Чтение 56–й страницы книги ~И проиграли бой~

Со стороны города приближались машины. Вот они остановились.
Быстро собралась толпа. Подбежал и Лондон, протолкался к дороге.

- Какого черта вернулись?

Толпа выжидательно молчала. Водитель передней машины придурковато
ухмыльнулся.

- Да там не проедешь. Они дорогу перегородили.

- Я, кажется, приказывал таранить любое препятствие.

- Вы не поняли, - пробубнил водитель все с той же ухмылкой. - Мы к
баррикаде подъехали, а за ней человек двадцать с ружьями. - На этот раз
он взволнованно сглотнул. - Встал какой-то мужик с шерифской звездой и
говорит: "У нас в округе пикеты запрещены. По ворачивайте обратно".
Наши на старом "Гудзоне" хотели было объехать, а он на обочину съехал
да перевернулся. Ну, ребята повыскакивали и все в другую машину, ту,
что с утиным носом. - Сидевшие рядом лишь важно кивали.

- Что дальше? - подавленно спросил Лондон.

- Ну, утконос ринулся было на баррикаду. Так нас забросали
гранатами с газом - от него сразу слезы текут, я прострелили шины. Все
кашляют, слезы глаза застят, а у тех-то противогазы. Они из-за
баррикады повылазили, наручников штук сто приготовили и - на нас! - он
снова ухмыльнулся. - Мы и вернулись. Ничего не поделать. Даже камней-то
подходящих не нашлось, чтоб их закидать. А всех, кто на "утконосе" был,
они схватили. Газу-то, газу - такого в жизни не видывал! - Он взглянул
на шоссе и уныло сказал: - А вон
и вторая партия едет. Дорогу, поди, с обоих концов перегородили.

По толпе пронесся тяжелый долгий вздох. Кое-кто повернул обратно к
палаткам. Шли медленно и понурившись, погрузившись в невеселые думы.

Лондон озадаченно посмотрел на Мака. Тот предложил:

- Не пустить ли нам машины садами? Не могут же они все тропки
перегородить.

- Слишком сыро. Машины и десяти метров не проедут, в грязи
увязнут.

Мак вскочил на подножку одной из машин.

- Вот что, ребята! - крикнул он. - Все-таки у нас есть возможность
прорваться. Выйти всем миром и разнести все их заграждения. Они не
имеют права нас держать в этой мышеловке. Мы не сдадимся! -Мак чуть
выждал, но в толпе молчали, слова его не возымели дейс твия. Люди
отводили взгляды, каждый уповал на соседа, а сам молчал. Наконец
раздался одинокий голос:

- Нам нечем драться! Голыми руками против ружей да газа не
повоюешь. Дайте нам ружья, тогда разговор другой.

Мак запальчиво крикнул:

- Они убивают наших ребят, жгут дома наших друзей, а вы сидите
сложа руки. Сейчас вас загнали в мышеловку, а вам хоть бы что! Да крыса
и та за свою жизнь бороться бы стала!

Казалось, все вокруг напиталось самым страшным
газом-безысходностью. Тот же голос из толпы повторил:

- Мистер, голыми руками против ружей да газа не повоюешь.

Мака прорвало.

- Ну, а со мной шестеро голыми руками справятся?! Есть среди вас
храбрецы? - бросал он безнадежные слова. - Вот и попробуй вам помочь!
Попробуй хоть что-нибудь для вас сделать!

Лондон решительно стащил Мака с подножки машины. Тот попытался
вырваться, глаза выпучились.

- Своими руками трусов придушу! - кричал он.

Джим придержал его с другой стороны.

- Мак, одумайся, ты уже сам не понимаешь, что говоришь!

Вдвоем с Лондоном они вывели Мака под руки из толпы. Люди вокруг
стыдливо опускали глаза. А меж со бой тихо повторяли:

- Голыми руками против ружей да газа не повоюешь.

Вернувшиеся повылезали из машин, оставив их на до роге, смешались
с толпой.

Мак больше не упирался. Его привели в палатку Лон дона, усадили на
матрац. Джим намочил в ведре с водой тряпку и хотел вытереть другу
лицо, но Мак взял у него тряпицу и обтерся сам.

- Я уже в норме, - спокойно сказал он. - А вообще-то толку от меня
нет. Партия должна гнать меня в шею. Ишь, разошелся!

- Ты на ногах едва держишься, тебе выспаться надо, заметил Джим.

- Верно. Но дело не в этом. Ребята даже за себя драться не хотят.
А ведь такие же, как они, на моих глазах шли с голыми руками на
пулеметы! А эти убоялись горе вояк, шерифских помощников! До смерти
испугались. Да и я, Джим, не лучше. Мне бы мозгами пошевелить. Ведь
когда я на подножку вспрыгнул, думал, сейчас зажгу ребят, подниму на
борьбу. А они как стадо баранов, вот я и взорвался. А какое я имел
право! Нет, таким, как я, в партии не место.

