на Иерусалим и во все области и пределы иерусалимские, и сотворил брань
лютую, и воздвиже гонение великое на христиан, не разбираючи, латиняне ли
то или православные. Святые церкви разграбил и одрал вся многоценная:
иконы и ризы, и покровы, и сосуды изнесе, и воспретив службу христианом, -
храмы затвори и двери их камением загради, а иные колодьем завалив
снаружи... О, печальное позорище! О, вопль бесчисленный! Христиан, тамо
сущих, хватали, примучивая многоразличными муками, и казнили, не щадя ни
юности, ни седин, ни кроткой жены, ни нежной девы, ни инока! Но всех
вкупе, по многих томлениях, смерти предавая и имение их отнимая... А
монастыри синайские все разорены, жилища и пребывалища чернеческая и
пустынническая разрушены, игумены и попы избиты и расточены и разогнаны. А
епископов всех, мучив, ввергли в темницу, а Михаила, антиохийского
патриарха, распяли, яко Спасителя нашего! Такую жестокую беду претерпели
мы от агарян ради вины латинян, которые и нас-то не считают за истинно
верующих во Христа!
святого преподобного мученика Дементия, на завтра по Спасове дни, по утру,
в три часа дня. Осталось его - аки трехдневный молодой месяц бывает.
Щербина бе ему с полуденныя страны и омраку, аки синю, от Запада
приходящу. И пребысть тьма с час един, дондеже обратися солнце щербиною к
земли, и тако начало паки, по малу, свет свой припущати, дондеже солнце
исполнися и свет свой паки яви и обычною лучами светлостию сияше. Зри!
Солнце само оплакало напрасную гибель нашу, за грехи насылаемую!
благоверный повелитель ромеев, Иоанн Палеолог, слышав, коликое зло
сотворил салтан правоверным христианом, священникам и церковникам и всем
епископам и митрополитам, паче же и самому патриарху Михаилу
антиохийскому, сжалился о сем и умилосердись зело, печалуя и промышляя,
паче же добро творя и помогая христианом, послал послы своя к салтану
египетскому о миру, со многими дары. Он же, мир сотворив, патриарха и
митрополиты и прочая епископы отпусти восвояси, а церкви им паки предаст,
и взял у них двадесять тысящ рублев серебра, кроме иного узорочия и многих
даров. Вот на что, как некогда на выкуп плененных гераклеотов, ушло
присланное тобою серебро! О том пишу тебе, дабы ты ведал и знал, куда
употреблено все доставленное тобою.
пребываем, семо и овамо утесняемы, оттоле католиками, отселе мусульманами,
чая уже скорой гибели православному христианству! О, сколь несмысленны
правители стран православных, не ведающи гибели своей, дондеже не
съединятся вкупе и не восстанут с оружием противу неверных!
утвердил меня, недостойного, на патриаршем престоле священного града
Константина, дабы исправить все преждебывшие обиды и злобы, разделившие на
ся церковь православную, по неразумию свершенные ныне покойным патриархом
Каллистом, и тщусь вновь совокупить церкви Сербскую и Болгарскую с
Греческой, ибо чрез то надеюсь и верую составити союз всем православным
христианом, ныне утесняемым католиками и истребляемым неверными!
день, когда учитель наш, скимен-лев, первым подъявший меч духовный противу
хулящих исихию, святой и великий Григорий Палама, будет воистину
прославлен церковью! И зри, - пишу тебе здесь <святой> не как фигуру
некоей поэтической гиперболы или панегирика, но в твердом знании, что в
скором времени уже будет свершена канонизация златоустого Паламы, про
которого должно сказать не так, что утверждение имени его в святцах
прославит преподобного, но, напротив, сам он, создавший себе при жизни
венец сияющий, прославит собою ряды праведников, славящих Господа! И с
тем, мню, окончательно ересь Варлаамова будет посрамлена и отринута нашею
православною церковью!
