замять этот инцидент, дабы ненароком не ввязаться в заведомо проигранную
войну с могущественным Югом. Я не знаю и не могу знать, чем все это
обратится, -- Авелир говорил тихо, но каждое его слово, казалось, отзывается
неслышным эхом в долине и среди скал. -- Но я совершенно уверен в том, что
если мы, ты и я, будем сидеть здесь сложа руки, Медовый Берег, Варан, горцев
и, в конечном счете, нас с тобой, не ждет ничего хорошего.
все происходящее теперь виделось ему в весьма мрачном и безысходном свете.
-- Что мы вдвоем значим против южан?! Против твоего брата, если он и в самом
деле так деятелен, так устремлен к власти и, главное, преисполнен такой
всепожирающей ненависти? Против тех, кто заправляет шардевкатранами?
и омерзительны, но я знаю как бороться с этой нежитью, не вступая в честный,
а потому опасный поединок. Хозяева шардевкатранов -- искусны, но трусливы.
Они выжидают и слишком страшатся совершить неверный ход. Вдобавок, против
шардевкатранов южане, которые с горем пополам научились подрывать изменчивых
выползков с помощью "гремучего камня". Да и сами выползки, к счастью,
уязвимы. Я, Авелир, владею магией времени, как ты, наверное, мог уже
убедиться в бою с людьми Багида за Кедровую Усадьбу. Это значит, что я
способен принести ощутимый вред племени шардевкатранов. Это в худшем случае.
А в лучшем -- со временем перебить их всех до единого. Очень скоро я научу
тебя основам своего искусства. Вдвоем мы управимся куда быстрее, -- в словах
Авелира сквозила такая убежденность, словно речь шла о тривиальнейших вещах
вроде ремонта лодки или уборки скотного двора.
мысли о том, что владеющие магическими секретами делятся своим искусством
весьма и весьма неохотно.
должны успеть до того, как нога Ибалара ступит на Медовый Берег. Потом будет
поздно. В мире бренной материи зло почти всегда сильнее добра. Увы.
они люди или костерукие.
скромными никак не назовешь!"
даже поднести кусок ко рту -- для меня нелегкая задача, -- как бы извиняясь,
ответил Эгин, пробуя рукой мокрую повязку на боку.
человеческая трусость. Но Авелир не ответил. Он лишь сосредоточенно осмотрел
раны Эгина. Методично сменил повязки, попробовал языком край самой глубокой
раны, приложил ухо к груди Эгина и вынес приговор.
завтра утром.
казалось бы, мгновение назад он был подле ствола ближайшего кедра, как
вдруг...
Хена стали для горцев чем-то средним между матерями-прародительницами и
отцами-основателями. При этом Авелир предпочел не открывать тайну своей
личности горцам, оставшись тем самым косноязыким и суетливым Кухом. "По
меньшей мере сутки пришлось бы объясняться с воинами горцев на предмет моих
перевоплощений, -- пояснил он Эгину. -- А так я просто ученик гиазиры,
повелитель доброго меча и все такое." И, чтобы не менять уже сложившихся
представлений горцев, они сошлись на том, что Эгин и впредь будет изображать
из себя самого главного и многознающего, полностью сообразуясь, разумеется,
с советами Авелира. С другой стороны, у горцев появилась новая мамаша в лице
Хены и после того как ей удалось призвать Солнце Предвечное (а равно и
"господина солнышко") против костеруких, они прониклись к ней доверием и
глубокой нежностью. И говорить с горцами имело смысл в конечном счете именно
ее устами.
десятков -- расселись вокруг кедра, на котором располагалось жилище Сестры
Большой Пчелы. Сама Сестра Большой Пчелы разместила свои дородные телеса на
толстенной ветке, в которой были вырезаны несколько углублений -- сиденья,
стало быть. Вполне удобные сиденья, выстеленные травяными матрасами. По
правую руку от Хены восседал Эгин, у корней дерева -- Кух-Авелир в своей
излюбленной позе полулотоса. Хена говорила, Эгин время от времени направлял
ее мысли в нужное русло, а Кух-Авелир переводил всю эту галиматью как
находил удобным, нужным, уместным и просто забавным. Вообще, эверонот, как
уже успел заметить Эгин, обладал развитым, хотя и мрачноватым чувством
юмора.
прочувствованным голосом. -- Вчера на рассвете нас всех могли кончить.
провинциальный жаргон здесь, среди детей природы, казался отчего-то особенно
неуместным.
что вызвало среди горцев неожиданно бурный взрыв одобрения. С одной стороны,
все радовались, что остались живы и в эту самую страну не попали. С другой
стороны, раньше еда в той стране была просто "обильная", а отныне времена
пошли такие ужасные, что убитых героев отправляют к "беспредельно обильной"
еде. Знать, Большая Пчела все старательнее печется о своих сыновьях в
посмертии.
временно отвратилась от нас. Но кроны кедров нашептали мне, что поганые
твари могут вернуться, вернуться в числе куда большем, чем раньше, и тогда
всем нам несдобровать.
запомнить, что его зовут Снах -- выкрикнул:
горы, с ним станется то же, что вчера учинил я бревноруким!
бахвалы. Как видишь, не прошло и двух дней, а любой из них уже на словах
одолел собственноручно десяток костеруких. Вообще, двадцатилетний горец,
пересказывая предания, доставшиеся ему от отца, может запросто говорить "я"
вместо "он". Ну а уж когда впятером ходили на медведя -- жди от каждого из
пяти рассказа про то, как "я выследил, убил и приволок медведя".
перебивал свою госпожу. А не то она оторвет ему яйца.
угрозу, добавив кое-что и от себя. Авелир, грустно вздохнув, перевел, и
горцы вроде бы притихли.
Эгина. -- Но для этого нужно предоставить советнику то, чем раньше вы
торговали с Багидом Вакком. То есть мед. Ваш ("наш-ш", -- прошипел Эгин,
поправляя Хену) настоящий мед.
исключительно Снаху. -- Тяжелый труд мой -- собирать мед. Раньше я получал
меч. А сейчас?
получившая от него достаточно четкие предписания, ответила, не задумываясь
ни на секунду:
хватки.
клинок -- безусловно, всем горцам запомнился его гром во время боя с
костерукими -- и, легонько подбросив его на ладони, отправил вниз, прямо под
ноги Снаха. Меч вонзился в землю в двух локтях от горца.
глазах, быстро выхватил меч из земли и... и тут же отшвырнул его в сторону.
Меч негодующе загудел, его полированная поверхность подернулась легкой
сероватой рябью.
мне меч, рукоять которого жалится, словно пчела?
собрат Кух, которому я преподал свое искусство, без всякого труда отменно
рубился им в бою. Такой меч -- собственный, рукоять которого подвластна
только своему властелину и тем, кому он безраздельно доверяет -- получит
каждый из тех, кто предоставит мне свой полный сбор меда.
И будет мед.
своей службы делать что угодно, но только не торговаться. Ну а что? Не
подсунешь же под нос этому ослу Внешнюю Секиру (которая, к тому же,
растворилась в неизвестности вместе с Тэном) и не рявкнешь "Именем Князя и
Истины!" А то ведь друзья-то они конечно друзья, но народ простой и
прямолинейный -- могут неправильно понять и прирежут еще ненароком.