либо удастся, либо не удастся". - "О дитя мое, - молвил москательщик, -
в ходячих поговорках сказано: "Не всякий раз останется цел кувшин". И
если они в первый раз с тобой ничего не сделали, то, может быть, они
убьют тебя в этот раз" особенно потому, что они тебя хорошо узнали". -
"О дядюшка, - сказал Нур-ад-дин, - позволь мне поехать и быть убитым
быстро из-за любви к ней, разве лучше не быть убитым, оставив ее в пытке
и смущении".
для путешествия, и те, кто ехал на нем, исполнили все свои дела, и в эту
минуту они выдергивали причальные колья. И Нур-ад-дин поднялся на ко-
рабль, и корабль плыл несколько дней, и время и ветер были для путников
хороши. И когда они ехали, вдруг появились корабли из кораблей франков,
кружившие по полноводному морю. А увидев корабль, они всегда брали его в
плен, боясь за царевну из-за воров мусульман, и когда они захватывали
корабль, то доставляли всех, кто был на нем, к царю Афранджи, и тот уби-
вал их, исполняя обет, который он дал из-за своей дочери Мариам. И они
увидели корабль, в котором был Нур-ад-дин, и захватили его, и взяли
всех, кто там был, и привели к царю, отцу Мариам, и, когда пленников
поставили перед царем, он увидел, что их сто человек мусульман, и велел
их зарезать в тот же час и минуту, и в числе их Нурад-дина, а палач ос-
тавил его напоследок, пожалев его из-за его малых лет и стройности его
стана.
"Нур-ад-дин ли ты, который был у нас в первый раз, прежде этого раза?" И
Нур-ад-дин ответил: "Я не был у вас, и мое имя не Нур-ад-дин, мое имя -
Ибрахим". - "Ты лжешь! - воскликнул царь. - Нет, ты Нур-ад-дин, которого
я подарил старухе, надсмотрщице за церковью, чтобы ты помогал ей прислу-
живать п церкви". - "О владыка, - сказал Нур-ад-дин, - мое имя Ибрахим".
И царь молвил: "Когда старуха, надсмотрщица за церковью, придет и пос-
мотрит на тебя, она узнает, Нур-ад-дин ли ты, или кто другой".
дочери, вошел в ту самую минуту и поцеловал перед царем землю и сказал:
"О царь, знай, что постройка дворца окончена, а тебе известно, что я дал
обет, когда кончу постройку, зарезать у дворца тридцать мусульман, и вот
я пришел к тебе, чтобы взять у тебя тридцать мусульман и зарезать их и
исполнить обет Мессии. Я возьму их под мою ответственность, в виде зай-
ма, а когда прибудут ко мне пленные, я дам тебе других, им взамен". -
"Клянусь Мессией и истинной верой, - сказал царь, - у меня не осталось
никого, кроме этого пленника". И он показал на Нур-ад-дина и сказал ве-
зирю: "Возьми его и зарежь сейчас же, а я пришлю тебе остальных, когда
прибудут ко мне пленные мусульмане". И кривой везирь встал, и взял
Нур-ад-дина, и привел его ко дворцу, чтобы зарезать его на пороге его
дверей. И маляры сказали ему: "О владыка, нам осталось работать и кра-
сить два дня. Потерпи и подожди убивать этого пленника, пока мы не кон-
чим красить. Может быть, к тебе придут недостающие до тридцати, и ты за-
режешь их всех разом и исполнишь свой обет в один день". И тогда везирь
приказал заточить Нур-ад-дина..."
"Дошло до меня, о счастливый царь, что когда везирь приказал заточить
Нур-ад-дина, его отвели, закованного, в конюшню, и он был голоден, и хо-
тел пить, и печалился о себе, и увидел он смерть своими глазами. А по
определенной судьбе и твердо установленному предопределению было у царя
два коня, единоутробные братья, одного из которых звали Сабик, а другого
- Ляхик [633], и о том, чтобы заполучить одного из них, вздыхали царя Хос-
рои. И один из его коней был серый, без пятнышка, а другой - вороной,
словно темная ночь, и все цари островов говорили: "Всякому, кто украдет
одного из этих коней, мы дадим все, что он потребует из красного золота,
жемчугов и драгоценностей", - но никто не мог украсть ни которого из
этих коней.
