начну с ними клеить гирлянды.
хочет помогать, поднимите руку.
испугом и молчат, как оцепенелые.
остались, вы б сходили за ними, если нетрудно.
потом, неожиданно повернувшись, подхватывает с лавки черненького
казахского мальчугана и поднимает его на вытянутых руках. Мальчуган
смеется - сначала тихонько, окаменело, а потом - громче и веселей.
Постышев подбрасывает его над головой, поет песенку, ребятишки начинают
оттаивать, кое-кто подпевает Постышеву, он становится на колени, сажает
себе на спину целую ватагу маленьких человечков, забывших за эти страшные
годы, что такое игра, и катает их по залу, покрикивая на себя:
"лошадь", теребят ее и командуют, как истые мужики, сердито и с хрипотцой
в голосе.
никаких ножниц, он даже произносит эту фразу, но очень тихо, потому что
понимает сейчас, глядя на ликование в зале, зачем его отослал комиссар.
печь!
громадный каравай они испекут, а в дверях, в окнах замерли лица взрослых,
которые смотрят на них со слезами, кто стиснув зубы, кто крестясь.
чувствует, что губы тоже дрожат. Он медленно озирает маленьких людей,
которые тянутся к комиссару и глядят на него восторженными глазами...
испечем! Да, мальцы? Испечем?
лицо в кашне. На углу, возле гимназии, Ухалов тормозит, и Постышев, открыв
дверцу, говорит:
Постышев. Я завтра снова приду к детям. Как вы думаете, им интересно будет
слушать сказки?
изрезано морщинами, и кончики бровей опущены книзу - как от большой обиды.
Меркулова с Ванюшиным в просторной избе, которую охраняли забайкальские
казаки и китайцы-хунхузы.
На столе, струганом, не покрытом скатертью, лежали яйца, сваренные вкрутую
и уже очищенные, зеленый лук, бело-розовое сало, нарезанное тонкими
ломтями, разделанная семга и большая тарелка красной икры. На подоконнике,
в трех бутылях, стоял спирт, настоянный на можжевельнике, смородине и
женьшене.
премьер-министра смотрел хмуро, исподлобья. Вешалок здесь не было - изба
рублена по-крестьянски и, как говаривал атаман, без городских
"штучек-мучек". Посланцы, сняв шубы, держали их в руках, не зная, куда
деть. Есаулы - желтолампасники, стоявшие мумиями возле двери, смотрели
мимо, куда-то в самую середину большого иконостаса, красиво мерцавшего в
углу, над головой атамана.
Проходите к столу, гости. Чем богаты, тем и рады, угощайтесь.
улыбками и замерли у дверей. Стоят есаулы и ничегошеньки не понимают, что
тут происходит и о чем говорят. Им важно, что если кто из гостей пистолет
из кармана вытащит - тут же немедля стрелять того наповал.
сердцем, для того, чтобы по-братски, в атмосфере искренности и взаимного
доверия обсудить все спорные вопросы и наметить взаимоприемлемую
перспективу. Надеюсь, наш разговор состоится при закрытых дверях?
горницу не зашел.
прочувствованно, - сейчас, в дни побед, когда решается судьба нашей
страдалицы-родины, право, перестаньте вы разыгрывать чужую роль, совсем
вам не подходящую. В конце концов, кто старое помянет - тому глаз вон.
заехали? Сначала, понимаешь, лишили всех званий, потом потребовали
покинуть пределы Российской империи, признали преступником, а теперь вдруг
пожаловали? Нет, я калач тертый.
Мы хотим сейчас, чтобы все забыли прежние обиды, когда решается главный
вопрос - освобождение страны от большевистского ига.
холуй, бузу затеял? А теперь лисом сюда пришел? Когда поняли, что не
можете без Семенова, приползли?
Григорий Михайлович. Наши части завтра начинают штурм Хабаровска.
делается, у вас полки аккуратные, черепа на рукавах для блезиру носят,
словно в аптеке. А тут нагайка нужна, нагаечка! Без казацкого визга
русского мужика, хоть он семь раз красный, не напугаешь! Посмотрю я, как
вы зубы на Амуре обломите.
порадоваться виду русской крови, которая зальет амурский лед? Мои читатели
удивятся, услыхав такой ответ.
Семенов на охранников, - они тебе, понимаешь, читателей покажут шомполов
на сто!
сказал Ванюшин. - Я не из пугливых!
верещи.
женьшене, и долго любовался корнем в бутылке, разглядывая его на свет.
Корень был похож на танцующую женщину с руками, заломленными над головой.
Вроде вашего брата корреспондента... А ну, по стакашке.
две части несколько больших луковиц, присолил их и подвинул - большую
Ванюшину, а поменьше и с прозеленью посредине - Меркулову. Молча
чокнувшись, выпили. Потом по-лошадиному мотали головами, нюхали лук,
утирали заслезившиеся глаза.
этого... как его... премьера вашего?
командующим всей кавалерией Русской освободительной армии.
тихо спросил Ванюшин. - Ну, что вы как на базаре? Мы к вам пришли, мы вас
просим - включайтесь в борьбу, мы вам приносим звание, которого у вас не
было, вы ведь всего-навсего полковник, мы даем вам пост, который почетен и
мужествен, а вы торгуетесь, как купчишка.
впервые за весь разговор улыбнулся Семенов, - они сами с братцем из
купчишек. Иль нет, Николай Дионисьевич?