решимости выказывая широту взглядов заорал:
его вольно скользнула к бедру Приманки и цапнула тугую плоть, а голова
втянулась в плечи - вдруг отшвырнет? - Но Приманка, погруженная всецело в
размышления об отдаче долга Фердуевой и думать не думала о чужой руке,
порхающей по бедру.
Васька ненавидел представителей официальщины, давно смекнув, что от них
вся морока происходит, еще более не прощал чиновничьей братве натягивание
масок несогласия с линией. Линия! Помреж наелся ими под завязку и сейчас
вмазал бы Дурасникову, но... и сквозь водку помнил, что прием устроен
единственно ради ублажения зампреда и, что он один из прикрывающих
сторожевой промысел, и никто из присутствующих не простит выпада и, смирив
гордыню, Помреж театрально раскланялся, впрочем без издевки, чтоб даже
акварельно не обидеть Дурасникова, и приступил к выполнению начальственных
пожеланий.
припоминая.
пьедестале, еще в линии; бедро Приманки, исследованное от колена и выше
уже более привлекало зампреда, чем творчество Помрежа, но народ хотел еще
воспарений в сферы, далекие от тряпок, продуктов и прочих жизнеобразующих
субстанций нашего бытия.
по-блатному провыл:
рук на руки, там тоже любили надрывные песни, но в отличие от тех, кто не
бывал в местах не столь отдаленных и млел по дачам от блатных песен,
Фердуеву они бесили, будто некто присваивает себе нечто, ему не
принадлежащее, не пережитое, не выстраданное. Нина Пантелеевна снизу вверх
обозрела Помрежа, пошатывающегося на табуретке, и указала:
пионерами, чинно, благородно.
приказывать, подменяя зампреда, рожденного вести за собой массы
несмышленышей даром что совершеннолетних. Однако водка и, особенно, бедро
Приманки примирили зампреда с происходящим, выпарили злобу, умерили
желание верховодить. Рука Дурасникова замерла под юбкой Приманки, дрожа от
вожделения и подпрыгивая от сдерживаемых рыганий, нет-нет да и сотрясавших
ухажера.
ресторанной едальне при потрошении валютных кавалеров. Акулетта мясо не
употребляла, рыбу на второе тоже, обходилась чаще салатами из свежих
овощей и, конечно, зернистой, уверив себя, что как раз икряка спасает от
всех бед и укрепляет душу и тело не хуже массажей и катаний на лыжах в
горах.
отправки коллектива в парную.
И как всегда в чаду увеселений, в кабаках и на трехдневных пароходах с
Пачкуном, воображала, что все давно решено, паспорт проштемпелеван
согласно советским законам, и Наталья Парфентьевна Дрын давно обратилась в
Наталью Парфентьевну Пачкун, со всеми вытекающими последствиями.
стола, на скатерть с жирными цветными пятнами, вытребовал добавки водяры,
выпил, заел семужьей тешей с ладошки Приманки и вернулся к обязанностям
сказителя.
завершающий! Не смею боле отвлекать ваше внимание от жратвы, дам и прочих
сатанинских выдумок. Называется стих "Первые слова" Будто мальчонка
припоминает. Не скрою, мальчонка - я. Итак, "Первые слова".
Акулетта гневно зыркнула на отставника глазами: дамы все ж, заткнул бы
хлебало, дядя, уши вянут, прошипела: "Мужлан!"
Васька не ронять себя перед аудиторией.
центровая отпрянула, и Эм Эм завис в нелепой позе над полом, вытянув губы
трубочкой.
Приманки свидетельствовало: его одобрили, приняли, дальнейшее сладится, а
уж там... зампред не подкачает. В угаре Дурасников перебирал дары, коими
осыпает Светку, и мысленная щедрость его не шла ни в какое сравнение с
широтой восточных владык. Дурасников испытал вдруг прилив нежности к
Приманке, ужаснулся неустроенности ее жизни - все вызнал про жертву
заранее, по стародавней аппаратной привычке - мечется птаха в тенетах,
набивает шишки напрасно, стоит обзавестись покровителем, и тревоги
облетят, как засохшие листья под безжалостными ветрами осени.
ожидание масс, и дон Агильяр не выдержал, передразнил:
голову, как пионер-отличник, ябедник, перед получением похвальной грамоты,
оттаял взором, будто узрел на картинке в школьном учебнике рукотворные
каналы, самолеты в синем небе, белые корабли, бороздящие воды родины
чудесной, просветлел лицом, как в начале пятидесятых при посещении
выставки достижений, грандиозного обманного града с фонтанами, памятниками
и обильной ложью из камня и бронзы на каждом шагу.
Пачкун ткнул вилку в белужий бок: что было, то было, чего теперь
колотиться головой о стену?..
сошлись, не слезы лить, любит Васька поиграть в совесть народов, а деньгу
того пуще привечает, вот незадача. Шурф потеплел, как ни старайся, Васек,
прикинуться чистюлей, радетелем благ незащищенного бедолаги, заступником,
чутко отвечающим на беды людские, не выйдет выделиться, обособиться в
тереме безгреховном, человек, Васек, есть не то, что он мелет - пусть в
подпитии, пусть тверезный - а то, как на пропитание раздобывает.
голов враз скакнул с низшего предела к высшему. Мишка врубил музыку, и
веселье покатилось, понеслось вскачь. Почуваев едва успевал нырять в
погреб, отставника несло: банки таскал понапрасну, ради единого огурчика
или помидорчика, или патиссончика только для Акулетты; недопущенный к руке
проститутки Почуваев возжаждал ее расположения стократно, вился вьюном,
норовил уподобиться Дурасникову, чья лапища вольготно шныряла по Светке
Приманке, уже не таясь, пухлым, желтоватым зверьком, скакавшим то по
груди, то по крепкому животу, а то и ниже в местах и вовсе непотребных.
губам и макала кончик языка в белое вино.
интересовалась парой зампред-Приманка, особенно женской ее половиной.
Светка боязливо натыкалась на взгляд Фердуевой и чувствовала, как обдает
жаром. Дурасников приписывал огненные приливы девицы собственной мужской
неотразимости и наглел на глазах, как часто случается с трусами, не
встречающими ожидаемых препятствий.
комнату при террасе, надела купальник.
тряхнул серебром седин и жиманул Наташку. Дрыниха ткнула его кулаком в
ребро, мол, тебе-то что, любострастник, одеты, раздеты, ты-то при бабе, на
чужой товар чего пялиться.
Шурфа и его командира Пачкуна, обоим стало чуть тоскливо: как же
распорядилась судьба, как перетасовались нравы в державе, если привычнее
всего, чем выше кресло, тем глупее, а то и подлее хозяин.
сапогах, ослепительная и неприступная.
табурет, осиротевший после зачтения стихов Помрежем.
дачи, снега, сосны, заборы, теплицы, хозяйственные постройки. Апраксин