творчестве культуры было прохождение через богооставленность, через
расщепление субъекта и объекта. Сама религия была разделением, разрывом с
Богом, пафосом дистанции.
русским гением. В строе русской души есть противление тому творчеству,
которое создает дурно-бесконечную, буржуазно-серединную культуру, есть жажда
творчества, которое создает новую жизнь и иной мир. Душа России как бы не
хочет создавать культуру через распадение субъекта и объекта. В целостном
акте хочет русская душа сохранить целостное тождество субъекта и объекта. На
почве дифференцированной культуры Россия может быть лишь второстепенной,
малокультурной и малоспособной к культуре страной. Всякий творческий свой
порыв привыкла русская душа соподчинять чему-то жизненно-существенному - то
религиозной, то моральной, то общественной правде. Русским не свойствен
культ чистых ценностей. У русского художника трудно встретить культ чистой
красоты, как у русского философа трудно встретить культ чистой истины. И это
во всех направлениях. Русский правдолюбец хочет не меньшего, чем полного
преображения жизни, спасения мира. Это черта расовая. С чертой этой связано
самое великое и истинно оригинальное в русской культуре, но она же рождает
что-то тяжелое и мрачное в русской жизни. Русская душа берет на себя бремя
мировой ответственности, и потому не может она творить ценности культуры
так, как творит душа латинская или германская. Трагедия творчества и кризис
культуры достигли последнего заострения у великих русских писателей: у
Гоголя, у Достоевского, у Толстого. Эта трагедия и этот кризис ведомы всякой
подлинной русской душе и не позволяют нам жить радостной культурной жизнью.
В Западной Европе многие предчувствуют, что будущее принадлежит славянской
расе, что она призывается ныне сказать миру свое новое слово, в то время как
старые расы Европы уже сказали свое слово. Русский мессианизм может быть
признан и западным человеком, чтящим свою великую и священную культуру, и
даже признается иными пророчественно настроенными западными людьми.
Официальный русский мессианизм, связанный с господствующей церковью и
господствующим государством, прогнил и разложился. Но жив иной мессианизм,
связанный с русскими странниками и искателями Града Божьего и правды Божьей.
Россия во всем и всегда страна великих контрастов и полярных
противоположностей. Низость и холопство духа и головокружительные высоты!
Россия менее всего страна средних состояний, средней культурности. У нас
всегда и во всем средний уровень очень низок. В строгом европейском смысле
слова в России почти что и нет культуры, нет культурной среды и культурной
традиции. В низах своих Россия полна дикости и варварства, она в состоянии
докультурном, в ней первобытный хаос шевелится. Эта восточная, татарская
некультурность и дикая хаотичность - великая опасность для России и ее
будущего. Но на вершинах своих Россия сверхкультурна: там заостряется
мировой кризис культуры. Великая и утонченная культура Запада не знает того,
что знает Россия. Наше национальное самосознание все еще смутно и хаотично,
и потому не всегда оно отличает сверхкультурную правду России от
докультурного хаоса России. Историческая задача русского самосознания -
различить и разделить русскую сверхкультурность и русскую докультурность,
логос кризиса культуры на русских вершинах и дикий хаос в русских низах.
Славянофильское сознание еще смешивало логос с хаосом, сверхкультурность с
докультурностью, и реставрация славянофильского сознания невозможна и
нежеланна. В славянофильской философии есть прекраснодушие, возможное лишь
до кризиса культуры: славянофильское сознание не дошло еще до острого
сознания трагедии познания. Исторически в России неизбежен не только мировой
кризис культуры, но неизбежно и послушание мировой культуре. Ибо в России
легче всего восстание против буржуазной культуры принимает форму нигилизма и
анархии. Но на почве буржуазной культуры Россия никогда не будет талантлива.
Ее гениальность в ином. Россия не может остаться только Востоком и не должна
сделаться только Западом. Миссия России быть Востоко-Западом,
соединительницей двух миров. И Россия призвана с последней остротой
поставить конечную проблему отношения религиозного сознания к творчеству и
культуре. На Западе огромность и утонченность его культуры затемняет
постановку этой проблемы. Но и на Западе совершается кризис творчества и
кризис культуры. Запад подавлен величием своей старинной культуры. Труден
для западного человека свободный полет. Западный человек вечно обращается к
богатствам и ценностям своего великого прошлого, и новые его искания легко
принимают форму реставрации и воскрешения прошлого. В католических течениях
во Франции, во французском символизме было новое, творческое искание. Но
французские католики и французские символисты были задавлены великой и
огромной старой культурой и романтически обращены были к ее реставрации и
воскрешению. Благородство старой культуры они справедливо противопоставляли
духу современной буржуазной культуры. Они хотели вернуться от мещанства к
рыцарству. Но последнее утончение великой и старой культуры сделало их
творчески бессильными. Вечно возвращающаяся романтика Запада несет на себе
печать творческого бессилия. А судорожный отрыв рождает уродство футуризма.
Русский человек даже высокой культуры безмерно свободнее в своих исканиях и
сильнее в своих творческих порывах.
