окна, не гарцует по опустевшим коридорам и не шепчется с мириадами ползучих
теней, крепость сию наполняет безмолвие камня.
от древности своей. Вот луч света пробивается к ней. Фигура вздыхает,
втягивая свет, и испускает волшебный шар своих сновидений, и шар тот,
непостижимым образом отыскав дорогу сквозь извилистые коридоры
неподвижности, устремляется в мир в поисках сознания, что воспримет его.
Тогда Тени по всей равнине исчезают, словно стаи пескарей, почуявших
приближение могучего хищника.
Глава 88
грации.
Глава 89
смотрели на меня. Я помотал головой, удивленный столь скорым их
возвращением.
встревожил нас.
помнил.
об этом писать. С досады я отшвырнул перо.
Дэю. Смерть Сари глубоко ранила ее душу, подавив вздорность ее характера.
Сейчас она проделывала все чисто машинально.
подай учебные мечи.
средством от всех напастей. Принять оружие, проделать учебный ритуал,
повторить позиции - все это требует полной сосредоточенности. И всегда
действовало, вопреки всему моему неверию.
Глава 90
гадал, не разбросал ли Одноглазый по коридорам чар, сбивающих с пути.
Оказалось, что да, к тому же разбросал их по всей заброшенной части Дворца,
чтобы наше местоположение ничем не выделялось. Он дал мне амулет из
разноцветных зачарованных шерстяных нитей, велев носить на запястье и
сказав, что это позволит мне свободно ходить сквозь его чары и в голове не
станет мутиться - по крайней мере больше, чем обычно.
ты же теперь регулярно с Копченым работаешь. Не хотелось бы, чтоб кто-нибудь
-. - особенно Радиша - вломился, пока душа твоя вдали от тела.
орудия для добычи сведений никогда прежде не бывало, и мы не могли,
рисковать, делясь им с кем бы то ни было.
упоминалось и плотное наблюдение за Ножом. Однако полученными сведениями он
не спешил пользоваться. Наверное, отсиживался тишком, дабы Нож набрался
самоуверенности. И уж заодно решил за нас проблему религиозных раздоров. Я
вопросов не задавал, однако был уверен, что политика Ворчуна тщательно
выверена. Жречество было нашим главным политическим соперником. Кстати, в
использовании жрецов ради того, чтобы Нож не забрал слишком уж большую силу,
по-моему, тоже был смысл.
любопытства, а в основном - для выверения событий, нуждающихся в отражении в
Летописи. Только на работу с книгами у меня уходило по десять часов в день.
***
засыпал, а после просыпался, и все начиналось снова. Спал я обычно
беспокойно: мало приятного пребывать в обители боли.
Большей частью они не показывались мне на глаза, но постоянно находились
неподалеку и наблюдали. Ждали исполнения своих надежд.
Значит, жестокость Обманников будет уничтожена при помощи жестокости нюень
бао.
***
понять, где искать нужные сведения. Когда мне нужно было узнать что-либо для
Летописи, я, как правило, имел представление, когда, где и при чьем участии
происходили данные события. Вдобавок, перепархивая с места на место, можно
проверить собственную память, каковую я нашел поразительно недостоверной.
Искажения зачастую пропорциональны вложенной в описание толике личностной
оценки и того самого "заднего ума", коим, как известно, каждый крепок.
***
него-то он и запрещал мне заглядывать в свои оружейные мастерские. Если
только причина не крылась в желании уберечь свои гроссбухи от постороннего
глаза. Надо будет заглянуть к нему - скоро он сворачивает мастерские.
прочего он был кем-то вроде министра вооружений. В его ведении находились
несколько укрепленных городских кварталов, где изготавливали все, от
наконечников для стрел до громадных осадных орудий. Большая часть продукции
тут же паковалась и отсылалась в гавань, где ее грузили на барки и сплавляли
вниз по реке до дельты, откуда, чередой извилистых каналов, проводили в реку
Нагир. Затем они поднимались вверх по Нагиру и его притокам и доставляли
оружие в арсеналы приграничных гарнизонов. Несомненно, какое-то количество
материалов не попадало по назначению. Одноглазый, безусловно, извлекал
выгоды из своего положения. Надеюсь, ему хватает ума не торговать с врагом.
Если капитан поймает его на этом. Одноглазый поймет, что с Ножом еще мягко
обошлись, словно с проказливым младшим братишкой.
***
состоял из множества зданий, некогда ничем не связанных, а ныне превращенных
в запутанный лабиринт. Все окна и большая часть дверей были заложены
кирпичом. Немногочисленные входы стерегли люди, отобранные по росту,
злобности нрава и отсутствию воображения. Они не впускали и не выпускали
никого. На улице подле грузовых ворот ни днем ни ночью было не
протолкнуться. Шеренги фургонов и телег, влекомых усталыми волами, медленно
продвигались к воротам, где их разгружали и снова нагружали ломовики. За
ними неусыпно присматривали те самые, лишенные воображения, у коих выступала
пена на губах, если ломовик осмеливался обменяться взглядом с возчиком.
Вокруг и между телег сновали бесчисленные разносчики: шестами, на которых
висели дюжины судков с пищей для рабочих. Сторожа проверяли каждый судок.
Они и друг друга проверяли - каждый в свою очередь.
экономикой. Люди могли выбирать любой способ зарабатывать на жизнь, и на все
находились потребители. Недалеко от Дворца есть базар, целиком посвященный
наведению красоты, обслуживающий в основном дворцовую публику. Один парень
там занимался только выщипыванием волосков из ноздрей. Рядом с ним, с
различными маслами и серебряными инструментами, разложенными на
инкрустированном столике, практиковал старикан, который вычищал серу из
ушей, а заодно пересказывал слухи. Ремесло это семейное, им занимались
множество поколений его предков. Старик обычно бывал печален: он не имел