стащила бы их к свинарям, мне за то к Белопушью, может, цельная свиная нога
перепала бы. А не то и поросенок.
прислуживают?
ладони. - В котле поганом. Свинари их порубят и чушкам наварят. Не пропадать
же добру.
свою халупу...
назидательным тоном, каким она могла бы сказать: "аманту надо кланяться" или
"не сопливь два пальца - для этого зеленый лист надобен".
того - из болота поганого, бескрайнего; так что, может, и меня сонного
порубить да скотине стравить, чтоб жиру поболе нагуляла? А? Кто человеком
родился, тот человечьим прахом стать должен, потому как одинаково солнце
светит и сыну амантову, и подкидышу лесному. Равны они перед богом
Незакатным. В людской судьбе своей они рознятся, это правда, и от рождения
до смерти каждый волен себе дорогу выбирать, но уж если пресекся путь его,
нечестивый или праведный, - верни кости земле, чтоб солнце ясное их не
видело, тленьем смрадным не гнушалося; смерти ночь предоставлена...
и потребил. А в ручье-то кто не топ!
лакомился, а медведь, с тех пор как на нем ездить перестали, совсем одичал,
из лесу выкатывался и не токмо скотинку да ящеру придавливал, а и
человечинкой пробавлялся.
пальцами не расколоть, Харр рассвирепел окончательно.
остервенело вбивая левую ногу в правый сапог. - А человека бог на то и
тварью мыслящей сотворил, чтобы он честь и совесть имел, чтобы он видел
глупость несусветную в обычаях стародавних, чтоб имел понятие о том, что
такое грех непрощаемый...
глядючи чужими глазами. Да солнцезаконник, и только! И как слова-поучения у
него складно полились, просто диво! Никогда за собою такого не числил.
Сказки-байки сказывал, это был его хлеб; но вот проповеди читать, да кому -
девкам куцемозглым! Срам. На каждой дороге свои законы-обычаи, и не ему их
перекраивать; вот и тут - наскучат ему Махидины ласки-милости, встряхнется
он, как горбатый кот, ручей переплывший, и снова айда в дорогу, и на кой ляд
ему заботой маяться о том, что у него за спиной остается!
посыпались вниз, расправляя спросонья свернутые крылышки.
пожалев только, что не было в халупах тутошних навесных дверей: так бы
хлопнул, что живая кора от стволов отскочила бы.
непросохшей грязи Шаги мил-друга ненаглядного.
не встреваю! Вон надумал: равные все под солнышком. Ха, держи карман!
Выходит по-евоному, если в Лишайном лесу сучка подкорежная кутенка синюшного
скинет, так он равен будет тому младенчику, какового ты, к примеру, родишь?
в Лишайном лесу - и в гнезде на твоем дереве; так ведь не только солнышко
теплое, ты сама, Махида, не отличишь, какой откуда...
руки - готовить надо.
под рукой влажный от пота камзол, надетый на голое тело, и велел невесть
откуда взявшимся рабам - а по-здешнему телесам - отмыть гостя в кадухе
каменной, выдать три смены одежи на всякую погоду да полную справу воинскую.
вода была горяча и масляна, но не душиста; тер его злобный раб в неснимаемом
ошейнике, и тер люто, Харр только постанывал - полегче, мол. Царапин на нем
не было, ушибы не больно тревожили, но кожа, черпая и бархатистая, выдавала
в нем не воина, а человека, который сам себе господин. Правда, господин не
шибко богатый. Хрустальную цепь он предпочел снять, но зажал в кулаке -
странно: уместилась. Прибежала девчушка малая, на сынка амантова похожая, не
смущаясь аспидной наготы, расплела ему брови и расчесала ласковым гребешком
- и растерялась, не зная, как обратно заплести, то ли вниз, то ли вверх.
"Погодь, пусть просохнут" - сказал он и небрежным жестом девчушку отослал:
не приведи бог действительно амантова дочка, а он от телесова рвения брякнет
что-нибудь непотребное... Его окатили травяным настоем, растерли, выложили
штаны новые, сапожки подрезанные, легкие (ох маловаты, а жаль - в
командоровых-то жарко, хотя и безопасно для ног: их и с размаху меч не
брал); потом верхнее - камзол безрукавный из кожи, насколько он понял,
щенячьей шкурки, выделки отменной и, видно, нездешней; рубаха до колен
желтоватая, небеленая, и, наконец, кафтан просторный из легкого рядна - по
тому, как бережно его выкладывали, стало ясно, что такое ценят тут превыше
всего. Харр, прихватив тесьмой на затылке волосы вместе с бровями, накинул
рубаху, упрятал на всякий случай ожерелье поглубже, чтоб не звенело, и
принялся примерять кольчуги, поножи и прочую снасть. Все было легким и
несгибаемым, на ремешках - надевать долго, срубить, ежели по шву придется,
проще простого. Надо будет что-нибудь придумать.
идти на зов пристойно? Но малец развернул широченное полотенце с дырой
посередине, приподнявшись на цыпочки, попытался надеть его на Харра, да не
достал; тому пришлось присесть. Харр сунул ноги в мягкоременные сандалии и
вопросительно глянул на юнца: все ли в порядке? Все было в порядке. И
потопали они снова вверх по винтовой лесенке. Покой, правда, был не
вчерашний - зелени по стенам много меньше, над головой небо открытое,
подушки на полу и стол невысокий. Амант уже ел. В одиночестве.
менестрелю большое светло-голубое блюдо - с такого четверых кормить.
объедками. Само собой разумелось, что накладывать себе Харр должен был
собственноручно. Амант, вытерев руки о такое же необъятное
полотенце-укрывалище, что и на Харре (только неотстиранных пятен, пожалуй,
было поболее), взял дымящуюся лепешку, какой-то рыжий плод, показавшийся
Харру наливным яблочком, и коротким обеденным кинжалом размазал яблочную
мякоть по румяной корочке - просто удивительно: мазалось, как сметана;
накидал сверху мяса с разных подносов и протянул через плечо мальцу. Тот
принял как должное, даже не поблагодарив, отступил и уселся у гостя за
спиной. Что-то звонко брыкнуло об пол - не иначе как мальчишка положил рядом
с собой нож. И нешуточный.
последыш.
тоже перевел это правильно: жалко, перед возможным боем набивать брюхо не
годится.
козлятины.
до утра прыгать будешь, как козлик взыгравший. Хотя у ручья теперь не больно
попрыгаешь, я там велел столько кольев натыркать - что травы некошеной.
странствующий рыцарь. - Прошлой ночью оттуда никто не вернулся, так что
остерегутся снова соваться. Они дорогу пытать будут, вперед опять дурней
скороспешных выпустят.
от души, бросил на зуб пару чищеных орешков с тоненькой алой шелушинкой - во
рту заперчило. Пришлось снова приложиться к чаше. Амант наблюдал за ним с
откровенным доброжелательством, как смотрят на уже купленного боевого рогата
чистых кровей.
Харр понял это так: а не удосужится ли гость дать какой-нибудь наказ-урок
добрым молодцам?
наблюдал за собой как бы со стороны и видел, что пока исправно играет роль
бывалого воина; на шумных тихрианских пирах, когда ему приходилось тешить
честных объедал своими байками, он и гукой скакал, и рогатом бодался, и