- Да я и сам едва сдерживался, - попытался поддержать Мака Лондон.

Мак сосредоточенно разглядывал свою пятерню.

- Бросить бы все к чертовой матери да убежать. Зарыться с головой
в стоге сена и заснуть. И чихать я хотел на всех!

- Отдохнешь и сразу взбодришься, - сказал Джим. Ложись-ка, поспи.
Мы с Лондоном, если будет нужно, тебя позовем, верно, Лондон?

- Непременно, - откликнулся тот. - Ложись поудобнее, вытяни ноги.
Дел сейчас никаких нет. С командирами я потолкую сам. Может, наберем
ребят побойчее да тишком к баррикадам проберемся.

- Боюсь, победа уже за ними, - проговорил Мак. Они сломили дух у
наших ребят, когда еще до дела и не дошло, - он улегся на матрац. -
Толпе нужна кровь... О, господи, я с самого начала напутал...-он закрыл
глаза, но тут же снова открыл. - Вот что, очень скоро к нам, может, сам
шериф в гости пожалует или какая иная важная шишка. Обязательно меня
разбудите. Просто так их нельзя отпускать. Непременно меня позовите, -
он по кошачьи свернулся клубочком, сложил руки под головой и сразу
задышал мерно и ровно.

От палаточных тросов по брезентовым стенам побежали тени, солнце
разбросало лучи перед входом на пятачок утоптанной земли.

Джим с Лондоном тихонько выбрались наружу.

- Ишь, намаялся, бедняга, - сказал Лондон. - Прямо изголодался по
сну, я никогда такого не видал. Легавые, говорят, нарочно спать
арестанту не дают, и он умом трогается.

- Отдохнет Мак, совсем другим станет, - уверил Джим. - Ох, я ж
обещал Дану кое-что! А там наши машины подошли... Схожу-ка сейчас!

- А я пойду Лизу проведаю. Может, пошлю ее к старику, пусть
присмотрит за ним.

Джим пошел к кухне, наложил в котелок фасоли и понес к больничной
палатке. Солнечный зайчик уже спрыгнул с койки Дана на пол. Старик
лежал, закрыв глаза, дышал редко и тихо.

В палатке пахло чем-то гнилым или тухлым, необычный запах этот
исходил от тела умирающего, оттого что он уже долго не мог
опорожниться. Джим наклонился над стариком.

- Дан, я принес поесть.

Тот медленно открыл глаза.

- Не хочу ничего. Сил нет жевать.

- Непременно нужно поесть. Тогда и силы появятся. Давай-ка я под
спину тебе подушку подложу, ты сядешь, и я тебя покормлю.

- Не нужны мне силы, - промямлил старик. - И подниматься не хочу.
Я только на верхушки деревьев поднимался, - он снова закрыл глаза. -
Лезешь по стволу, все выше, все выше, и вот уже деревья что поменьше -
под тобою. Тогда уж спасательным поясом пристегиваеш ься, он глубоко
вздохнул, губы продолжали шевелиться. Вдруг на солнечное пятно на полу
упала тень. Джим поднял голову. У входа стояла Лиза. На плечи накинуто
одеяло, его краем укрыт и ребенок.

- Мне хватает дел со своим малышом. А он говорит, иди, за стариком
присмотри.

Джим приложил палец к губам и отошел от койки, чтобы Лизе лучше
было видно исхудавшее лицо Дана.

Войдя, Лиза села на свободную койку.

- Ох ты! Я же не знала! Скажи, чем помочь?

- Ничем. Просто побудь с ним.

- Уж больно он плох. По запаху чую. Знакомый запах, - она
поежилась, плотнее закутала личико младенца, чтобы уберечь от вони.

- Тише. Может, еще поправится.

- Нет, запах не тот. Знакомый запах. Старик уже гниет.

- Вот бедняга!

Возглас этот, видно, тронул ее за душу, на глаза навернулись
слезы.

- Конечно, я побуду с ним. Не впервой. А меня не убудет.

Джим присел рядом.

- С тобой хорошо, - прошептал он.

- Ты эти штучки брось!

- Да я разве что! Просто рядом с тобой почему-то всегда тепло.

- А мне и не холодно.

Джим чуть отвел лицо.

- Мне нужно поговорить с тобой, Лиза. Ты, наверное, не поймешь
меня, да это и неважно. Все кругом рушится, или как вода меж пальцами,
глядь - и нет. Но это пустяки по сравнению с главным. И мы с тобой
песчинки в людском море. Понимаешь? Я всякий раз сам себе это говорю,
но мне легче самого себя понять, когда ты рядом, слушаешь.
Догадываешься, о чем я?

Щеки у Лизы зарумянились.

- Я же только что родила. Да и не такая я, - она пристыжепно
взглянула на него. - Не говори так. Таким тоном, - попросила сна. -
Понимаешь, я просто не такая.