится в седле, Масленников нарушил молчание и выругался.
- Что злой такой? - спросил Избор.
- От злости, - невнятно ответил Гаврила.
- Случилось что? - насторожился Избор.
Гаврила так и не стряхнувший с себя мрачности и подавленности ничего не
ответил. Избор не стал донимать вопросами, только скакал рядом. Их кони
проскакал почти поприще, когда богатырь все-таки выдавил из себя.
- Не знаю... Что-то...
Он молчал, но Избор не спешил, и, в конце концов, Гаврила проворчал.
- Видно у меня одного душа о деле болит...
- Да ладно тебе... - остановил его Избор. - Толком скажи. Случилось чего?
- Толком?
Гаврила задумался, облекая в слова свои мрачные размышления.
- Чудно, - наконец сказал он. - Раньше как не оглянешься, обязательно кто-то
за спиной торчит, в затылок дышит. То на ковре, то на орле...
Он замолчал.
- А сейчас? - спросил Избор.
- А сейчас благодать. - Гаврила поднялся в стременах, оглядел небо позади и
впереди себя. - Хоть через степь езжай.
- Чему же удивляться? - ответил подоспевший к разговору хазарин. - Вон куда
ушли. Почитай неделю бегаем.
Гаврила зло посмотрел на Избора.
- Если б мы в Царьград должны были бы талисман донести, а оказались тут, то
нас бы может и не нашли... А так... Должно быть наоборот. Чем ближе к Киеву, тем
больше засад должно быть. Мышеловку то ведь перед норой ставят.
Ему никто не ответил. Деревья медленно плыли мимо них, огражденные кустами.
Слова Гаврилы что-то изменили в каждом из них. Исин, шевеля губами, смотрел в
небо и на лице его постепенно появлялось выражение озабоченности. Воевода
напротив смотрел в землю. Для него слова Гаврилы оказались ключом, что отпирал
доселе закрытую дверь. Он по-новому посмотрел на все то, что произошло за эти
несколько дней.
- Ты думаешь... - начал было Избор. Но Гаврила перебил его, словно боялся, что
тот напрямую скажет то, о чем он только думал.
- Я всегда думаю. А вот теперь особенно. И все главное больше о неприятностях.
Почему это они нас в покое оставили?
Избор тоже думал над этим, но для себя он нашел ответ.
- Потеряли, - уверенно сказал он. -Сколько уж бегаем, следы путаем. Да и
талисман, наверное, помогает.
Гаврила только хмыкнул. И слепой бы увидел, что уж он-то так не думает.
- А ты что думаешь? Почему так?
- Вот это и есть самое интересное, - сказал Гаврила. - Похоже, что они либо
испугались нас, либо потеряли к нам всякий интерес.
- Это было бы здорово! - Сказал Исин.
- Что?
- Ветер в спину и сознание того, что неприятности кончились, что ни одна
сволочь не стоит у нас на пути.
- Да, - задумчиво сказал Гаврила. - На счет сволочей ты правильно говоришь.
Вот и ветер второй день в спину.
Сказав это Гаврила помолчал, а потом встрепенулся, взгляд его стал жестким.
- Ветер? Ты проверял?
- А чего его проверять? - недоуменно переспросил Исин. - Подставь щеку.
Ни слова не говоря Гаврила поднял голову к небу. Легкие облачка там двигались
наперерез им. Гаврила молчал, и его молчание было тягостным, словно
надвигающаяся непогода. И когда упали первые капли дождя, он сказал:
- Переждем. Что мокнуть зря.
Они свернули в лес. Здесь под древесными кронами дождь почти не чувствовался,
только сильнее обычного шумели листья наверху. Они ехали молча. Каждый думал о
своем. Потом Исин, замыкавший цепочку, спросил:
- А что он может, талисман-то?
- Как это "что может"? - не понял его Избор. Он помолчал, соображая то ли
обругать хазарина на недогадливость, то ли ответить. Решил ответить.
- Висеть может, блестеть может... Русь, само собой от раззору...
- Да нет, - остановил его тот. - Я о другом.
Избор замолчал, и он посмотрел на Гаврилу, словно от него ждал ответа на свой
вопрос.
- Ты, я помню, рассказывал, как он Избора по кругу гонял, все уйти не давал.
- А! Это.... Ну перво-наперво конечно Русь.
- Это мы знаем, - перебил его Избор, - еще что скажешь?
- Кому его нести он сам выбирает.
- Это еще как? - удивился Исин.
- А так. А самое главное - он сохраняет целое! Пока ты добром его не отдашь в
другие руки, он все будет держать вместе.
Не получив ответ на первый вопрос, Исин вновь повторил:
- Это еще как?
Гаврила покрутил пальцами, словно выуживал ответ из воздуха. Задача перед ним
стояла не из легких - простыми словами объяснить несведущим людям суть
колдовства.
- Он сохраняет целое. Пока ты его по-доброму не отдашь кому-то, то он не даст
разойтись отряду, шайке, стране... Пока он с нами мы не сможем разойтись, а пока
он на Руси - она меньше не станет.
Исин первым нарушил молчание. Потрогав свои щеки он, наконец, сказал:
- Это что, вход бесплатно - выход золотой?
- Что-то вроде этого... - согласился Гаврила.
Избор крутил в пальцах ковчежец, вспоминая, что произошло год назад.
- Врешь! Как же тогда на болоте?
- Когда?
- Когда разбойники с тебя чуть штаны не сняли.... В ту ночь у нас Ханукка еще
Ирину уволок....
- Ну и что?
- Ты же говоришь - не разлей вода.
Гаврила погрозил пальцем, но ругаться не стал.
- Все верно. Талисман-то, где тогда был?
Избор молчал, потом вспомнил.
- У разбойников...
- Украли?
- Сам отдал.
- То-то. Сам отдал, сам и....
Гаврила умолк. Перед глазами в один миг промелькнуло все то, что произошло на
болоте - Бобырь с раскаленным добела мечом в руках перед подвешенным Избором,
лунный свет, запах горелой крови и комариный звон. Мысль, пришедшая ему в
голову, была настолько простой и ясной, что он несколько мгновений молчал,
прежде чем закончить фразу.
- Сам и взял... И вот, что еще. Похоже, что у тех, кто его лихим путем берет -
ворует или отбирает начинаются неприятности.
- Да у меня всю жизнь неприятности, - проворчал Избор, - разберись тут...
- Да. Тут не разобраться, - подтвердил Исин.
- Ничего, - ответил Гаврила. - Разберемся. Каким бы ты дураком не был, а
крупные неприятности от мелких всегда отличить можно. Помнишь, как тебя Бобырь
каленым-то железом гладил?
Избор невольно провел рукой по боку. Сожженный бок давно уже не болел, но шрам