начала, как ребенка, гладить по волосам. Михаил промычал что-то
неразборчивое, помотал головой. Она все гладила.
пятнах, лицо. Его широко расставленные глаза глядели сейчас беспомощно,
почти разбежавшись врозь. Анна молчала, разглаживала рукою лоб и высокие
крутые залысины.
Тохта в Синей Орде. Ему лишь серебро! Юрий уже со всеми перезнакомился в
Сарае, точит и точит под меня, как ржа. Теперь еще и митрополит...
ждут... Будет когда-нибудь ряд на Руси?! Где они, возлюбленники мои? Почто
молчат? С Литвою, все одно, нет доброго мира! Католики и там сумели...
Волынь... И теперь опять Новгород! Почему Юрию вс° простят и вс° разрешают
творить? Убийства, татьбу, нятье градов и весей - и все сходит с рук! И
всем хорош! Немецкие купцы совсем обнаглели: от меня к нему, и мыта не
платят за товар! Да, я великий князь! Но Юрий-то берет лодейное и повозное
с моих караванов на Москве! Тамо, на Западе, ихним графам да герцогам на
кажном мосту, с кажного воза дикую виру отдай и не греши!
начнет хлопотать об унии с Римом. Далеко до того? Уже близко! Когда все
поймут - поздно станет спорить, в те-то поры! Так что же он, Петр, не
понимает и этого тож?! Русь ли он спасает от резни или Юрия от моего
гнева? Я устал, Анна! Я не могу больше. Я не знаю, что делать уже!
разглаживать упрямые морщины дорогого чела. - Ты самый лучший.
Единственный. Для всей Русской земли. И для меня тоже. А Юрия не успокоить
тебе одному! Пошли к Тохте!
кладя себе на сердце. - Анна! Митя вот все спрашивал: <Батя, ты самый
главный на Руси?> Что скажу я ему, ежели пошлю за помочью к хану?
мол, самый главный - Тохта! Скажи, Тохта тебя любит?
дедушка, Александр Невский. А его полюбил Батый.
меня великим, пото и лукавят, и льстят, и лгут. Им я - словно стена из
камени адаманта сложена. А я устал. И уже не знаю, как мне собрать землю
свою воедино! Самому, без татар.>
что день сменяется ночью, и что пути господни неисповедимы и непостижны
уму... И не ведаю, что мне делать теперь.
Тохтою, - еще тогда, в самом начале, - ничего не смогли изминить. Куплюк
оказался сильнее. Баян был бездарен и заносчив. Его не любили воины.
Такому человеку всегда тяжело помогать.
войском. Тогда Баян, наконец, сел на своем столе. И тут же родной брат
Баяна, Мангатай, без труда изгоняет его из удела, и Баян вновь молит о
помощи, и снова отборная конница Тохты идет выручать Баяна. Что же делает
Баян? Отбив улус под Улутау, оставляет лучшие кочевья в руках врага. И
говорит теперь, что воины не хотели его власти!
подымают головы, а потомки великого Темучжина режут друг друга и не
остановятся, пока не вырежут до конца. Люди длинной воли исчезают в степи.
Города, что рушились под ударами моалов, теперь закрывают ворота перед
степными батырами.
до основания - его упросили не делать этого... И кто? Свои же люди! У кого
они будут покупать шелк и благовония, кому продавать рабов и коней, - и
это говорят правнуки Темучжина! Знатные тонут в роскоши, принимают веру
арабов, а простые мрут от голода и продают детей иноземным купцам, и он,
Тохта, не знает, как это изменить! Стоило племяннику Узбеку уверовать в
Магомета, и к нему устремились все ордынские бесермены. Купцы дают ему
серебро, и скоро Узбек станет самым сильным человеком в Сарае после хана.
Он уже и теперь опасен. А ему ли, Тохте, не знать, что значит жаждущий
власти! Такой легко перешагнет через кровь... Нет, не нравятся ему жадные
и хитрые бесермены с их арабскою верой! Лучше последователи Будды, бахши,
эти хоть не ищут золота и хранят там, у себя, в недоступных горах, высокую
мудрость, записанную в древних книгах... Лучше волшебники - даосы,
уверяющие, что знают тайны жизни и смерти; лучше даже русский Бог,
запрещающий держать много жен...
