множество-разное . Так вот, какое же множество есть вместе с единым
элемент? Подобным же образом можно было бы спросить и о точке как элементе,
из которого они выводят пространственные величины. Ведь эта точка во всяком
случае не единственно существующая точка. Так вот, откуда же возникает
каждая из других точек? Конечно же, не из пространственного промежутка и
са-мой-по-себе-точки. А с другой стороны, и части такого промежутка не
могут быть неделимыми частями наподобие тех частей множества, из которых
они выводят единицы . Ведь число составляется из неделимых [частей], а
пространственные величины - нет.
очевидным, что число и пространственные величины не могут существовать
отдельно. Далее, разногласие во взглядах [прежних философов] на числа есть
признак того, что недостоверность самих предметов приводит их в
замешательство. А именно: те, кто помимо чувственно воспринимаемого
признает только математические предметы, видя всю неудовлетворительность и
произвольность учения об эйдосах, отказались от эйдетического числа и
признали существующим математическое число . С другой стороны, те, кто
хотел в одно и то же время признать эйдосы также числами, но не видел, как
сможет математическое число в случае принятия таких начал существовать
помимо эйдетического, на словах отождествляли число эйдетическое и число
математическое на деле же математическое отвергли (они ведь выставляют свои
особые, а не математические предпосылки). А тот, кто первый признал, что
есть эйдосы, что эйдосы - это числа и что существуют математические
предметы , с полным основанием различил их. Поэтому выходит, что все они в
каком-то отношении говорят правильно, а в общем неправильно. Да и сами они
признают это, утверждая не одно и то же, а противоположное одно другому. А
причина этого в том, что их предпосылки и начала - ложные. Между тем, как
говорит Эпихарм, трудно исходя из неправильного говорить правильно: "Только
что сказали, и - что дело плохо, сразу видно" .
сказанное уже убедило, того большее число доводов убедило бы еще больше, а
того, кого сказанное не убедило, никакие [новые] доводы не убедят). Что
касается того, что о первых началах, первых причинах и элементах говорят
те, кто указывает лишь чувственно воспринимаемую сущность, то отчасти об
этом сказано у нас в сочинениях о природе , отчасти не относится к
настоящему исследованию; но, что говорят те, кто принимает другие сущности
помимо чувственно воспринимаемых, это надлежит рассмотреть вслед за
сказанным. Так вот, так как некоторые считают такими сущностями идеи и
числа, а их элементы - элементами и началами существующего, то следует
рассмотреть, что они говорят об этих [элементах] и как именно.
математические, следует обсудить позже, а что касается тех, кто говорит об
идеях, то сразу можно увидеть и способ их [доказательства], и возникающее
здесь затруднение. Дело в том, что они в одно и то же время объявляют идеи,
с одной стороны, общими сущностями, а с другой - отдельно существующими и
принадлежащими к единичному. А то, что это невозможно, у нас было разобрано
ранее . Причина того, почему те, кто обозначает идеи как общие сущности,
связали и то и другое в одно, следующая: они не отождествляли эти сущности
с чувственно воспринимаемым; по их мнению, все единичное в мире чувственно
воспринимаемого течет и у него нет ничего постоянного, а общее существует
помимо него и есть нечто иное. Как мы говорили раньше , повод к этому дал
Сократ своими определениями, но он во всяком случае общее не отделил от
единичного. И он правильно рассудил, не отделив их. Это ясно из существа
дела: ведь, с одной стороны, без общего нельзя получить знания, а с другой
- отделение общего от единичного приводит к затруднениям относительно идей.
Между тем сторонники идей, считая, что если должны быть какие-то сущности
помимо чувственно воспринимаемых и текучих, то они необходимо существуют
отдельно, никаких других указать не могли, а представили как отдельно
существующие сказываемые как общее, так что получалось, что сущности общие
и единичные - почти одной и той же природы. Таким образом, это трудность,
которая сама по себе, как она есть, присуща излагаемому взгляду.
трудность и для тех, кто признает идеи, и для тех, кто не признает их, и
который был затронут в самом начале при изложении затруднений Если не
утверждать, что сущности существуют отдельно, притом так, как говорится о
единичных вещах, то будет устранена сущность, как мы ее понимаем. А если
утверждать, что сущности существуют отдельно, то каковы их элементы и
начала?