составленный или же, вернее, снизошедший с небес кондак отпустительный
преславному Григорию Паламе:
неразумие василевса Иоанна Палеолога, которого великий муж оставил по себе
восприемником, простерлось до того, что идут переговоры двора с Папою о
принятии унии, чему я, патриарх Филофей, как пастырь и глава греческой
церкви, воспротивлюсь всеми силами власти, мне данной, равно как и силою
убеждения. И для того, льщу себя надеждою, канонизация Паламы послужит
важным подспорьем наших несовершенных стараний.
паче иных: приложу все старания, дабы сыскать такого и не ошибиться,
приняв медный блеск и свинец за золото и драгоценные камни...>
задумался. Мало того, что Русь платит ордынский выход! Теперь русское
серебро пошло уже на оплату военных расходов султана египетского! Эдак и
все мусульмане скоро учнут жить за счет христианской Руси!
себя на том, что не так быстро переводит с греческого, как в бытность свою
в Константинополе. Вспомнил и про себя повторил слова Иосифа Ракендита:
метода, калонов, сочетания, перерыва и ритма.
сиречь возвышенным... Впрочем, у многих новых писателей слог смешанный,
средний, таковы Фемистий, Плутарх, Григорий Нисский, Иосиф Флавий,
Прокопий Кесарийский, Пселл...
письмах же весьма уместны изречения мудрецов, так называемые апофтегмы, а
также пословицы и даже что-либо сказочное... Образцы для себя найдешь в
письмах Великого Григория, Великого Василия, Синесия, Либания и других...>
невозможности похода русичей на турок, доколе не сокрушена Орда, доколе не
побежден Ольгерд, доколе не подчинена Тверь и, с тем вместе, не объединена
воедино Владимирская Русь...
Константина, среди его выщербленных мозаик и колонн из разноцветного
мрамора... И ежели бы он мог... Ежели бы имел в руках силы всей Великой
Руси!
влахи...
позабывшись, запамятовав даже присутствие Леонтия, который слегка
кашлянул, напоминая о себе. Алексий протянул ему грамоту:
самое право жить на земле! - присовокупил он про себя с невольною горечью.
- И не расплатятся все равно, ибо богатства можно отобрать, ничего не
давши взамен! Да, он должен смирять и подчинять князей и княжества! Он
прав! Он не может поступать иначе!>
робость, предательство и бессилие? Кантакузин платил - доплатились! Теперь
Филофей платит, плетет паутину, которую запросто сметает любая грубая
сила! Доколе Русь будет искупать своим серебром пакости католиков,
захвативших византийские земли? Когда нужны оружные полки, железо и
мужество, а не серебро и византийская риторика! Дабы вымести тех и других
с православного Востока!
вперед, Филофей Коккин, обнимающий умом судьбы всего православного мира,
Византии и Ближнего Востока, Болгарии, Сербии, Влахии, Армении, Грузии,
Литвы и Руси, или он, Алексий, упершийся в одно крохотное, по сравнению со
всей христианской ойкуменою, место - в междуречье Оки и Волги, где и ведет
яростную борьбу за преобладание одного - московского - княжества? Кто из
них более прав? И не постигнет ли Русь судьба Иерусалима и Антиохии,
которые захватывают и грабят все, кому не лень?
ворот, на разгоряченное тело: а друг ли ему Филофей? Или, что вернее,
будет ли ему другом всегда?
свирепого>, по выражению Григоры, но превосходно умеющего отступать и
уступать, применяясь к силе обстоятельств и норову власти.
льстеца, что последний говорит, чтобы сделать приятное, а первый не
останавливается и перед огорчением>, - напомнил он себе слова Василия
Кесарийского.
турок? - вопросил, нарушив мол чание, Станята, дочитавший грамоту Коккина.
И Алексий вздрогнул, настолько вопрошание Станяты легло вплоть к тому, о
чем подумал только что он сам. И что будет тогда? Этого он даже Станяте не
мог бы высказать... Не знал!
Отпустивши Станяту, позвонил в колокольчик.