какой-то не в меру усердный полицейский арестовал по обвинению
в убийстве, совершенном в отдаленном южном княжестве, неистово
негодующего аджмирского маклера по хлопку, который объяснялся с
неким мистером Стриклендом на делийской платформе, в то время
как Е.23-й пробирался окольными путями к замкнутому сердцу
города Дели. В течение двух часов разгневанный министр одного
южного княжества получил несколько телеграмм, извещавших его о
том, что всякий след одного слегка пораненного махрата потерян,
а к тому времени, как неторопливый поезд остановился в
Сахаранпуре, последний круг ряби от камня, поднять который
помогал Ким, лизал ступени некоей мечети в отдаленном Роуме...
где и помешал одному благочестивому человеку совершить молитву.
своего ученика, долго молился у покрытой росой, обвитой
ползучими растениями решетки близ платформы.
медный паровоз и сверкающие рельсы.-- Тряска в поезде,-- хотя
он и чудесная штука,-- превратила кости мои в воду. Отныне мы
будем на чистом воздухе.
тяжестью своих свертков. Раннее утро на Сахаранпурской дороге
всегда бывает ясно и наполнено ароматами. Он вспомнил о других
утрах, проведенных в школе св. Ксаверия, и это увенчало его и
без того безмерную радость.
как цыплята на солнце. Мы проехали сотни и сотни косов, но до
сего времени мне, пожалуй, и минуты не удавалось побыть с тобой
наедине. Как можешь ты слушать поучения, толкаясь в толпе? Как
могу я, поглощенный потоком болтовни, размышлять о Пути?
годами?-- ученик улыбался.
когда я говорил о Колесе Жизни,-- лама порылся за пазухой, ища
последнюю копию,-- она проявила интерес только по отношению к
демонам, которые нападают на детей. Она приобретет заслугу,
приняв нас... через некоторое время... при удобном случае... не
сразу, не сразу. А теперь мы будем странствовать не спеша,
следуя цепи Всего Сущего, Искание достигнет цели.
плодовыми садами -- через Аминабад, Сахайганг, Акролу и Брода и
маленькую Пхалесу, причем горная цепь Сивалик все время стояла
перед ними на севере, а за нею, на Горах, виднелись снега.
спеша проходил по просыпающейся деревне, в молчании протягивая
чашу для сбора подаяний, но, вопреки уставу, блуждая взором с
одного края неба до другого. Потом, мягко ступая по мягкой
пыли, он возвращался к своему учителю в тень мангового дерева
или в менее густую тень белого Дунского с и рис а, чтобы
спокойно попить и поесть. В полдень после беседы и небольшого
перехода они засыпали, и когда воздух становился прохладнее,
освеженными трогались в путь. Ночь заставала их в новой области
-- какой-нибудь избранной ими деревне, куда они отваживались
войти, после того как три часа выискивали ее среди плодородных
полей и длительно обсуждали ее преимущества.
и, согласно обычаям гостеприимного Востока, их принимал либо
жрец, либо старшина.
опираться на Кима, всегда можно было достать Колесо Жизни,
разложить его на земле, придавив обтертыми камнями, и,
пользуясь длинной соломинкой, толковать цикл за циклом. Тут на
высотах восседали боги -- сновидения в сновидениях. Там было
небо и мир полубогов -- всадников, сражающихся в горах. Здесь
изображались муки зверей, душ восходящих и нисходящих по
лестнице, которым поэтому нельзя мешать. Тут возникали
преисподние, знойные и студеные, и обители терзаемых духов.
