деревья в саду, бешено закружилась листва...
стороны прямоугольника. Явственно проявился овал. Она это была, Тюрчанка!..
что для удобства под ним лежала книга в черном переплете. От этого колено
казалось больше другого, уходящего в тень. Руки ее с побелевшими пальцами
тоже приникли к столу: ладонями и локтями. Все тело ее было мучительно
напряжено, и крупная грудь, сосками касавшаяся холодной глади стола,
казалась из теплого живого камня. И на лице Кудана было деловитое, тупое
напряжение. Гулам так и не снял с нее больших рук: они тяжело лежали сверху
на маленькой спине ее и выпяченных бедрах.
книгохранилище? Она смотрела прямо на него, не отстраняясь от гулама
Невиданной красоты всегда было у нее лицо, но теперь глаза ее расширились и
так же, как и тело, полны были яростной, голой жадности. И от этого красота
ее стала беспредельной.
первого султанского хайля, проявился мужской страх. Но она смотрела на него,
неожиданно вошедшего, требовательно, нетерпеливо, и красивые губы ее
кривились от брезгливой ненависти к нему. Это было неправильней всего .
красные туфли были разбросаны на полу в разные стороны. Лежали бесформенно
упавшие шальвары. Розовый шелк вспыхнул, заалел, засветился
дверь...
илек-ханов, спокойно прошла потом мимо него по садовой аллее, направляясь из
книгохранилища к своему дворцу. Легкое покрывало было на ней, маленькие
красные туфли твердо ступали по влажному чистому песку. Следом Шахар-хадим,
старый евнух -- хаджиб, нес тяжелую черную книгу. Когда евнух склонился
перед ним, он увидел заглавие. То была книга поучений древних мужей
Эраншахра...
руками за край своего малого столика. Нечто затихало на земле. Деревья за
окном, качнувшись в последний раз, выровнялись в прямую линию. Он осторожно
расправил задравшийся было лист пергамента, отыскал глазами калам...
Омара. Да, была какая-то непонятная связь между бесстыдной тюрчанкой,
которую застал он пять лет назад с гуламом в книгохранилище, и этим
многогрешным имамом, который вдруг молится богу истово, как суфий, а потом
напивается в приюте греха у гябров -- огнепоклонников -- и сочиняет стихи,
не имеющие ясного божьего смысла.
жены султана. Она же благосклонна к имаму, хоть и не ищет тот явно вблизи
нее. Но почему столь пристально смотрит сейчас этот имам к нему на стол? А
может быть, он тоже увидел Тюрчанку?!.
деревом, и дробный, растерянный стук завершился аккордом бессилия. Агай
выпал из божьего хора. Затрещали сучья садовых маклюр, горячим ветром
распахнуло узкую резную дверь. Он переступил порог...
комнату ветра, а калам из его руки
боком.
написании книги о правильном устройстве государства. Лицо у поэта испуганно,
а протянутые вперед худые руки на треть вылезли из рукавов цветистого
халата. Звук его в мире слабый, но настойчивый и неравномерный, подобный
крику голодной цапли...
произошло. В это время года обычны горячие вихри в Хорасане. Говорится у
знающих, что невидимый джинн закручивает воздух в высокий столб, сам начиная
вращаться вокруг своей оси. По природе вещей это правильно, но джинны вроде
бы бестелесны...
арыка. Рядом с ним тайный стражник -- мушериф, как принято. Всякий человек
имеет здесь свою тень...
углы. Опять смотрят прямо на мир его выпуклые серые глаза, отражая предметы.
Как и вчера, в месяц урдбихишт уставился он на таблице неба, но губы
неподвижны. Пальцы все подрагивают, и никак не придет в соответствие с
божьим предопределением тройной стук кости о дерево -- знак агая в этом
мире...
молитву. От только что политой земли пахло дувальной глиной. На такырах и
барханах в три дня отцвели маленькие цепкие цветы с солнечными головками, а
в его саду их жизнь удлинена до поздней осени. На одной карте они уже вышли
в бутоны и вот-вот начнут цвести, до половины поднялись на другой карте
темные ростки, на третьей лишь проклюнулись светло-зеленые стрелки, а
четвертая и пятая карты отдыхают в ожидании высадки крупных гладких луковиц.
Устад -- мастер цветов -- ладил с окружным мирабом, и воду ему давали для
полива своевременно. Для кустов и больших деревьев безразлично, в какую пору
дня их
солнце и капельки воды становятся подобны китайским увеличивающим стеклам.
На месте каждой капли тут же появляется черный ожог. Только к вечеру можно
поливать эти тюркские цветы...
незапамятных времен роза -- царь цветов Хорасана. Но тюркские беки принесли
из пустыни жгучую страсть к этим простоватым весенним растениям-трехдневкам,
которые потом начисто высушивает солнце. И уже три поколения мастеров
отбирают и ублажают тюльпаны. Огромные, как кувшины, сделались они,
приобрели благородство и тонкость оттенка, а шелковая ткань их лепестков
соперничает с гигантскими ночными розами, привезенными древними царями из
рухнувшего Ктесифона. Но зато теперь тюльпаны стали бояться солнечных
ожогов, растут только на сдобренной жирной саманной пылью грядке, не терпят
и слабого ветерка. Не так же и сами тюрки, попавшие волей бога в ухоженные
города и селения, вырастают на сочных и хрупких стеблях...
деревьями появился Реза-ша-гирд, ученик и первый подручный хаджиба всех
султанских садов. Но устад продолжал молиться. Лишь когда последний
солнечный луч потух за дувалами, он аккуратно свернул коврик и пошел к дому.
Шагирд шел рядом, приотстав.
айван, но не остались там, как бывает в это время года. Только оказавшись в
дальней комнате без окон, устад указал гостю на плетеный ковер и сел сам.
пропустить ничего из заученного. -- Вчера Гонитель Правды ушел от дел. Но
прощальное одевание в халат было таково, словно сейчас он только и
приступает к правлению. С отроческих лет тяготится тюрок его наставлениями,
но не мыслит обойтись без него.
сарханги [ дейлемитов говорят между собой, что это ее пятилетний сын должен
занять Высочайшее Стремя. А еще тюркские эмиры считают, что персы прибрали
всю власть к рукам.
но потом опять закрыл глаза и взялся для опоры одной рукой за кисть другой.
-- Она -- женщина, и безразличны ей род и племя того, кого предпочтет ее
плоть. Эмир Кудан находит ее, когда пожелает, а из других чаще бывает в
книгохранилище Мануджихр, сар-ханг дейлемитов. Султан две недели назад надел
на него золотой пояс, и быть ему сюбаши...
взглядом, потом медленно повернул голову.