ногами коня! В городах он изнежится и погибнет, позабудет заветы Темучжина
и утеряет доблесть предков. Надо снова объединить всех моалов, как это
сделал Чингиз! Объединить и вернуть в степь! К этому он, Тохта, и
стремится уже давно. И вот такие, как Баян, губят великое дело! А
торгаши-бесермены тем временем натравливают ханов друг на друга. Он,
Тохта, построил свой новый Сарай на реке Яик. Но старый Сарай не пустеет,
и купцы не спешат к нему в степь. Золотой Орде нужен союзник, который не
станет хитрить! Мудрый Бату заключил союз с урусутским коназом
Александром. Руссы - урусуты, как их обычно называют в Орде, - становятся
грозной силой, когда ими правит один и достойный хан. И совсем ослабевают,
когда начинают повиноваться ничтожным и злым правителям. Тогда они только
режут и убивают друг друга, не находя сил против общего врага. Он дал им
право самим собирать дань Орде и не вмешивается в споры Михаила с коназом
Юрием. Но ежели он хочет прогнать бесермен из Сарая, ему нужен сильный
союзник на Севере. Не предаст ли его великий коназ Михаил, ежели он
поможет ему смирить Юрия Московского? И все же теперь, когда надежды на
Баяна совсем порушились, у него остается один путь: утвердить в русском
улусе власть коназа Михаила с его богом Исой и тогда, подобно
Менгу-Тимуру, уже с русскими полками брать города бесермен и утверждать на
Востоке власть Золотой Орды. Лучше менять скот на русский хлеб, чем
продавать детей степных воинов за море, врагам Орды, в обмен на красивые
ткани и украшения для иноземных наложниц! Коназ Михаил горд, но прям и,
кажется, честен. Он, Тохта, явится к урусутам сам, увидит их город
Владимир и будет говорить с коназом Михаилом в его волости, в вежах из
дерева. Михаилу самому никогда не одолеть Юрия без воли Орды, без его,
Токтагая, воли!
слаб, и предаст, когда ты сам ослабеешь. Помоги сильному, и в час беды он
станет тебе опорой. Так говорят мудрые. И все же все боятся сильных, ибо
сильный никогда не захочет быть рабом другого сильного, как не захотел он,
Тохта, быть слугой Нохоя!
нужны пашни и города урусутов. Хану Золотой Орды нечего делить с русским
коназом. И теперь, когда Михаил, кажется, понял, что без Орды не может
собрать Русь (а ему, Тохте, без урусутов не одолеть бесермен), кто мешает
им с Михаилом протянуть руки друг другу? А тогда, утвердясь на Западе и
отбросив потомков Хулагу-хана с Кавказа, Тохта поведет своих всадников
туда, за Алтай, и отвоюет далекую родину Темучжина. Увидит сам <голубой
Керулен, золотой Онон>, о которых поют песни у степных костров, почует
запахи трав, что вдыхали прадеды и прадеды прадедов. И будет снова одна
великая степь. И будет он там, в степи, принимать и чествовать послов из
разных земель, и сами урусуты станут привозить ему туда, в Монголию,
кольчатые брони и мед из своей земли, и престарелый коназ Михаил приедет к
нему в гости, и они будут сидеть с ним в шатре и вспоминать то время,
когда они, хан и урусутский коназ, заключили союз любви и обменялись
оружием там, во Владимире или Твери, стольном городе Михаила. Будут пить
мед и кумыс, слушать степные песни и беседовать о далеком, о прошлом, о
том времени, которое еще не наступило и только мыслится ему под мерный и
ровный бег степного коня.
масть коня становится трудно различить на тусклом разливе гаснущей зари.
Нукеры нетерпеливо посматривают на хана, но Тохта все так же легко и
свободно, чуть ссутуля плечи, сидит в седле, и длинный, неутомимый конь
его все так же бежит и бежит крупной рысью туда, к закату, к уходящему
окоему бескрайней великой степи.
собирался посетить русский улус и даже - согласно одному из сообщений -
умер по дороге туда, когда плыл на корабле по Волге.
отрава или случайная беда сломали эту жизнь, на которой, словло на едином
волоске, висела судьба великой степи и с которой, по сути, окончилась
история монгольской державы Бату.
Шилова Юлия
Корнев Павел
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Березин Федор