латинская215. В латинско-католической культуре, самой старой и самой
утонченной, сохранилась преемственная связь с античностью - вечным истоком
всякой человеческой культуры. На этой культуре видны знаки священного ее
происхождения из культа. Латинская раса, романские народы - культурны по
крови. Ибо то лишь есть культура, что кровно связано с миром греко-римским,
с античными истоками и с церковью западной или восточной, получившей
преемство от античной культуры. В строгом смысле слова, никакой другой
культуры, кроме греко-римской, и быть не может. Культура
православно-католическая получает преемство от греко-римской. Вступление
германской расы на арену европейской истории было вторжением потока северной
варварской крови в культурную латинскую кровь Запада. Германская раса -
варварская, не имеющая кровной преемственной культурной связи с античным
миром. Индивидуализм германской Реформации был варварским индивидуализмом в
отличие от культурного индивидуализма итальянского Возрождения. Лютер и Кант
- великие варвары. Критицизм германской мысли - продукт варварства, не
желающего знать кровной, органической, сверхличной преемственности всякой
культуры и всякой мысли. В самих истинах германской культуры протестантизм
отверг не только священное предание церкви, но и священное предание
культуры. Германский индивидуализм и германский критицизм порывает со всяким
преданием, начинает с варварского бунта против предания, а всякая культура
покоится на предании. Варварское, честное и гениальное дерзновение
германского духа было освобождающим и углубляющим для европейской культуры с
ее застоявшейся латинской кровью. Внесение большей духовности в культуру по
преимуществу душевно-телесную было миссией германизма. Не связанная путами,
варварская германская мысль создает глубокие формы религиозного и
философского критицизма, в которых объективный мир воссозидается из
погружения в субъект, в глубины духа. Но естественная солнечность и ясность
латинской мысли совершенно чужда туманной мысли германской. Германизм -
метафизический север, германская культура созидается в бессолнечной тьме.
Сама гениальная философичность германцев родилась от разрыва с солнечностью,
а не от соединения с естественным источником света. Великая и чистая, но
варварская германская культура остается по преимуществу культурой
отвлеченной духовности, чуждой всему пластическому, воплощенному,
конкретному. Германская раса и христианство приняла лишь как религию чистой
духовности, без религиозной пластики и религиозного предания. Религиозной
миссией германизма было бороться против неправды вырождения христианства в
душевно-телесном плане, против гниения католичества, односторонне выдвигая
начало чистой духовности в религиозной жизни. Понять величие и своеобразие
германизма можно через бездонно глубокую мистику Экхардта. Германский дух
чужд духу античности и странным образом родствен духу Индии: тот же
идеализм, та же духовность, та же отчужденность от конкретной плоти бытия,
то же признаке индивидуальности греховным отпадением. Германизм хочет быть
чистым арийством и не приемлет семитической религиозной прививки216.
Германский дух пытается из собственных глубин воссоздать бытие, в исходе не
принятое как реальность. В германской культуре есть варварская глубина и
своеобразная чистота (честность и верность), но нет утонченности и
изящества. Даже у величайшего из великих немцев - у Гете - есть безвкусие и
грубоватость. Утонченность и изящество есть исключительное достояние
культуры французской. Но ведь утонченность и изящество и есть культурность
по преимуществу. Германский дух создает что-то великое, но не культурное в
строгом смысле слова. И недаром Нитцше говорил, что культуры в Германии нет,
а есть лишь во Франции. Германский дух лишь критически мыслит о культуре,
рефлектирует над культурой, остро ставит в сознании проблему культуры, но
культуры не имеет. Культура не может быть критической и индивидуалистической
- она всегда органическая и соборная. Германская раса, конечно, имеет
великую и провиденциальную миссию в западном мире. Велика и провиденциальна
миссия германской мистики, германской музыки, германской философии. Но
миссия эта не заключается в создании наиболее общеобязательной и наиболее
всемирной культуры, достойной подражания всеми народами мира. Германский дух
не создает общеобязательных норм всякой культуры, как хотят уверить
германские культуртрегеры. Можно и должно многому учиться у германской
философии и мистики, но подражать германской культуре невозможно. Последнего
утончения достигла всемирная латинская культура, культура по преимуществу, -
она подошла к бездне. В германской культуре еще слишком много варварского и
бюргерского здоровья, и она хочет задержать на середине пути, на
гете-кантовской серединности. Культура отвлеченной духовности лишена чувства
конца, предела. Германский дух - наименее апокалиптический дух. Нитцше не от
германского духа, в нем много славянского, и воспитан он на французской
культуре. Германская философия делает великое мировое дело, она служит
разрешению мирового кризиса культуры, но косвенно и от противного. И великая
германская мистика, которая была новым словом, сказанным миру германской
расой, будет, конечно, последним вкладом германцев в дело разрешения мировой
истории. В мистике германцев есть вечная истина, но она не может быть
единственным и всеобщим источником как нормальной культуры, так и выхода в
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Смоленский Вадим
Кервуд Оливер Дж.