раздавались в наушниках все время, словно на натянутую пленку тонкой
струйкой сыпался мак.
торчащими сетками радароскопов, к виду которой мы уже привыкли, сейчас
вдруг поразила меня. Мелькнула безумная мысль: "Действительно ли это
Арсеньев, мой товарищ, человек?.." Но в следующее мгновение я увидел за
стеклом шлема его ясные, светлые глаза.
аппарат показывает, что где-то недалеко проходят подземные кабели...
до места, откуда все началось...
спиральной линии вернется на то место, где мы сейчас стоим, все время
стараясь обнаружить акустическое эхо. Кто найдет его первым, даст другому
знать красными ракетами. На радиосвязь полагаться нельзя. Все ясно?
секунду, потом взглянул на гирокомпас и направился в противоположную
сторону.
Эхо шагов раздавалось в пустоте с удвоенной силой. Приближаясь к стенам,
сверкающим холодным блеском, я видел свою неясную тень на мостовой. Я шел,
как мне приказал Арсеньев, двигая в обе стороны устьем аппарата, и считал
шаги. Отсчитав четыреста, повернул обратно. Пока мне не удалось ничего
обнаружить. Красный глазок внутри шлема - указатель радиоактивности -
светился слабо, что говорило лишь о незначительных следах излучения, но
его свет усиливался, когда я приближался к стенам. Я поднял голову. Там,
выше, стены резко обрывались под черным как смоль небом. Я шел еще с
минуту, когда вдруг услышал за собой шаги.
идет, и этот "кто-то" - не человек. Я неожиданно остановился - шаги
утихли; шагнул вперед - они раздались снова.
его и, наклонившись, как для прыжка, принялся вглядываться вглубь улицы.
Она была пуста. В тусклом сиянии виднелась она вся, суживающаяся вдали и
сливавшаяся с другими отсветами. С минуту я тщетно вглядывался, потом
перекинул ружье через плечо... и услышал звук шагов... Поднял ружье...
шаги раздались снова... Ну да! Звук, который я принимал за шаги, издавала
пряжка ремня, ритмично постукивавшая о складки комбинезона, а я принимал
этот близкий, у самого уха, шелест за эхо шагов.
появились три красных огня. Они вспыхнули и начали медленно спускаться,
таща за собою хвосты пурпурных искр. Я прибавил шагу и вскоре увидел
Арсеньева: он стоял на эллиптической возвышенности.
было похоже на выгнутую книзу, разверстую пасть кита. Сходство усиливалось
висевшими над входом короткими стеклянными шипами или клыками. Внутри было
темно. Арсеньев включил фонарик и вошел, я - за ним. Дорога вела вниз по
наклонной поверхности, извивавшейся спиралью.
других тоннелей; тогда Арсеньев взглядывал на стрелку индукционного
прибора: мы шли все время по следу невидимого кабеля. Вдруг мы услышали
совсем другой звук: под ногами был металл Путь преградили три большие
трубы, идущие от стены к стене. В просвете между ними струился
колеблющийся свет Мы с трудом протиснулись под самой нижней трубой. Я влез
первым и зажмурился, ослепленный.
появился большой зал. Потолок его переливался рассеянным зеленоватым
блеском, как поверхность моря, освещенная солнцем. Свет равномерно то
усиливался, то ослабевал. Зал был круглый, с двух сторон ограниченный
выступающими откосами. Хорошее освещение позволило мне убедиться, что
замеченное мною еще в тоннеле не было ошибкой: тонкая пленка глазури на
каменных стенах доказывала, что здесь когда-то пылал небывалый жар. Под
откосами лежали не расплавившиеся до конца цилиндры из белого вещества,
похожего на фарфор. С потолка из отверстий, откуда торчали обломанные,
оплавленные трубки, свисали десятки оборванных проводов. Некоторые из них
доходили до цилиндров на полу, другие - до каких-то шаров с рогами,
расходящимися лучами из выпуклости в самом центре потолка Но не этот хаос
загадочных устройств так поразил нас, что мы, окаменев, остановились у
входа.
двигались змеевидные линии - длинные кривые линии, светившиеся синим и
белым светом. Иногда они соединялись в пучки, колебались и снова
расходились в разные стороны. Это были словно ожившие участки огромной
карты. Это и была карта - большая, своеобразная карта.
поверхностью простирается глубина, полная огней, мелких искр и больших,
как лампы, шаров, которые вращались, удалялись, приближались, скрещивали
свои пути и проходили мимо друг друга.
двигались эклиптики, рассыпались букеты звезд, а черная густая туманность
покрывала, словно туча, группы пульсирующих светил. Иногда пространство
прорезывал яркий луч, словно гоня одну из планет, а она, вращаясь
медленно, тяжело и спокойно, показывала нам контуры неизвестных материков.
Там, где свет только брезжил, поднимались и опускались архипелаги звезд.
на освещенном полу то расплывались, то вдруг заострялись.
из откосов открывался круглый коридор, лишь слабо освещенный падавшим из
зала светом.
полюбоваться необычайным планетарием.
светлые линии?
перламутровом блеске далеких облаков. Он медленно вращался, наклоняясь в
эклиптике. Над ним темнела Луна в начальной фазе. В пространстве, усеянном
звездами, Земля, матово светящийся шар, подходила все ближе и ближе. Ее
путь уже искривлялся. Тут я увидел, что в глубине идет Венера: я узнал ее
по мягкому блеску, более светлому, чем земной. Из нее вырывался луч,
доходивший до Земли и обливавший поверхность облаков ярким светом.
руку и указал на что-то, чего я до сих пор не замечал: два вырезанных на
камне круга, перечеркнутые в одном месте прямой линией.
движение однажды запущенного механизма, которое будет продолжаться...
широкий, так как, раскинув руки, я мог дотронуться до обеих стен.
Несколько раз пришлось нам переступать через невысокие пороги, состоявшие
из ряда конусообразных выступов. Дальше тоннель шел горизонтально. Потом в
глубине появился свет, направлявшийся к нам: это было отражение нашего
фонаря. Дорогу преграждала стекловидная плита, плотно вставленная в
круглое сечение тоннеля. Арсеньев попробовал приподнять ее. С одной
стороны в стене был выступ, словно там скрывалась ось этого стеклянного
клапана; но или механизм не работал, или нам не удалось привести его в
действие, плита не поддавалась. Астроном на минуту задумался и направил
луч света на преграду. Стекловидная масса частично поглощала свет; в
тусклом ослабленном блеске виднелась остальная часть тоннеля: он
расширялся в виде воронки.
сделать то же. Я встал позади него, стараясь не терять преграду из виду.
Астроном посветил себе, установил прицел, потом навел ружье и нажал спуск.
Грудь обдало жаром. По тоннелю промчалась желто-фиолетовая молния. Стекло
мгновенно покраснело, по нему разбежались трещины, как от удара ножом.
Ослепленный, я зажмурился, а когда открыл глаза, Арсеньев выстрелил еще
раз. Пронзительно зазвенели осколки. Мы подождали еще секунд
тридцать-сорок, чтобы они остыли. Путь был открыт. Арсеньев первым вошел в
расширяющуюся часть тоннеля и вдруг остановился, предостерегающе подняв
руку:
которого воздух снова начинал плыть, но уже в обратную сторону.
постоял, соображая, что делать, потом тихо проговорил:
Сертаков Виталий
Акунин Борис
Контровский Владимир
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Ибсен Генрик