любите его и, у вас хватит жалости сказать ему об этом, он не позволит
себе умереть. В противном случае я ни за что не ручаюсь.
что удушье рыцаря уже проходит. Но перепуганная Консуэло, думая, что
присутствует при последних минутах этого великодушного человека, обвила
его руками и покрыла поцелуями его высокий лоб - единственную часть ли-
ца, не закрытую маской.
реть, я отойду, а ты по крайней мере сможете вздохнуть свободно.
груди. Ему хотелось ощутить их нежную теплоту и вместе с тем заставить
молодую девушку отказаться от мысли открыть его лицо. В эту минуту вся
душа Консуэло вылилась в этом чистом объятии. Ей вспомнились слова Кар-
ла, не то насмешливые, не то ласковые.
себе умереть. Разве вы не чувствуете, что я люблю вас?
ла их в каком-то забытьи. Они вырвались у нее почти против воли. Но ры-
царь услышал их. Он немного приподнялся, стал на колени и обнял ноги
Консуэло, а та, сама не зная почему, залилась слезами.
карство дезертира и, опираясь на его руку, дошел до кареты. Консуэло се-
ла с ним рядом. Ее очень тревожило, как бы рыцарь не продрог в холодной
и мокрой одежде.
простудиться. Сейчас он наденет мой плащ, - я позаботился спрятать его в
карету, когда начался дождь, - ведь мне ясно было, что кто-нибудь из вас
да промокнет. Когда на мокрую одежду накинешь что-нибудь плотное и су-
хое, тепло можно сохранить довольно долго. Сидишь, как в ванне, а это не
вредно для здоровья.
мою мантилью - ведь ты промок, чтобы уберечь нас.
вашей. Накиньте на рыцаря еще и мантилью. Закутайте его хорошенько. А я
живо довезу вас до подставы, даже если мне придется загнать эту бедную
лошадь.
которую он привлек к своей груди, влила в него жизнь и тепло лучше, чем
все рецепты и предложения Карла. Изредка она касалась губами его влажно-
го лба и согревала его своим дыханием. Когда карета остановилась, рыцарь
прижал ее к сердцу с силой, свидетельствовавшей о том, что он чувствует
себя здоровым и счастливым. Затем он поспешно опустил подножку и скрыл-
ся.
похожий на крестьянина, слуга с потайным фонарем в руке. По окаймленной
изгородью тропинке он провел ее мимо какого-то невзрачного домика, дошел
до флигеля и, впустив ее, оставил там одну, заперев за ней дверь на
ключ. Увидев вторую дверь, она вошла в маленькое, чистое и скромное по-
мещение, состоявшее из двух комнат: хорошо натопленной спальни с удоб-
ной, уже постланной постелью и другой комнаты, где горела свеча и был
приготовлен отличный ужин. Консуэло с грустью заметила, что на столе
стоял только один прибор. И когда Карл принес ей вещи и сказал, что бу-
дет прислуживать ей, она не решилась ему ответить, что за ужином ей нуж-
но только одно - чтобы рядом сидел ее покровитель.
чего не нужно. Ты, конечно, больше устал, чем я.
бедной женушкой, - упокой господи ее душу! С какой радостью я поцеловал
землю, когда увидел, что мы еще раз выбрались из Пруссии. Хотя, по прав-
де сказать, я не знаю, где мы - в Саксонии, в Чехии, в Польше или в "Ки-
тае", как говорили в Росвальде у графа Годица.
узнал ни одного их тех мест, которые мы проезжали?
я неграмотный и не мог прочитать то, что написано на стенах и на придо-
рожных столбах. Кроме того, мы не останавливались ни в одном городе, ни
в одной деревне, а лошадей меняли всегда в лесу или во дворе какого-ни-
будь дома. Наконец, есть еще и четвертая причина - я дал господину рыца-
рю честное слово, что ничего не скажу вам, синьора.
ражать. Но скажи мне - рыцарь не кажется тебе больным?
взгляд, ему там совершенно нечего делать - ведь там нет ни души, если не
считать старого, неразговорчивого садовника.
ня.
только о вас.
сне свободу.