Пусть чела изучит страдания, вызванные прожорливостью,--
вздутый живот и жжение в кишках. И чела послушно изучал,
склонив голову и быстро водя смуглым пальцем вслед за указкой,
но когда они добирались до мира людей, деятельного и суетного
мира, расположенного прямо над преисподними, ум его отвлекался,
ибо у Дороги катилось само Колесо, ело, пило, торговало,
женилось и ссорилось -- Колесо, полное жизни. Нередко лама
избирал темой своих поучений эти живые картины, побуждая Кима,
очень охотно это делавшего, замечать, как плоть принимает
тысячи и тысячи обличий, хороших или дурных, по мнению людей,
но в действительности не хороших и не дурных, и как неразумный
дух, раб Свиньи, Голубя и Змеи, жаждущий бетеля, новой пары
волов, женщин или милости царей, обречен следовать за телом по
всем небесам и всем преисподним и снова возвращаться по Кругу
на прежнее место. Иногда женщина или бедняк созерцали обряд --
а это был обряд -- развертывания большой желтой хартии и
бросали несколько цветков или горсть каури на ее поля. Эти
простые люди были довольны уже тем, что повстречали святого
человека, который, быть может, помолится за них.
пробуждалась жажда деятельности.-- Лечи их, если у них
лихорадка, но ни в коем случае не занимайся колдовством.
Вспомни, что случилось с махратом.
большим деревом на развилке Дунской дороги и глядя на маленьких
муравьев, бегущих по его руке.
случаев, когда стремишься приобрести заслугу.
воздерживаться от деятельности. А я сахиб.
Я старый человек, но и мне, как ребенку, приятны зрелища. Для
тех, кто идет по Пути, нет ни черных, ни белых, ни Хинда, ни
Бхо-тияла. Все мы -- души, ищущие освобождения. Неважно, какую
мудрость ты постиг у сахибов; когда мы придем к моей Реке, ты
освободишься от всякой иллюзии вместе со мной. Хай! Кости мои
ноют по этой Реке, как они ныли в поезде, но дух мой восседает
превыше и он ждет. Искание достигнет цели!
человек. Откуда же приходили...
спокойно ответил лама.-- На моей родине я пользуюсь иллюзией
почета. Я прошу того, в чем нуждаюсь. Я не даю отчета в
расходах. Я действую на благо своему монастырю. Ах! Черные
высокие сиденья в монастыре и послушники, сидящие стройными
рядами!
пышных ритуалах в защищенных от снежных обвалов соборах, о
процессиях и цаме, о превращении монахов и монахинь в свиней, о
священных городах в воздухе на высоте пятнадцати тысяч футов об
интригах между монастырями, о голосах, слышных среди гор, и о
том таинственном мираже, что пляшет на сухом снегу. Он говорил
и о Лхассе и Далай-Ламе, которого видел и почитал.
расы и родного языка. Он снова стал думать и видеть сны на
местном наречии и бессознательно подражал ламе в соблюдении
уставных правил при еде, питье и тому подобном. Старика все
больше и больше влекло к его монастырю, так же как глаза его --
к вечным снегам. Река ничуть его не беспокоила. Правда, он
иногда долго, очень долго глядел на пучок или ветку, ожидая,
как он сам говорил, что земля разверзнется и одарит их своим
благословением, но он был доволен уже тем, что странствует со
своим учеником, не спеша, овеянный ветерком, дующим с Дуна. Это
был не Цейлон, не Будх-Гая, не Бомбей, не заросшие травами
развалины, на которые он, по его словам, натолкнулся два года
назад. Он говорил о тех местах, как ученый, лишенный тщеславия,
как Искатель, странствующий в смирении, как старик, мудрый и
воздержанный, освещающий знание тонкой интуицией. Мало-помалу
достаточно последовательно (каждый рассказ его возникал по
поводу чего-либо увиденного на дороге) он описал свои
странствования вдоль и поперек Хинда, так что Ким, который
раньше любил его беспричинно, теперь полюбил его за многие
достоинства. Так они наслаждались высоким блаженством,
воздерживаясь, как того требует устав, от дурных слов и от
вожделений, не объедаясь, не ложась на высокие кровати и не
одеваясь в богатые одежды. Желудок оповещал их о времени, а
люди приносили им пищу, как сказано в пословице. Они были
почитаемы во всех деревнях в окрестностях Аминабада,
Сахайганга, Акролы у Брода и маленькой Пхалесы, где Ким
благословил женщину, лишенную души.
хотелось, им повстречался среди полей, поросших хлебами,
Флинт Эрик
Пехов Алексей
Роллинс Джеймс
Лукин Евгений
Перумов Ник
Шилова Юлия