что там у него получалось, на его колдовском полотне. И удивительно ли,
что у некоторых недоверчивых по этому поводу возникали сильные сомнения:
есть ли там Надька вообще? Да еще такая, что меняет выражение лица
зависимо от обстоятельств, скажем, если солнечно, она чуть улыбнется, а
если пасмурно или кто недобрым глазом взглянет на нее, нарисованная брови
сразу хмурит, уже не то у нее настроение.
для которого все на свете смешалось и ничего странного, если в одно и то
же время - и лунно, и звездно, и дождь идет. Некоторые из терновщанских
говорух, затаив обиду на Художника, который отказался им сундуки
размалевывать, поговаривали, что, может, на том куске полотна и попросту
ничего нет, может, пожил вот так у Романа, полакомился медом-яблоками, а
потом собрал свое нарисованное рисованьице и был таков - исчез, как и
раньше случалось. А если, согласно Климовым россказням, и нарисовал там
чудо какое, то все равно недолго его удержит, кому-нибудь сбудет за
опохмел, а вы потом только диву давайтесь, если где-нибудь в женском или
мужском монастыре вдруг среди святых образов да увидите и терновщанскую
Надьку, далеко не безгрешную свою кралю степную.
Терновщине, однако на этом не кончается история его жизни. Спустя немалое
время судьба вновь свела нас с Художником, когда мы очутились с Кириком
Заболотным уже в Козсльско, в нашей районной столице, где один из нас
отдавал свое рвение Осоавиахиму, а также выполнял поручения местной
организации МОПР [МОПР- международная организация помощи борцам революции,
так называемая Международная красная помощь. Действовала в международном
масштабе до 2-й мировой войны. Подавала помощь жертвам белого террора,
борцам против фашизма.], а другой не менее ревностно крутил в типографии
печатную, похожую на веялку, машину-"американку". Здесь, в райцентре, мы
сблизились, даже подружились со странным нашим Художником. Подрабатывал он
в редакции тем, что вырезал из линолеума карикатуры на прогульщиков и
расхитителей, а еще чаще на империалистов Запада и Востока, на тех пузатых
буржуев, в свирепом виде которых уже тогда перед нами зловеще представала
фашистская военщина, ставившая своей целью истребить всех нас.
разу не забракованные редактором,- Художник иногда заходил и в типографию
посмотреть, как мы работаем, заглядывал в наборные кассы, которые он в
шутку сравнивал с пчелиными сотами, только эти наши "соты" не медом
налиты, а свинцом, гартом, разными видами шрифтов - курсивами, цицеро и
петитами, с помощью которых мы стремились отобразить наши бурлящие
районные будни... В типографии, конечно же, пахло не цветочной пыльцой, не
нектарами, а бензином, свинцовой пылью, печатной краской, а то, случалось,
еще и тюлькой да луком, когда хлопцы наши сядут подкрепиться, приглашая к
себе и Художника, а он уже при этом не преминет отметить свойства луковой
шелухи, которой окрашивают в наших селах яички на пасху, от чего они
приобретают благородный цвет терракоты...
"Лунную ночь на Ворскле"?
жизни!..
называл он и передвигавшегося на костылях секретаря редакции поэта
Кучерявого, и веселого парубка-печатника Ивана, и нас, терновщанских, по
его выражению, "отроков", чьи худющие, как воловьи жилы, шеи, указывали на
трудности эпохи, а также и на то, что, несмотря на карточную систему, мы
все же идем в рост, быстро вырастая из своих терновщанских сорочек. Оба мы
ведем жизнь весьма динамичную, целый день на побегушках, ведь кроме прямых
обязанностей, выпавших на нашу долю - тому в МОПРе, а тому в типографии,-
"отрокам" достается еще множество поручений и от райкома, и от редактора,
и от каждого, кто вместо того, чтобы самому бежать по делу, ищет себе, по
примеру старших, безотказного курьера. А эти двое именно и были такие,
быстроногие и безотказные, их разбитые в беготне парусиновые туфли не
знали устали,- ребят но обижало быть в роли "старшего куда пошлют". Зато
им тоже при случае оказывалось поощрение, скромное покровительство,
скажем, за отсутствием апартаментов, юным терновщанам позволялось ночевать
в редакции, в этой бывшей монастырской пристройке, где продавались
когда-то свечи, пол здесь выстлан мозаичной плиткой и даже летом не
нагревался, такой был цементно-холодныи, что спать лучше было на
редакционных столах, где мы и устраивались рядышком, постелив под себя
подшивку газеты "В1с11" , а укрывшись "Правдой" или же наоборот.
