поехал к своей тетке, в другой конец города, к Саймишту, на углу
Звонимировой, но и там Ганна не появлялась, и он по инерции уже зашел в
полицейский участок и спросил, не было ли каких несчастных случаев, и ему
ответили, что никаких несчастных случаев не зарегистрировано, да и трудно
им сейчас быть, потому что город патрулируется не только службами порядка,
но и войсками.
лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка:
заметила, что кровать Звонимира не просто раскрыта, как это делает няня
вечером, а измята спавшим человеком. Она пришла поздно потому, что
провожала Мийо на аэродром. Она так и не смогла решиться уйти от мужа. Они
договорились, что она попросит Звонимира отправить ее с Мирко не в горы, а
в Швейцарию, если он действительно боится начала войны. Они чуть не
опоздали на аэродром, потому что Ганна не могла оторваться от Мийо. Они
лежали, обнявшись, почти весь день и только подходили к столу, чтобы
выпить воды, и снова возвращались на кровать, и она целовала его шею,
плечи, подбородок и шептала солеными от слез губами:
рассудительной и поэтому в глубине души даже рад был сейчас, что улетит
один, ибо его испугали ее бесконечные рассказы о сыне, о том, какой это
замечательный мальчик, какой умница, а Мийо хотел, чтобы она любила одного
лишь его, он не привык делить свою любовь с кем бы то ни было, но он тоже
обнимал Ганну и гладил ее волосы, задумчиво глядя в потолок, показавшийся
ему вдруг грязным и бесстыдным.
сейчас голос Звонимира и весь он - маленький, с обвисшим животом и
толстой, вечно потной шеей. Она снова увидела Мийо, услыхала его рокочущий
добрый бас и показалась себе до того одинокой и никому не нужной, что ей
захотелось вскочить, взять сына, и броситься на аэродром, и улететь на
первом же самолете, и обогнать Мийо, и встретить его в Лозанне, и
почувствовать на себе его тяжелые, сильные руки, и подняться на цыпочки,
чтобы дотянуться до его острого подбородка.
произносить слова из-за того, что скулы стянуло оскоминой, будто он наелся
незрелых лимонов, - сейчас же одевайся и уходи отсюда вон! К тетушке! Она
просила передать, что давно хотела повидать тебя! Шлюха!
редакцию. Дверь в здание, где помещался его кабинет, была заперта. Раньше
после скандала он закатывался в притон, и чувство собственной вины
позволяло ему быстрей помириться с Ганной. Но сейчас, поняв, что все это
время жена была неверна ему, и, видимо, не просто неверна, а влюблена в
кого-то другого, Взик испытывал чувство яростного, но бессильного гнева.
занимала третий этаж, и долго сидел за столом, обхватив голову руками,
пока не раздался первый телефонный звонок, неожиданный в такое раннее
время.
тебя, хорошо?
паралич воли помешал ему, и он лениво ответил, что ждет Петара и конечно
же будет рад повидать его.
одновременно с ним пришел Иван Шох. Он хотел опубликовать в газете
Звонимира Взика материал о незаконной деятельности группы Веезенмайера:
гибель Косорича, оставившего посмертное письмо; контакты с
"культурбундом"; тайные встречи с лицами, которые так или иначе
подозревались в связях с усташами. Везич понимал, что опубликование такого
материала связано с риском. Однако, считал он, то отсутствие
определенности, которое наблюдалось во всех сферах общественной жизни,
неминуемо должно привести к появлению новой линии. Этого требовали
демонстранты на улицах, студенты в университетах, рабочие в цехах заводов.
Надо было "подтолкнуть" правительство к такого рода решению, открытому,
ясному и утвержденному законом. Бюрократическая машина, мешавшая Везичу
представить его материал непосредственно правительству, разброд и вихляние
аппарата заставляли предпринять крайний шаг. Везич был убежден в том, что
лишь создание единого фронта может помочь стране выйти из кризиса и
организовать оборону, а то, что обороняться придется, и, может быть, в
самые ближайшие недели, сомнения у него не вызывало. Если же страна станет
единым лагерем, дело до вооруженного столкновения с Гитлером может не
дойти: с таким противником, как он, совладать трудно, лучше договориться
миром на условиях, которые взаимно приемлемы и не обращены на унижение
государственного достоинства.
именно за голову,
кажется.
какое-то время, во всяком случае. А за что снимут голову? За Веезенмайера?
ты решишь его не трогать?
старый муж, когда его молодая жена возвращается от любовника.
с ней сильным, спокойным и очень нужным людям, потому что знал, как он
нужен ей. Ладе, и как ей хорошо с ним, и как ему спокойно с ней, и как он
не ревнует ее к тому, что у нее было, потому что это все выдуманные химеры
- прошлое; есть лишь одна реальность - настоящее, этому и нужно верить, во
имя этого только и стоит жить.
маленьких, подлых, служащих идее зла, совсем уже невозможно, особенно если
ты свободен и рядом с тобой такая женщина, как Лада, которая ничего не
хочет, кроме как плыть по реке и смотреть на берега...
кабинет редактора, - нельзя обзаводиться семьей. Мне, например, надо
обзаводиться семьей, чтобы быть настоящим полицейским чиновником и любяще
смотреть в глаза начальству, слепо выполнять приказы, страшась только
одного: потерять работу и лишить семью куска хлеба. Я бы гнал людей,
подобных мне, из тайной полиции: надежнее любой присяги семья с ее
заботами. А вот газетчику, артисту, художнику нельзя, наверное,
обзаводиться семьей, потому что, если люди этих профессий будут лишены
возможности рисковать - а их труд это всегда риск, ибо он экспериментален,
- они останутся на всю жизнь ремесленниками, которые зарабатывают на хлеб
в том храме, где само понятие "заработок" звучит святотатством".
оплеванный?
Словом, если порвал, то правильно сделал.
срочному и важному делу. Оно значительно важней, чем твои дрязги с Ганной.
сейчас был несправедлив к товарищу: он говорил с ним с той высоты, на
которую был вознесен любовью Лады, как человек, свободный в своих решениях
и потому смелый в мыслях, отрешенный от того низменного, что опутывает
людей, делая их рабами самих себя.
дело, по которому я пришел, касается всех нас.
мне останется только одно - пойти к коммунистам. Не думал я, что они могут
пригодиться мне в таком качестве. Но их газета выходит маленьким тиражом,
распространяется нелегально, им не поверят. Нет, надо, чтобы все довел до
конца Взик, только он".