столько, сколько есть элементов, и элементы не будут предметом познания. В
самом деле, предположим, что слоги в речи - сущности, а их звуки - элементы
сущностей. Тогда необходимо, чтобы слог ба был один, и каждый из слогов
также один, раз они не общее и тождественны [лишь] по виду, а каждый один
по числу и определенное нечто и неодноименен. Да и кроме того, они всякое
само-по-себе-сущее считают одним [по числу]. Но если слоги таковы, то также
и то, из чего они состоят; значит, будет лишь один звук а, и не более, и не
будет больше одного ни один из остальных звуков на том же основании, на
каком и один и тот же слог не может повторяться. А если так, то помимо
элементов не будет другого существующего, а будут только элементы. Далее,
элементы не будут и предметом познания: ведь они не общее, между тем
предмет знания - общее. И это ясно из доказательств и определений: ведь не
получится умозаключения, что у этого вот треугольника углы равны двум
прямым, если они не у всякого треугольника два прямых, или что этот вот
человек есть лживое существо, если не всякий человек есть живое существо.
сущности, происходящие из них, общие, либо не-сущность будет первее
сущности: ведь общее не есть сущность, элемент же и начало были признаны
общими, а элемент и начало первее того, начало и элемент чего они есть. Все
эти выводы вполне естественны, когда считают идеи происходящими из
элементов и помимо одинаковых по виду сущностей и идей признают некое
отдельно существующее единое. Но если ничто не мешает, чтобы, скажем среди
звуков речи было много а и б и чтобы, помимо этого множества, не было
никакого самого-по-себе-о или самого-по-себе-б, то по этой причине будет
бесчисленное множество сходных друг с другом слогов. А что предмет всякого
познания - общее, а потому и начала существующего должны быть общими, но
вместе с тем не быть отдельно существующими сущностями,- это утверждение,
правда, вызывает наибольшую трудность из всего сказанного, однако оно в
некотором отношении истинно, а в некотором - не истинно. Дело в том, что
знание, так же как и познавание, двояко: с одной стороны, это имеющееся в
возможности, а с другой - в действительности. Так вот, возможность, будучи
как материя общей и неопределенной, относится к общему и неопределенному, а
действительность, будучи определенной, относится к определенному, есть "вот
это" и относится к "вот этому". Только привходящим образом. зрение видит
цвет вообще, потому что вот этот цвет, который оно видит, есть цвет
[вообще]; и точно так же вот это а, которое рассматривает сведующий в
языке, есть а [вообще]. Ведь если начала должны быть общими, то и
происходящее из них необходимым образом также общее, как это имеет место в
доказательствах. А если так, то не будет ничего отдельно существующего, т.
е. никакой сущности. Однако ясно, что знание в некотором отношении есть
общее знание, а в некотором - нет.
КНИГА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
противоположностями - так же как у природных вещей, так одинаково и у
неподвижных сущностей. Но если не может существовать ничего, что было бы
первее начала всего, то, надо полагать, невозможно, чтобы это начало было
началом, будучи чем-то другим; это так же, как если бы кто-то сказал, что
белое есть начало не как нечто другое, а как белое и, однако, что оно белое
по отношению к субстрату, т. е. что оно белое, будучи чем-то другим: ведь
тогда это другое будет первее его. Между тем все возникает из
противоположностей как некоего субстрата; значит, скорее всего субстрат
должен быть присущ противоположностям. Следовательно, все противоположности
всегда относятся к субстрату, и ни одна не существует отдельно. Однако, как
это очевидно и подтверждается доводами, сущности ничто не противоположно.
Таким образом, ни одна противоположность не есть начало всего в собственном
смысле слова, а нечто другое есть такое начало.
единому как равному противопоставляют [как материю] неравное, в котором они
усматривают природу множества, а другие единому противопоставляют множество
(ибо одни выводят числа из двоицы неравного - из большого и малого, а
другой - из множества, причем в обоих случаях через посредство сущности
единого). Ведь тот, кто обозначает как элементы неравное и единое, а под
неравным разумеет двоицу из большого и малого , также утверждает, что
неравное пли большое и малое есть нечто одно, и не различает, что они одно
по определению, а но по числу Но даже начала, которые они называют
элементами, они объясняют не надлежащим образом - одни обозначают большое и
малое вместе с единым как три элемента чисел (первые два - как их материю,
а единое - как форму), другие же [объявляют началами] многое и немногое на
том основании, что большое и малое ближе по своей природе к
[пространственной] величине, а третьи - более общее у перечисленного:
превышающее и превышаемое. Все эти мнения, можно сказать, отличаются друг
от друга не в отношении тех или иных выводов, а только в отношении
трудностей обоснования, которых они остерегаются, потому что они и сами
приводят доказательства для обоснования. Впрочем, на том же основании, на
каком превышающее и превышаемое, а не большое и малое, суть начала, и число
должно происходить из элементов раньше двоицы: ведь превышающее и
превышаемое, равно как и число,- более общее. Между тем они одно
утверждают, а другое нет Далее, одни противопоставляют единому разное и
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Белов Вольф