пустыню-скачи без остановок. Войско, пока в движении, в сражениях,- его,
раскиданное по кочевьям - чужое. Мать говорила: <Теперь каждый мужчина
воин>. Так и должно быть. Каждый воин. А место воина в строю, в бою, а не
в юрте, под боком у женщины.
землях, у многих распалило зависть, и они готовы без раздумий мчаться на
край света за дорогими одеждами, красивыми женщинами и быстрыми скакунами:
нудна, скучна, ненавистна им жизнь в куренях. Но, гоняясь за разоренными
остатками меркитов, добивая воинов Буюрука, не многое добывают для себя. И
тоже озлобляются.
недоставало разумности и добронравия, а после битвы у горы Нагу он стал и
вовсе нетерпелив, злословен, рыкал на всех, кто был ему не угоден. До
Чингисхана донеслось, что разгром Таян-хана Хасар одному себе в заслугу
ставит и очень обижен: оттерли от почестей и славы. Вел, сказывали, он
вовсе негодные речи. Будь, дескать, его воля, добыл бы мечом несметные
богатства, его нукеры - все до единого - пили бы из золотых чаш, носили
шелковые халаты и упирали ноги в стремена из чистого серебра. Хан этому не
верил. Ловить слухи растопыренными ушами - дело бездельниц женщин, а не
правителей. Хотел поговорить с братом сам, но все как-то не удавалось. А
тут брат явился к нему без зова. Не воздав ханских почестей, спросил:
дышать нечем.
птиц.
я. Даже те, кто меча в руках не держал.
гнезда, нельзя сказать, высоко или низко он будет летать. Так-то... А ты в
мои дела не суйся. Я дал в твое вечное, безраздельное владение четыре
тысячи юрт. Больше, чем кому-нибудь из братьев. Что еще надо?
исполнять твои повеления - пошли сотню туда, дай две сотни сюда. Раньше я
считал твоих овец, сейчас отсчитываю воинов.
Возгордился, вознесся, земли под собой не чует.
так ли эти?
шубы из козлины и стрелы с наконечниками из кости!
шагами мягкий войлок, угрюмо гнул голову. В душе накипала обида. Джэлмэ
слеп, как крот, Хасар суетлив, как трясогузка. И тому. и другому даже во
сне не привидится, как далеко устремлены его мысли, какие дерзновенные
замыслы вынашивает он. Дабы не было ущерба будущим начинаниям, он должен
сбивать копыта коней, посылая воинов добивать пораженных врагов, приводить
к покорности нищие лесные племена. Сегодня воины, их дети живут
впроголодь, едва одеты. Но придет время, войско будет кормить и себя, и
весь улус. Для этого нужно время! Время!
ближних людей. Споры, раздоры, поначалу скрытые, потайные, все чаще
выплескивались наружу, жарко разгорались, порождая вражду и ненависть.
Чингисхан сурово осуждал тех и других, стараясь держаться над спорящими.
Ничего этим не добился, но почувствовал, что вокруг него все меньше и
меньше людей, готовых внимать его слову. Все чаще нойоны шли искать правду
к Джэлмэ или Хасару. Те, всяк на свой лад, ободряли своих сторонников,
крепили в них мысль едино и безотступно требовать от хана потворства их
желаниям. И тут же дал о себе знать шаман. Он принял сторону Джэлмэ, что
нисколько не удивило Чингисхана. На войне, в сражении, шаман человек
последний, в мирном курене его слово заставляет трепетать и женщин, и
отважных воинов, и рабов, и нойонов.
хорошего не предвещало. Хан повелел Джэлмэ удалиться из орду в дальний
курень - поживи, отдохни, будешь нужен - позову. Это было понято так,
будто он поддерживает сторонников Хасара, и брат становился все
заносчивее, все бесстыднее возвеличивался над другими. Однажды он
принародно обругал шамана, назвав его вонючим хорьком. Шаман принародно же
поколотил его своим железным посохом. Хасар мог бы одним ударом кулака
расплющить голову Теб-тэнгри - нельзя: кто дерзнет поднять руку на шамана,
тот оскорбит небо.
вершину горы - споткнешься о кочку.
ему хотелось повелеть бить в барабаны и, подняв всех воинов, безоглядно
ринуться на любого врага, чтобы стук копыт и звон мечей заглушили ядовитую
брань и ругань, чтобы озлобленность нойонов и нукеров нашла исход в сече.
Но он сдерживал свое нетерпение.
братья попеременно. Хан велел позвать шамана. Стал осторожно выведывать,
знает ли Теб-тэнгри что-нибудь о молве.
шамана, рванул к себе.- Врешь! Не верю я тебе!
этим взглядом сама по себе разжалась рука. Шаман оправил халат.
земле полноводные реки. Ну и что? Верь или не верь, а реки бегут,
подмывают берега... Поостерегись, хан. Видение мне было такое: улусом
станет править тот, у кого больше друзей.
сидения, коротконогие столики. Все раскидал, опрокинул, но глухая, тяжелая
ярость не уходила, оседала в груди, давила на сердце. Среди проклятий и
рваных скачущих мыслей отчетливо билась пугающая дума: если Хасар соберет
вокруг себя нойонов, жаждущих добычливых походов, людей смелых, отчаянных,
если они решатся...
юртой с резной деревянной дверью стоял белый с бронзовым навершьем туг -
почти такой же, как у него,- на деревянной подставке лежал расписанный
лаком барабан - знак власти. Двое караульных в железных латах опирались на
копья с красными древками.
десять нойонов, над ними на стопке войлоков, обшитых шелком, в ярком
халате, в шапке, опушенной соболем, с чашей в руке возвышался Хасар.
Молча, вкладывая в удар всю свою силу, пинком под зад, хан поднял нойонов,
крикнул кешиктенам:
Он стащил его с войлока, поставил перед собой, рявкнул в лицо:
пальцами.- На!- Пояс упал на шапку.
подзуживает тебя, отвечай!- Коротко, без размаха, ударил по лицу.
Убивай, проклятый! Не боюсь! Не боюсь! Это ты меня боишься. Ты трус!
Хитрый, коварный трус!
будто утка на яйцах. Шевельнуться боишься. Другим ходу недаешь. Ты
трусливый и жадный!
спокойствие было каменно-тяжелым, давящим. Что-то должно было случиться,
страшное, неотвратимое, непоправимое. А Хасар совсем взбесился. Сорвал со
стены свои доспехи, бросил на шапку, стянул гутулы - туда же, сорвал с
плеч халат - туда же.
все твое будет!- Босой, голый по пояс встал перед ханом - под кожей бугры
мускулов, на скулах желваки.- Зови своих кешиктенов, свою волчью стаю,
пусть растерзают!
вышибить любого, кто осмелится без зова переступить порог, и невольно
попятился. В юрту быстро вошла мать. Задела головой за верх дверного
проема, и с головы упала низкая вдовья шапочка, седые волосы рассыпались
по плечам. Воздев руки к небу, со стоном, с болью воскликнула:
стыдитесь, ни неба не боитесь!- Взгляд ее, тоскующий и гневный,
остановился на Чингисхане.- Вы обезумели! Разум покинул вас!
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Херберт Фрэнк
Василенко Иван
Афанасьев Роман
Гуль Роман Борисович