и ты видишь волшебные огни Мироздания и можешь беседовать со всей Галактикой
наяву. Надо только включиться, надо найти свою дозу, свою дурь, надо только
поймать волну, отозваться на зов...
Коле уже прямо в глаза.
же удивительная особенность улыбки недоверчивой этой особы открылась ему. В
движение приходит не столько нижняя, как у подавляющего большинства граждан,
сколько верхняя губа, и обнажаются два передних резца, и сходство с пушным
промысловым зверьком, до того лишь воображаемое, становится явным.
Екатерина Степановна по окончании десятилетки давно уже наметила определить
на лечфак Южносибирского мединститута, вдруг, надо же, увлеклась столь
необходимой для овладения самой гуманной профессией наукой биологией и
вечера проводить стала на заседаниях школьного ученого общества. Что это
были за заседания, проходившие, понятно, не среди в формалине
законсервированных упырей, автор догадливым читателям объяснять не станет.
а рассказ о нищенской обстановке Колиной однокомнатной квартиры и двух
примечательных предметах, ее украшавших и загромождавших,- о кресле-качалке
и двух- (а может быть, и трех-) ведерном аквариуме. Аквариум стоял на паре
табуреток, и жили в нем макропоты. В графе "прочее имущество" всего четыре
пункта - диван, за ним чемодан с наклейкой "Балкантурист", напротив
допотопный VEF без ручек, с порванными тягами настройки и магнитофонная
приставка "Нота", лишенная верхней крышки еще в девственную пору первой
смазки.
следовало созерцать в полной темноте, подсвечивая зеленые водоросли
двадцатипятиваттной лампой. Кресло-качалка конкретного назначения не имело,
считаясь всепогодным и универсальным.
в результате удачного обмена. За четырехкомнатную квартиру старой планировки
на втором этаже в центре дали четырехкомнатную улучшенной с приличной кухней
на пятом и однокомнатную хрущевку на третьем. Малометражку - в центре, а
большую - на тогда казавшемся далеким Пионерском бульваре.
было четвертое бракосочетание профессора математики. Впервые он женился на
третьем курсе и на четвертом развелся. Результатом несходства характеров
явилась девочка. Второй раз - немедленно после защиты кандидатской. Семья
вновь оказалась нежизнестойкой, но мальчик и девочка получиться успели.
Третий заход грозил стать последним, счастье шло рука об руку с Валерием
Дмитриевичем без малого двадцать четыре года, но на двадцать пятом мама Юры
и Коли Бочкаревых, мечтательная преподавательница английской литературы
прошлого века, слышавшая иной раз назойливые голоса и боявшаяся стенных
встроенных шкафов, заболела пневмонией, двусторонним воспалением легких,
простудилась в той самой больнице, которая так страшила Олега Свиридова.
юной ассистентке) и уехал заведовать кафедрой в Ивано-Франковск, бывший
Станислав. Колин брат Юра, кстати уважаемый член общества,
стоматолог-ортопед, последовал отцовскому примеру, то есть взял в жены
девятнадцатилетнюю медсестру и разменял прекрасную профессорскую квартиру на
улице Весенняя на две.
младшего, несовершеннолетнего да к тому же раскрепощения чувств ищущего
брата. Ну, ладно, ему, Юре, еще догадаться, сообразить еще надо было, а
Димка-то Смолер, Смур-зануда, он сразу все понял, "зачем она тебе?" -
спрашивал Бочкаря, "ты с ума спятил" - втолковывал, "брось ты ее" - совет
давал, "выгони",- и что же? Сам был выставлен за дверь.
проинтуичил. Сумасшествие-то подтвердилось, честное слово, шизофрения, ни
больше ни меньше, семейная напасть. В конце апреля, немногим более года тому
назад. И если стоит чему-то дивиться, то. наверно, трем месяцам - февралю,
марту, кусочки же января и апреля посчитаем за один, - потребовавшимся для
принятия единственно разумного решения - изолировать безумца. Впрочем,
объяснить промедление нетрудно,- с февраля по март мама Зайки Екатерина
Степановна, директор областной научно-технической библиотеки, находилась вне
дома, сначала в столице решала сложные вопросы комплектования, затем в
Ленинграде приняла участие в научно-практической конференции, а сразу же
затем в Москве - в методическом совещании руководителей библиотек и
бибколлекторов. В это же самое время Борис Тимофеевич, в ущерб даже любимой
своей и незабвенной экономии энергетических ресурсов, искал объяснение почти
стопроцентному попаданию автомобилей ГАЗ-24, предназначенных для передовиков
и ударников области, в гаражи жителей среднеазиатских райцентров. В
интересах правдоподобия пришлось пожертвовать не только молодым да ранним
завхозом обкома, но и уступить изрядно трухнувшему прокурору достойнейшего и
надежнейшего человека, директора областной конторы плодовощторга.