было уже два часа. День, видимо, был солнечный и ясный. Она попробовала
распахнуть решетчатые ставни, но оказалось, что они заперты на секретный
замок, как это было и в почтовой карете. Попыталась выйти, но двери были
заперты на задвижку снаружи. Она снова подошла к окну и увидела первые
ряды деревьев скромного фруктового сада. Ничто не указывало на соседство
большого города или оживленной проезжей дороги. В доме царила полная ти-
шина, и извне доносилось лишь жужжание насекомых, воркование голубей под
крышей, да время от времени раздавался жалобный скрип тачки где-то в ал-
леях, недоступных ее взору. Она бессознательно воспринимала все эти зву-
ки, приятные для ее слуха, так давно уже лишенного отголосков деревенс-
кой жизни. Консуэло все еще была пленницей и, несмотря на все старания
окружающих скрыть от нее ее положение, испытывала некоторую тревогу. Од-
нако она решила пока терпеть неволю - она оказалась не такой уж страш-
ной, а любовь рыцаря отнюдь не внушала Консуэло того отвращения, какое
внушала любовь Мейера.
встанет, ей не захотелось его беспокоить - ведь он нуждался в более дли-
тельном отдыхе, нежели она. А главное - она боялась разбудить другого
своего спутника, без сомнения крайне утомленного. Она прошла в комнату,
примыкавшую к спальне, и на том столе, где накануне был сервирован ужин,
- его убрали так тихо, что она и не заметила, - увидела книги и все при-
надлежности для письма.
на, чтобы заняться ими. Посреди своих тревог и волнений она ощущала неп-
реодолимую потребность вновь и вновь перебирать в памяти события прошлой
ночи, и ей не хотелось думать ни о чем другом. Так как, несмотря ни на
что, она все еще была пленницей, ей пришло в голову вновь взяться за
свой дневник, и она написала на отдельном листке такое вступление:
венных приключениях. Привыкнув говорить с той откровенностью, на какую
вдохновляет соответствие нашего возраста и общность взглядов, я смогу
открыть тебе мои переживания, которые остальные мои друзья, пожалуй, не
поняли бы и, вероятно, осудили бы строже, чем ты. По этому предисловию
ты догадаешься, что и я не свободна от вины. Да, я чувствую, что, быть
может, вела себя не так, как должно, но пока и сама не понимаю ни всего
значения моих поступков, ни их возможных последствий.
правде говоря, представляется мне почти пустяком по сравнению с тем, что
занимает меня теперь), надо тебе сказать, что я... что у меня... Не
знаю... Быть может, мне приснилось все это? Но я чувствую, что голова
моя горит, сердце трепещет, словно хочет выпрыгнуть из моей груди и пе-
реселиться в другую душу... Скажу тебе просто, ведь все это можно выра-
зить одним словом: мой милый друг, мой верный товарищ, я люблю!
не слышала. Ты скажешь, что я безумна, и будешь прав: ведь любовь - это
и есть безумие. Выслушай меня, Иосиф, и не сомневайся в моем счастье -
оно превосходит все мечты моей первой любви в Венеции. Это счастье столь
упоительно, что даже мешает мне ощущать стыд, когда я думаю, что приняла
его так быстро, так бездумно, мешает ощущать страх, когда я думаю, что
могла ошибиться в своем выборе, больше того - что, быть может, моя лю-
бовь безответна... Но нет, я любима - я чувствую это. Уверяю тебя, тут
нет ошибки, на этот раз я люблю по-настоящему, посмею ли сказать? - люб-
лю страстно. А почему бы и нет? Любовь приходит к нам от бога. Не в на-
шей власти зажечь ее в своей груди, как зажигают светильник на алтаре.
Все мои старания полюбить Альберта (рука моя дрожит, когда я пишу это
имя) не помогли мне раздуть в душе священный и жгучий пламень. Потеряв
его, я полюбила память о нем больше, чем любила его самого, живого. Как
знать - быть может, я смогла бы полюбить его совсем по-иному, если б он
был возвращен мне..."
- пожалуй, не такой уж жирной чертой, чтобы совсем нельзя было ее разоб-
рать, но все же зачеркнула, и это немного облегчило ее душу. Она была
сильно взволнована, и лихорадка любви невольно поднимала со дна ее су-
щества самые сокровенные мысли. Тщетно пыталась она продолжать письмо,
стремясь лучше уяснить себе самой тайну собственного сердца. Желая выра-
зить тончайшие оттенки своих чувств, она нашла только эти страшные сло-
ва: "Как знать - быть может, я смогла бы полюбить Альберта совсем
по-иному, если б он был возвращен мне".
Самойлова Елена
Андреев Николай
Доставалов Александр
Володихин Дмитрий
Круз Андрей
Распопов Дмитрий