нечеловечески быстро, как и положено тальмену, - и рассмеялся тому в
лицо. Беззащитный, с энергией, целиком отданной блокировке Иглы, он
смеялся над тальменом, который мог сейчас одним ударом избавиться от
обоих своих врагов. Валентин еще раз поразился темным талантам
Габриэля - сейчас он рисковал всем, почему-то уверенный, что Детмар
не сможет оставить Георга в беде. И Габриэль в который раз оказался
прав. Проклиная себя, с лицом, полным отчаяния, Детмар взмахнул
Жезлом, останавливая облако стрел.
первый раз заметил еще в Гельвеции. Т-буря, о неизбежности которой
говорили расчеты и в которую он так до конца и не верил, началась.
Иглу кокон. Но приоткрыл не просто так, а с точным расчетом:
энергия, которой Георг безуспешно пытался отбить залп, вырвалась на
свободу в одном-единственном направлении: точнехонько в голову
Детмару.
- полупрозрачные стены, окружившие площадь, не давали разглядеть
клубящиеся за их пределами тучи, фонтаны грязи, ударившие из земли,
срывающий крыши ветер. Но Валентин, почти полностью спрятавшись в
сознании Детмара, не мог не чувствовать, как сходит с ума его
собственный разум, окруженный бешено скачущими красками и
сотрясаемый беспричинными рыданиям.
хотел знать. Он понимал сейчас только одно - пора! пора! счет пошел
на секунды!
камней мостовой. Георг, увидев дело рук своих, потерял драгоценные
мгновения.
Энергетический кокон свился вокруг него, прижав к мостовой, и
блокировал судорожные попытки талисмана спасти хозяина, перебросив
его в безопасное место. Голова Детмара упала на мостовую и замерла,
уставив в небо невидящие глаза.
сделать. Тактика Серого была уже ясна, и предсказать следующий ход
не составило труда.
глазами обеими руками направил иглу на Габриэля, Валентин дотянулся
до рук Серого и отдал Браслетам свой собственный приказ.
Детмаром, такое уже получилось; во-вторых, сейчас Валентин уже не
был Валентином - тем, на крыше казармы, потерявшим разум и
корчащимся в приступе смеха сквозь слезы, - он был самим Габриэлем,
его холодной рассудочной частью, одержимой манией самоубийства.
сорвалась голубая молния, вонзившаяся в Георга.
непрозрачное облако, окутавшее Габриэля, сковавшее его по рукам и
ногам и тут же начавшее мелко вибрировать.
эти мгновения покинуть сознание Серого. Габриэль мгновенно понял,
что произошло. Изумление и гнев его не знали границ, затмив даже
нечеловеческую боль в растворяющемся в туманном облаке теле. Голубая
молния, по-прежнему терзавшая тело Георга, отнимала у талисмана всю
энергию без остатка - точнее, всю энергию, которую талисману
позволяла потратить Т-буря. Жизнь уходила из Серого вместе с его
безумным деянием - напасть на уже беззащитного противника, в то
время как простой уход в сторону и точный удар в спину оставлял бы
его победителем. И в последние мгновения жизни Габриэль знал, что
эту ошибку совершил не он - тот, другой, влезший в его сознание и в
решающий момент обрекший его на смерть.
основания так поступить. Он сам нажил себе такого врага; ошибка была
совершена не здесь, на площади Главных казарм, а там, в Анхарде,
когда он слишком поторопился. Слишком недооценил противника. Сила
его заключалась не в Шкатулке, а в нем самом!
Валентину, - будь же ты проклят! Ответь мне перед смертью - кто ты
такой на самом деле?"
сознание-то сохранять было уже подвигом! - На самом деле я Валентин
Шеллер, бухгалтер треста "Спецстрой".
облако Георга, окончательно уничтожила Габриэля. Он больше не
пытался говорить; ненависть его угасла, осталась только боль,
сохранившаяся еще некоторое время после того, как тело Габриэля
Серого, Первого Воителя, владыки половины мира, растворилось в
воздухе без остатка.
таки Панга, лениво думал он. Зеленоватый оттенок; небо Земли совсем
не такое. К тому же - ни облачка; небо точно купол, выкрашенный в
один и тот же цвет. У горизонта - те же цвета, что и в зените.
Панга.
за ними еще...
сел, упираясь в горячую черепицу крыши; вдохнул горячий воздух с
привкусом гари. Площадь лежала внизу - вся в красно-белых ошметках;
в центре догорало чье-то неподвижное тело. Кажется, подумал
Валентин, я знаю, чье.
валялся?
момента, когда Габриэль и Георг обменялись последними
уничтожительными ударами. Хорошо, что хорошо кончается, подумал
Валентин, потягиваясь. И все же, куда это Хаям подевался?!
точнее, по ее внутреннему квадрату, относительно свободному от
мертвых тел, передвигалась короткими перебежками цветастая фигурка.
Сейчас она подскочила ко все еще горящему телу Георга и, ловко
орудуя позаимствованным у кого-то копьем, принялась выковыривать
Иглу из мертвых черных пальцев.
поболе остальных. "Когда они перебили друг друга, я пошел и собрал
талисманы", - чем не финальная фраза для эпоса? Что может быть
приятнее произведения, в котором летописец неожиданно оказывается
под конец главным героем? Валентин еще раз потянулся, поднял голову
и обмер.
стали ниже и гораздо плотнее. И там, за их пределами, продолжала
бушевать буря. Ветер уже разнес в клочья большую часть домов и гонял
теперь по заваленным обломками улицам вывороченные с корнем деревья.
С ясного неба гвоздили молнии, земля пошла трещинами, из которых то
и дело выстреливали в небо фонтаны камней и грязи. И что самое
скверное, на востоке, в стороне Великого Моря, у самого горизонта
виднелась какая-то подозрительно ровная полоска.
фронт. Ох, знаю я, на что это похоже!
сматываться пора!
кончиком копья и теперь перебрасывал ее из ладони в ладонь, остужая
как печеную картошку. - Всегда готов!
свечение. Селингари подскочил к Хаяму, на лету открывая проход,
сказитель оттолкнулся и прыгнул, точно попав в цель, но не удержался
на ногах и повалился, роняя содержимое своих карманов. Когда
Селингари подлетел к Валентину и тот в свою очередь запрыгнул
внутрь, Хаям стоял на четвереньках, рассматривая лежащую перед ним
добычу.
и игла.
полезный предмет. Жаль, нет времени на поиски. Ну ничего, будет чем
еще четыреста лет заниматься.
продолговатый прямоугольник с пятью белыми шариками. Бросив его на
пол к остальным талисманам, он встал и отряхнул руки. - Даже не
знаю, что сказать.
знал, что сказать. Чувства Хаяма были ему понятны. Он сам никак не
мог отделаться от желания придурковато захихикать. Все кончилось так