при помощи беспощадных белых сполохов.
плечи, она чувствовала себя так же легко и непринужденно, как в собственной
коже. Влад видел, какими взглядами ее провожают мужчины и какими - женщины.
Нет, Анжела не умела быть незаметной.
ослеп от света прожекторов и не видел ничего, кроме узора кровеносных
сосудов на внутренней стороне собственных век. Он кланялся в грохочущую
аплодисментами пустоту; потом его легонько подтолкнули к микрофону, похожему
на обтянутый поролоновой перчаткой боксерский кулак. Влад улыбнулся,
по-прежнему ничего не видя, и сказал куда-то прямо перед собой, как он рад
сегодняшней премьере, как будет счастлив, если Гран-Грэм обретет счастливую
экранную судьбу, и еще что-то в том же духе, милое, доброжелательное и ни о
чем.
прожекторов на его глаза обычное освещение показалось черным, как южная
ночь. Анжела в конце концов буквально поймала его за руку; Влад сел рядом.
Всякий свет в зале окончательно погас, и в этой темноте обнажился - как
красавица, с шелковым шорохом, - экран.
уху. - Успокойся...
космонавтом на испытательном стенде.
неподвижные группы высоких фигур перед огромными варварскими кострами,
глубокие характерные лица с написанной на них суровой биографией, история
тролленыша-полукровки, подброшенного в пещерный город...
показали - вне этого зала. Вне толпы в смокингах и вечерних платьях. Просто
оставили бы наедине с неродным ребенком, подкидышем, похожим - и непохожим
на Владово представление о том, как надо снимать "Гран-Грэма". Зал мешал
ему; ему казалось, что он принимает роды на рыночной площади. Ему казалось,
что весь зал смотрит ему в затылок.
во всех глазах отражался полутролль, и только ближайшие соседи, сидящие
прямо у Влада за спиной, удивленно на него покосились, не понимая, почему
это господин сценарист посреди фильма вертит головой.
дыханием. Он не ответил.
шли по широкому коридору из аплодирующих, улыбающихся, довольных жизнью
людей, и время от времени чья-нибудь рука касалась его локтя как бы дружески
- но на самом деле желая приобщиться, оторвать кусочек густой и плотной ауры
всеобщего внимания, которая, наверное, и называлась "славой". Во всяком
случае, многие люди представляют ее именно так - море заинтересованных,
восторженных, жадных взглядов, прикосновения, вспышки, улыбки...
все центральные газеты разразятся рецензиями, половина из них будет розовая,
а половина желтая. Кое-где Влад увидит себя на фото - прямого, как палка,
стоящего на сцене, ослепленного прожекторами. Или в неловкой позе,
споткнувшегося. В зависимости от содержания рецензии...
где через минуту будет сказан первый тост. Влад не любил банкетов, он знал,
что после второго бокала уйдет, и заранее предупредил об этом устроителей -
но его тем не менее будут просить остаться, надувать губы, изображая обиду,
набиваться в спутники, тыкать в лицо микрофоном, спрашивать, жевать, пить,
спрашивать, восторгаться, ругать, шипеть, жевать, спрашивать...
внимание, вот кто болтал бы с газетчиками до утра - но тем не менее уйдет
после второго тоста, безропотно следуя за Владом. Но пока - пока есть время,
она смеется, пьет, кивает в ответ на приветствия... - Думаешь, мне все это
нравится? - спросила Анжела, будто прочитав его мысли. - Думаю, да, -
ответил Влад честно. Анжела усмехнулась:
собственной рукой... И даже не смотреть на лезвие. Смотреть в другую
сторону. Рефлекс. Привычка.
жабры.
заставил их любить тебя сегодня. Ты заставил говорить о тебе. Ты влюбил их в
себя. Без участия... известного механизма. Они - твои. Но ты их не
привязывал.
другие... Ты хотел, чтобы они тебя понимали. Чтобы все на свете тебя
понимали. И помнили, когда ты умрешь.
уставленный полными бокалами. Пузырьки, поднимавшиеся со дна их, напоминали
новогоднюю гирлянду бегущих огоньков.
населенный круглыми сверкающими рыбками. Эйфория.
себе живем, хотим чего-то... Но каждый знает, что его нет. Соник... то есть
Самсон... это понимал очень остро. Человек может быть, только если половина
человечества помнит его через сто лет после его смерти. Ненавидит, например.
Или читает его имя на кассетах и дисках. Или на корешках книг. При этом сами
книги можно и не читать. Достаточно корешков... только их должно быть много.
подноса; некрасивая молодая женщина, вооруженная микрофоном, приступила к
нему, как таран к воротам крепости:
сюжет фильма, который мы сегодня видели, значительно изменен по сравнению
с...
где я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы.
половина человечества будет листать альбомы с репродукциями... Это сознание
помогало ему жить. Если бы он знал, бедняга, что его работы сгниют в
каком-нибудь запаснике...
назад... И зашел, специально чтобы проверить. Их выставляют.
простой способ - наделать людям много неприятностей. Вот я бы хотела...
удивительное дело. Я могла бы привязать к себе половину человечества, до
смерти привязать...
Палий... О, я вас не вижу... Будьте добры, сейчас ваше слово, прошу вас...
сунули микрофон, и он повторил приблизительно то же, что уже говорил со
сцены. Ему похлопали; вечеринка набирала обороты. Люди самозабвенно общались
и потихоньку пьянели.
толпы. Вот сейчас мы в толпе... И мы почти безопасны. Пока не пообщаемся с
кем-либо лично, близко, интимно. А говорить со сцены, как я рад всех видеть,
я могу хоть каждый вторник - привязывание если и происходит, то медленно,
очень медленно. Жизни не хватит...
газетчика, деликатно кашлянул за Владовым плечом. На первый взгляд он был
совершенно безоружен - но Влад уверен был, что дорогой диктофон спрятался в
кармане щегольского пиджака.
авторитетное и звонкое; Влад вежливо улыбнулся:
завтра, на пресс-конференции?
Именно сегодня ночью я собирался писать рецензию...
написал книгу... Добавить что-либо у меня вряд ли получится. Всего
хорошего...
в десяти шагах от машины, им наперерез метнулась незнакомая женщина:
померещилось, что это кто-то из мимолетных его любовниц.
любовница. Поклонница; он едва сдержал облегченный вздох.
Меня зовут Агния... Мы встретились в поезде...
можно было ее сразу не узнать.
поехал бы в столицу? И, может быть, родители Димки Шило сумели бы его