тельными, подвижными чертами лица, отлично тренированными для изображе-
ния человеческих страстей. О да, она - прекрасная актриса, непос-
редственная, талантливая, живая. Как здорово она сыграла роль билетерши,
с какой мягкой настойчивостью она вырвала меня из будничного жизненного
потока. Но господи, что за времена, если сами актеры вынуждены завлекать
зрителей к себе на представления?
прожектора проплыла огромная ржавая бадья. Она медленно покачивала кру-
тыми боками, разбрызгивая с неба парящие капли свежезамешанного раство-
ра. Одна капля упала мне на плечо, и я принялся ее оттирать.
особняка, бывшего раннее каким-нибудь важным трестом или конторой, а те-
перь арендованного очередным свежеиспеченным театром.
погладила меня по щеке, - как я вас верно угадала. - И, не глядя на ча-
сы, успокоила снова: -Еще есть время, зайдите в буфет, у нас прекрасный
кофе, подкрепитесь...
странно , кажется, с надеждой и сомнением поглядела прямо мне в глаза и,
прежде чем исчезнуть, шепнула:
мира, с неуютной октябрьской непогодой, с мелкой моросящей влагой, опус-
кавшейся на город из тусклого желтого пятна. Мне стало холодно и одино-
ко. Теперь я мог бы предположить, будто сюда попал случайно, например,
попросту прогуливался и заблудился и теперь могу спокойно вернуться об-
ратно в суету, к людям. И я бы наверняка ушел бы прочь, подальше от на-
висшей неопределенности, и меня бы даже не остановил странного вида би-
лет, если бы не те ее слова. Что же это она во мне такое угадала? Может
быть, она меня приняла за сексуального маньяка. Но, ей-богу, зря. Конеч-
но, там в тени, я был невполне в рамках, но скажите, разве все мы не
подвержены внезапным порывам?
высоких окон второго этажа струился теплый свет, слышались обрывки фраз,
шаги, веселый шум буфета, сдобренный ароматом свежезаваренного кофе.
Правда, настораживало отсутвие репертуара с именами актеров и названием
пьес. Но во весь козырек парадного подъезда светилась надпись: "КАЖДЫЙ
ВЕЧЕР ПРЕМЬЕРА!"
него вручила программку, впрочем, так же как и билет, закатанную в поли-
этиленовую пленку. Потом она закрыла на ключ входную дверь и провела ме-
ня к вешалке.
шая теперь в роли гардеробщицы.
тый гардероб , и пытаясь понять, как ей удается одновременно проверять
билеты и обслуживать зрителей.
вижу, если плохо приклеен парик, а, судя по размерам особняка, здесь
сцена не дальше, и я мог бы отлично обойтись не вооруженным глазом, но
решил использовать представившуюся возможность прояснить некоторые обс-
тоятельства:
и, пошурудив под стойкой, всучила мне в руки древний с потертой позоло-
той и с залапанными стеклами, аппарат.
ция и направила рукой на второй этаж.
вится неудобно за актеров и стыдно за зрительское племя. Тогда мне при-
ходится как бы отдуваться за отсутвующих, изображать внимание, смеяться,
когда не хочется, но когда требуют актеры. И уже не спрячешься за спины
других зрителей, и уже не ты - зритель, а, наоборот, те, кто на сцене, и
до чего же изматываешься. Особенно страшен бывает финал, когда актеры
берутся за руки и с собачьими глазами просят аплодисментов, а те немно-
гие, кто был в зале, уже стучат креслами, поворачиваются спинами и ухо-
дят, боже, как хочется провалиться сквозь землю, но не можешь и стоишь,
будто с тебя содрали все вплоть до нижнего белья. Нет уж, упаси господ
от такого театра.
нок. Говорят, театр начинается с вешалки, а я думаю - не с вешалки, а с
буфета. Да, ничего не поделаешь, человек бывает голоден. Был голоден и
я, и тот гражданин передо мною. Когда я случайно прикоснулся к его рука-
ву, он обернулся, и двигая бледными губами, прошептал:
на часы. Было без десяти семь. Мы все могли бы еще пару раз перекусить.
Я с тоской посмотрел на поднос, плотно уложенный бутербродами, сглотнул
слюну и собрался уже отойти, как бледногубый вдруг спросил:
спохватился он, - лучше давайте я и на вас возьму чего-нибудь. Его блед-
ные губы нервно дрогнули, как это случается у людей, решившихся на доб-
рый поступок вопреки собственному стеснению.
столиками было совсем немного людей: пожилая парочка в допотопных костю-
мах времен дебюта Смоктуновского, человек с тростью и черными шпионскими
усиками, и миловидная барышня в углу за отдельным столиком. Она сидела
одна, глядя в длинный, увешанный портретами труппы коридор. Сегодня ве-
чер одиноких женщин, подумал я и шагнул навстречу определенности.
пространство:
те, такое слишком удобное, мол, я ротик открываю и на крючок-то клюю -
тяните, товарищ хороший, на себя. А я как обезумевший, тут же подсекаю:
досталось.
вернула программку, и клянусь, она туда даже не посмотрела, она просто
хлопнула ресницами.
тишек с ихними глупыми вопросами.
Она улыбнулась.
спохватился.
на ее лоб, и она подняла глаза поверх моей головы. За спиной кто-то тя-
жело дышал. Я повернулся. Бледногубый, застигнутый врасплох, виновато
вертел пустыми руками.
- Вот ваши деньги.
чего из моих рук не брал. Зачем он мне протягивает деньги, если я их не
давал? Пока я сомневался, он сунул их в мой нагрудный карман и пошутил:
довала за спутником. Настроение мое покатилось по нисходящей. Мне опять
захотелось уйти отсюда, но я вспомнил старуху на входе и передумал: не-
заметно не выйдешь. Я снова, с омерзением, прошептал : Клара Бледногубо-
го. Какое отвратительно-красивое сочетание. Нет подлее ума извращенного
литературной идеей. Нельзя уйти должником отсюда. Я встал и направился в
Андреев Николай
Андреев Николай
Ковальчук Вера
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман