донесся с конца коридора за машинным отделением - шаркающий, шарящий звук
- и металлический щелчок. Бернардо взвел автомат и направился к последней
двери налево, где истертая табличка была прикручена к древней двери, чуть
приоткрытой, залитой красным светом забранной сеткой лампы. "Служебное
помещение" - было написано на табличке. Бернардо не понял этих английских
слов, но почему-то он знал, что сейчас все решится.
писсуар, напротив него - единственная кабинка, под потолком на потертом
кабеле висела лампа дневного света, раскачиваясь туда-сюда, отбрасывая
движущиеся тени. Силуэт Бернардо увидел сразу. За разбитой дверью кабинки.
Плотно сбитый человек старался устроиться на унитазе, производя как можно
меньше шума. Бернардо вскинул автомат, а голос брата в мозгу уже просто
орал.
помещение громом и превращая старый металл в швейцарский сыр. Автомат в
руке раскалился, дым и запах кордита стояли так густо, хоть топор вешай.
Бернардо перевел дыхание, шагнул к дырявой двери и распахнул ее ударом
ноги.
чтобы увидеть чудо. Так быстро, так безмолвно, так эфемерно это случилось,
что Бернардо это показалось сном, галлюцинацией, может быть, даже видением
от Бога в треснувшем зеркале - линия излома прошла через отражение
Бернардо, разделив его пополам.
зеркало не ответило, и Бернардо Сабитини понял, что сделал фатальную
ошибку. Федерико оставался мертвым, и Бернардо был близок к тому, чтобы
разделить его судьбу.
Бернардо.
Джо.
наблюдал. Толстяк еще секунду стоял, глядя мимо Джо, мимо треснувшего
зеркала, мимо мира смертных. Потом стал медленно оседать, оставляя на
старом железе кровавый след.
выброшенного на берег кита. В смерти лицо Сабитини обрело мир. Джо
несколько мучительных мгновений смотрел на него, думая, не единственный ли
это мир, доступный человеку на этом свете. Бесконечный сон. И может быть,
только может быть, если Джо по-настоящему повезет, он сможет...
пистолет. Пусто. Пощупал за поясом, в задних карманах. Запасные обоймы! Не
осталось ни одной, исчезли. Наверное, выпали из штанов во время погони.
Джо посмотрел на оружие Сабитини. Автоматический пистолет "М-1". Где он?
это японец, самодовольный сукин сын. Наконец Джо нашел автомат возле трубы
писсуара. Он схватил его и проверил.
обыскал карманы Бернардо. Nada [ничего (исп.)]. Шаги звучали уже за
дверью, и у Джо заколотилось сердце. Он понял, что единственная
возможность - это действовать, без колебаний, без размышлений.
того конца коридора фехтовальным выпадом бросилась одетая в черное фигура,
и звезда блеснула металлом в ее руке. Что-то вспыхнуло серебром в глаза
Джо, что-то ужалило в ребра, как оса, и Джо выстрелил наугад - ХЛОП! -
хлопушка оранжевого пламени взлетела в миллиметре над японцем, ударив в
идущий поверху трубопровод.
гигантскими трубами, бросив автомат на рваную сетку внизу, и мысли
хаотично метались - тупик, ТУПИК! Джо вынырнул с другой стороны прохода,
свалился на грязный пол следующего коридора, зацепившись за собственную
ногу. Он вскочил, ловя ртом воздух, и поспешил вниз, в чрево кита, мимо
огромных железных ребер, освещенных желтыми лампами в сетках.
схватила дикая боль, схватила ледяными тисками. Он посмотрел вниз и увидел
что-то торчащее из рубашки над ребрами слева, серебряная пластина в
кровавой оправе рваной ткани: бритвенной остроты метательная звезда.
свела нас, и ты это знаешь!
уперся в переборку и лихорадочно искал выход наружу. Опустив руку, он
выдернул бритву из своего тела, как гнилой зуб, и боль вспыхнула, и Джо
вскрикнул, и крик его только разжег ярость противника.
Голос приближался, все более и более безумный.
поручни узкого металлического трапа и карабкаясь вверх, когда оса ужалила
его снова, на этот раз в плечо, будто игла слонового шприца вонзилась в
мышцу.
перекатиться по палубе, но тело стало как резиновое. Он был готов впасть в
панику, но тут в голове просто выскочила откуда-то мысль. Может быть, это
был инстинкт, или опыт, может быть, чистая сила воли, но внезапным наитием
Джо уже знал, как одолеть молодого азиата: сыграть на единственной
слабости.
палубу, выдохнув мучительный вздох, будто умирал. Это входило в то, что
называется _спектакль_, и Джо устроил его на славу, дрожа предсмертными
судорогами и испуская погребальные стоны. Сквозь опущенные полусомкнутые
веки он видел приближение этого пацана.
и зубчатый с другой, и Джо видел, что его "я" раздувается и расцветает у
него внутри, как инфекция. Будь на его месте кто поумнее, он бы просто
ткнул Джо еще раз, для гарантии, что багаж упакован. Но не Сакамото. Не
этот пацан. Он остановился, греясь в лучах собственной славы.
судорожно дернулся, затрясся и уронил клинок, руки его бросились к паху, а
Джо вцепился, как утопающий в берег, переправляя всю свою боль, злость и
волю к жизни в хватку стиснутых пальцев на яйцах пацана, и представил
себе, что cojones [яйца (исп.)] японца - это два кусочка угля и он, Джо
должен так их сдавить, чтобы из них вышли алмазы. У японца от бешеного
дыхания началась гипервентиляция, лицо его приобрело странный оттенок
бежевого, и Джо заметил у своих ног всего в паре дюймов блеск выпавшей
бритвы.
замахнуться уверенно и быстро и всадить в живот японца, будто вспарывая
тушу кабана на бойне.
убийства, но кривой нож торчал уже у него в брюшине, и все, что мог
Сакамото, это качнуться назад и впечататься спиной в переборку, схватив
руками рану, как последнюю драгоценность. Джо поднялся на подгибающихся
коленях. Сакамото пытался что-то сказать, кровь струилась между его
пальцев, и удивленное выражение его лица вопило громче репродукторов. Как
мог великий Сакамото пасть так легко?
вырывая звезду из плеча. Боль вспыхнула паяльной лампой.
досках, он старался сохранить ясность мыслей, но дождь и ветер кололи лицо
иглами, и боль расходилась от пореза в плече, как влажный яд, по спине и
ниже, в ноги. Вверху что-то затопало, с верхних палуб послышались,
сердитые голоса экипажа. Где-то кто-то поднял тревогу, и гремели железные
храповики, и хаос снизу доносился приглушенными звуками собачьей свары.
Джо знал, что время на исходе, - если он в ближайшие минуты не выберется,
то не успеет в точку рандеву.
торчал внизу, день кончился, и небо было черно как деготь. Берег Миссисипи