царь призвал всех коновалов, чтобы вылечить коня, и они все не смогли
этого. И вошел к царю кривой везирь, который женился на его дочери, и
увидел, что царь озабочен из-за этого коня, и захотел прогнать его забо-
ту. "О царь, - сказал он, - отдай мне этого коня, я его вылечу". И царь
отдал ему коня, и везирь перевел его в конюшню, в которой был заперт
Нур-аддин. И когда этот конь покинул своего брата, он закричал великим
криком и заржал, и люди встревожились из-за его крика, и понял везирь,
что конь испустил этот крик только из-за разлуки со своим братом. И он
пошел и осведомил об этом царя, и когда царь как следует понял его сло-
ва, он сказал: "Если он - животное и не стерпел разлуки со своим братом,
то каково же обладателям разума?" И потом он приказал слугам перевести
второго коня к его брату, в дом везиря, мужа Мариам, и сказал им: "Ска-
жите везирю: "Царь говорит тебе: "Оба коня пожалованы тебе от него, в
угожденье его дочери Мариам".
увидел обоих коней и заметил на глазах одного из них бельма. А у него
были некоторые знания о делах с конями и применении к ним лечения, и он
сказал про себя: "Вот, клянусь Аллахом, время воспользоваться случаем! Я
встану, и солгу везирю, и скажу ему: "Я вылечу этого коня!" И я сделаю
что-нибудь, от чего его глаза погибнут, и тогда везирь убьет меня, и я
избавлюсь от этой гнусной жизни". И потом Нур-ад-дин дождался, пока ве-
зирь пришел в конюшню, чтобы взглянуть на коней, и когда он вошел,
Нур-ад-дин сказал ему: "О владыка, что мне с тебя будет, если я вылечу
этого коня и сделаю ему что-то, от чего его глаза станут хорошими?" -
"Клянусь жизнью моей головы, - ответил везирь, - если ты его вылечишь, я
освобожу тебя от убиения и позволю тебе пожелать от меня". - "О владыка,
- сказал Нур-ад-дин, - прикажи расковать мне руки". И везирь приказал
его освободить, и тогда Нур-ад-дин поднялся, взял свежевыдутого стекла,
истолок его в порошок, взял негашеной извести и смешал с луковой водой,
и затем он приложил все это к глазам коня и завязал их, думая: "Теперь
его глаза провалятся, и меня убьют, и я избавлюсь от этой гнусной жиз-
ни". И Нур-ад-дин проспал эту ночь с сердцем, свободным от нашептывании
заботы, и взмолился великому Аллаху, говоря: "О господи, мудрость твоя
такова, что избавляет от просьб".
зирь пришел в конюшню и снял повязку с глаз коня, и посмотрел на них, и
увидел, что это прекраснейшие из красивых глаз по могуществу владыки
открывающего. И тогда везирь сказал Нур-ад-дину: "О мусульманин, я не
видел в мире подобного тебе по прекрасному умению! Клянусь Мессией и ис-
тинной верой, ты удовлетворил меня крайним удовлетворением - ведь бес-
сильны были излечить этого коня все коновалы в нашей стране". И потом он
Подошел к Нур-ад-дину и освободил его от цепей своей рукой, а затем одел
его в роскошную одежду и назначил его надзирателем над своими конями, и
установил ему довольствие и жалованье, и поселил его в комнате над ко-
нюшней.
выходившее на дом везиря и на комнату, в которой поселился Нур-ад-дин. И
Нур-ад-дин просидел несколько дней за едой и питьем, и он наслаждался, и
веселился, и приказывал, и запрещал слугам, ходившим за конями, и всяко-
го из них, кто пропадал и не задавал корму коням, привязанным в том
стойле, где он прислуживал, Нур-ад-дин валил и бил сильным боем и накла-
дывал ему на ноги железные цепи. И везирь радовался на Нур-ад-дина до
крайности, и грудь его расширилась и расправилась, и не знал он, к чему
приведет его дело, а Нур-ад-дин каждый день спускался к коням и вытирал
их своей рукой, ибо знал, как они дороги везирю и как тот их любит.
добная убежавшей газели или гибкой ветке. И случилось, что она в ка-
кой-то день сидела у окна, выходившего на дом везиря и на помещение, где
был Нур-ад-дин, и вдруг она услышала, что Нур-ад-дин поет и сам себя
утешает в беде, произнося такие стихи: "Хулитель мой, что стал в своей
сущности