назначенный день, нас с Кириком послали разыскать его и выяснить, в чем
дело. Мы долго блуждали по разбросанному на холмах Козельску, пока на
самой окраине не набрели на след нашего маэстро. Снимал он для себя у
одной вдовы небольшую комнатенку, и каждый угол этого обиталища как бы
свидетельствовал, что для жильца материальная сторона жизни мало что
значит, уют и удобства, да и сама жизнь для него, пожалуй, трын-трава: на
столе валяются какие-то банки, тюбики с краской, засохшей на них, железная
койка не убрана, запыленные подрамники в дальнем углу свалены кучей, а под
потолком, повешенные на крючках, зияют пустотой несколько деревянных
клеток, предназначенных, видно, для невчих птиц.
засохшими красками и рядом блюдце с огрызком соленого огурца...
слезами благодарности налились, поначалу мы и не догадались о причине
такой чрезмерной оастроганности, и лишь тот огрызок огурца да графинчик в
полуоткрытом настенном шкафчике нам кое-что объяснили... С подчеркнутым
гостеприимством старик пригласил располагаться, предложил нам без
церемоний садиться на его железную спартанскую кровать, с едва ли не до
пола продавленной пружинной сеткой. О линолеумах он и говорить не стал,
вместо этого похвалился, что получил, наконец, заказ, которым не пренебрег
бы и сам Микеланджело:
который недавно преобразован в районный клуб. С этим заказом Художник,
видимо, связывал большие надежды: вот там будет ему простор, наконец-то он
покажет себя, напишет наших тружениц, пожилых и молодых матерей,- что
может быть выше этого? Изобразит достойных поклонения женщин, все лето
обрабатывающих совхозные плантации сахарной свеклы, и весь фон, всю
перспективу, возьмет отсюда же, из отведенных под свеклу бескрайних полей,
уходящих во все стороны от Козельска.
взялся за дело, по его заказу были сооружены в помещении райклуба огромные
подмостки, и на большой высоте он трудился изо дня в день, перерыва на
обед у него не было, не слезая с подмостков, там и перекусывал всухомятку
- куском пайкового хлеба с луковицей... Запьет его кружкой воды и снова за
работу. Поскольку это было от нас недалеко, мы с Кириком, улучив свободную
минутку, забегали в райклуб посмотреть, что же там у нашего мастера
получается... Станем в сумраке притвора и глазеем: как будто сквозь туман
пробивается к нам с высоты картина, вернее, первый набросок ее, узнаем
знакомые поля, слегка освещенные утренней зарей, потянулись куда-то в
дальнюю даль зеленые ряды свекловичных плантаций, а на переднем плане...
Здесь с каждым днем все более четко проступают от земли мощные женские
икры, хотя самих женщин, работающих на прополке, пока что нс видно, еще их
фигуры и лица таятся в тумане. К сожалению, начатая роспись так и осталась
незавершенной, эскизные женщины с фламандскими икрами так и остались
больше в замысле Художника, в реальности же они туманно расплылись среди
плантаций недорисованными полуженщинами, в контурах фигур только
угадывались склоненные за работой прекрасные, налитые здоровьем фигуры.
ли натуру нелегко было найти в трудный тот год, то ли какие иные причины,
нам неизвестные, явились помехой. Вряд ли способствовали делу и столь
щедро выдаваемые Художнику авансы в виде добавочных карточек на продукты и
окороки с Биофабрики, работавшей на экспорт,- все это, как нетрудно
догадаться, незамедлительно шло на поживу зеленому змию.
материального расцвета, нам он высыпал на кровать кучу пряников: "хлопцы,
угощайтесь!", сам же к ним и не притронулся, рука, так виртуозно владевшая
кистью, теперь с чуть заметным дрожанием потянулась к графинчику с
мутноватой жидкостью,- старик что-то там хлебнул, стыдливо отворачиваясь
от нас.
самую большую, подвешенную в углу, Художник объяснил, что недавно в ней
обитал его верный товарищ - степной перепел, подобранный в поле еще
малышом-подранком. Здесь, в этой клетке, он и вырос, окреп и, словно в
полях, подавал голос на зорьке, увеселяя душу.
пусть хоть что там на дворе, вьюга ли, слякоть, а он бодро отзывается на
рассвете, будто горнист, подымает Художника: вставай!.. И вот теперь нет
его: пока Художник был занят росписью клуба, кто-то забрался в дом и
учинил расправу,- что и скажешь, весна-то голодная...
пришло одиночество...
Кроме того, донимал Художника и какой-то физический недуг, дышал он
хрипло, утрудненно.
уходить, но Художник сам нас задержал:
терновщанской Надькой и нельзя ли хоть краешком глаза на нее глянуть? Так
Трубников Александр
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Каменистый Артем
Глуховский Дмитрий
Витковский Евгений