налопался, а брат твой с козами в лесу голодный сидит?! Сейчас же снеси ему
поесть и можешь там до вечера переблеиваться с козами!
своей неминуемой очереди. Отец нагнулся за своей мотыгой и, как бы
спохватившись, что мотыги братьев не в поле, а все еще здесь, хотя отлично
знал, что они без него не пойдут, подхватив мотыгу, свирепо развернулся в
сторону яблони:
упустили, солнце! Да и ты, дармоед, мог бы помахать мотыгой, хотя бы от
скуки! Что за чудище выродила мне эта дура!
потрошила над тазиком очищенную курицу, время от времени отбрасывая собакам
ненужные внутренности.
истекшего времени своей власти и слишком большой близости ее теперешнего
носителя.
неудобно, придут гости, а в доме нет мужчины.
докопаются ни до чего! -- крикнул отец, толкая ворота и не оборачиваясь. --
Можно подумать, что их деды здесь клад зарыли! Пустомели!
вслед за отцом.
подымая головы, заметила мать, когда сыновья проходили мимо. Но по голосу ее
видно было, что время власти ее надолго, до самого ужина, ушло, и тут ничего
не поделаешь. Через мгновение, подняв голову, она засмеялась, глядя в
сторону тех, что сидели под яблоней.
Навей, неся большой котелок, наполненный тюрей из кислого молока и чурека. В
другой руке он держал книгу, и в глазах его все еще тлел пламень, зажженный
этой же книгой. Мать несколько опасливо, а потом облегченно взглянула, может
быть, не столько вслед сыну, сколько вслед удаляющейся книге. Потом она
опять рассмеялась и обратилась к тем, что под яблоней.
-- я никогда в жизни не видела такой жирной курицы, как эта. И я вспомнила,
что на днях заметила в амбаре много исклеванных кукурузных кочерыжек. А
потом увидела, что в плетенье стены прутья в одном месте разъехались. Я
тогда подумала, что сойки влетают в амбар, и заделала прореху. А это,
оказывается, она влетала туда. Вот она и попала теперь мне в руки.
улыбаясь и как бы поощряя мать в сторону смешных подробностей.
бросив курицу в таз, стала отмахиваться руками, как бы прося не смешить,
учитывая ее неудобную позу.
кормить кур, -- сквозь смех отвечала мать, -- а куда ей было спешить, если
весь мой амбар был в ее владении. А сегодня первая прибежала. Прореху-то я
заделала. Вот и попалась, дуреха.
ее спине было видно, что она все еще смеется.
умеет замечать смешное. Вся в меня!
легко пережив отсутствие геологов. Обед был долгий и веселый.
скрип половиц, вдыхая грустный запах отчего жилья и вспоминая детские и
юношеские годы. Внезапно, словно пытаясь заново слиться с его жизнью, она
бодро засуетилась, распахнула все окна, подмела все комнаты, но потом вдруг
как-то сникла, видимо поняв, что прошлого не вернешь. И тогда она
заторопилась, ощутив спасительную тягу к своему собственному гнезду, тягу,
сдувающую с души ненужную грусть по дому детства.
был показывать, что не спешит уводить жену из родного дома в свой.
сестры поймали лошадей и оседлали их. С поля пришли прощаться отец и братья.
Порывистые объятия сестры, степенные рукопожатия мужа, напутствия,
приветствия родственникам и знакомым. Всадникам помогли сесть на лошадей.
Кемальчика приодели, и его взял на руки отец. Над головой сестры с треском
распахнулся голубой зонт.
на прощанье и разъяснил, в каких местах можно срезать путь. Всадники
тронулись.
рванувшись, догнала лошадь сестры и ухватилась рукой за стремя. Держась за
него и временами переходя на побежку, она не отставала от лошади. Над
головой всадницы голубел зонт. Но сейчас он на Каму наводил легкую грусть,
как уходящий праздник. Кемальчик поглядывал из-за плеча отца каким-то
странным, удаленным взглядом.
стремя.
лошадь. Муж ее тоже остановил лошадь и слегка повернул ее назад. Сестра
пригнулась, и тень зонта упала на Каму. Эсма поцеловала ее и хотела
разогнуться, но Кама, обхватив ее шею голыми руками, изо всех сил надолго
прижалась к ее губам.
помахал ей рукой.
показалось, что Кемальчик вяло помахал ручкой, и ей от этого стало тоскливо.
Вздрагивая и покачиваясь, над белым крупом лошади плыл зонт. За лошадью
всадницы Кемальчика не было видно, а он все дальше, и дальше, и дальше
уходил от нее.
из горла этот комок, и, разрыдавшись, кинулась за всадниками.
подбежала к сестре.
бы ставшей еще выше.
жалко...
сестра, -- не глупи, ступай!
Кемальчика.
глазами, удивляясь ее слезам и как бы стараясь ей внушить: ты же видишь, я с
папой и с мамой, и мне от этого хорошо, значит, и тебе от этого должно быть
хорошо.
лошадь и растроганно глядя на Каму.
своего?
сестру, что она не собирается забирать у нее ребенка, -- я еще немножко, вон
до той алычи провожу вас.
не раздражать сестру. А Кемальчик удивленно поглядывал из-за плеча отца, как
бы силясь осознать, почему Кама не понимает, что, когда ему хорошо, и ей от
этого должно быть хорошо.
заметить, что на алыче еще есть плоды и это надо запомнить, и снова побежала
за всадниками.
ударил далекий шум Кодера, открылась пойма реки, которая, извиваясь
серебристыми рукавами, бежала к морю по дымчато-голубоватой лесистой долине,
упирающейся в призрачную, как сон, стену моря.
беспорядочными пятнами, подымалось стадо коз, которое гнал домой ее брат
Азиз. Он играл на дудке. Сзади плелся Навей. Сквозь далекий шум реки
доносился прерывистый от большого расстояния и в то же время
назойливо-печальный звук пастушеской дудки. Передние козы уже выходили на
гребень холма, куда спускались всадники, а задние только-только вышли из
лесу.
с ними и вернется... Кама, беги к нам! И Кама рванулась.
ситцевом платье, вся в слезах и все-таки счастливая, бежит вслед за
всадниками.
Шилова Юлия
Доставалов Александр
Каргалов Вадим
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Каргалов Вадим