принял приглашение газеты австрийских братьев по идеологии "Фольксштиме"
посетить в составе небольшой делегации страну вальсов и свежих булочек к
утреннему кофе. Двадцать третьего апреля, сразу по возвращении, Борис
Тимофеевич имел продолжительную беседу с супругой, на родной сибирской земле
находившейся уже три недели. На следующий же день к Николаю Бочкареву, в
девять часов вечера торопливо проходившему под не спиленными тогда еще
тополями улицы Арочная с надкусанным батоном в руке, подошли три
широкоплечих молодых человека и предложили доужинать в другом месте.
от забот и процедур брата из уже тогда знаменитого своим вычислительным
центром областного психоневрологического лечебного заведения имени Семашко.
К этому времени квартира на углу двух тихих улиц из рук злостного задолжника
Николая Валерьевича Бочкарева перешла в доход государству, была выделена
очереднику горисполкома - многодетному служащему медвытрезвителя,
выставившему кресло-качалку на балкон, а все прочее ввиду крайней ветхости
отправившего на помойку. Что касается макропотов, то до этого позора рыбки,
слава Тебе, Господи, не дожили, околев от недоедания еще в мае.
чрезвычайное происшествие (вернее, неприглядная связь дочери) оказалось,
да-да, на руку, кстати, ибо снимало любые возможные возражения. Строптивая
девица отправилась к матери Екатерины Степановны в город Курск, объявленная
серьезно и внезапно занемогшей, а потому нуждающейся в немедленной перемене
климата. И кошмарное открытие, сделанное престарелой тещей:
обратилась к врачу, и худшие мои опасения подтвердились..." - уже не могло
омрачить светлое будущее товарища Владыко.
чаду дорогой Борис Тимофеевич.
недоношенной, но вполне жизнеспособной.
догадалась еще в апреле и буквально за день до того, как Коля перешел на
государственное обеспечение, поделилась открытием с ним:
Эбби Роуд.- Это как? - спросил, и Зайка ему объяснила.
пакетик клубники и в бумажке фунтик уж совсем недопустимого.
московская газета Винта рассеяла последние сомнения.
памятью навечно фиксируя исторические строки,- ты же все сообразишь там,
рядом, в Калинине, Орле или Иванове, ты все поймешь, это же шанс, и время
известно, и место..."
трибуне "С", не на плывущей к небу волне
километров в час, в бетонной трубе под Москвой-рекой глаза смотрели в глаза,
поверх ушей, локтей и газет, глаза смотрели в глаза.
лишать его, увы, уже было нечего. и потому, должно быть, на жертву ради
великого кайфа пошел Свиря. Свиридов Пахомыч Горемыкин (это тоже прозвище)
продал средство производства. Давно зарившемуся на его сокровище
ловкачу-леваку из соседнего дома продал ручную швейную машинку, трофейный,
любой материал сшивающи* механизм, некогда Константином Ивановичем
Свиридовым позаимствованный в счет репараций на сопках Маньчжурии, а может
быть, и в отрогах Большого Хингана.
державший в отделе кадров ПО "Азот" (сторож детского сада), определен был
нами недавно как портной-надомник. Шить на продажу он начал в восьмом
классе, и если бы не пагубное пристрастие к "путешествиям на воздушном
шаре", тачал бы днями, утомляя зад и спину. самопалы и самостроки, зато
вечером, надев фабричное. помыкал бы официантами "Томи" или "Волны" под
удалые звуки "Мясоедовской". Ну, а так Свиря шил все реже и неохотнее, а
последние полгода, с тех пор как соорудил Эбби Роуду, перекроив "сварной
комбез" (а может быть. и пожарницкую робу) в обломные штанцы, вообще не
Корнев Павел
Шилова Юлия
Гуль Роман Борисович
Контровский Владимир
Журавлев Владимир
Сертаков Виталий