Чтение 57–й страницы книги ~Люди огня~

ГЛАВА 7

В Тель-Авив прилетели в четыре утра. Я ехал в Иерусалим по темному шоссе, освещенному только фарами автомобилей и мотоциклов экскорта. В небе висела луна, багровая, как зерна перезрелого граната.

Иерусалим был так же темен, как дорога - ни одного огня. Только когда мы поднялись на холмы Нового города, я увидел вдали два освещенных здания: Цитадель и Храм.

- Что у вас тут происходит? - спросил я шофера.

- Электричество экономят. Включают только вечером с девяти до одиннадцати.

Хуже, чем в Риме! И Италия - все же провинция, хоть и привилегированная. А это Иерусалим!

Эммануил встретил меня в той же комнате, где провожал в Париж. За окном разливался рассвет, огненно-красный, как знамя бунта.

- Рад видеть тебя живым. Ты неплохо справился, хотя можно было и лучше.

Я кивнул.

- Спасибо.

Он изменился, он устал. Седина в волосах, бледное лицо, жесты далеко не такие уверенные, как раньше.

- Иди, Пьетрос, отдыхай. Завтра понадобишься.

- Господи! - Я решился задать тот вопрос, который поклялся себе задать ему еще во Франции. - Почему разрушается мир?

Ни гнева, ни раздражения, которыми так путал Матвей. Он был совершенно спокоен.

- Потому что шестая печать снята. "И солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась, как кровь".

- Но вам же это невыгодно! Зачем с таким трудом и жертвами собирать Империю, если она должна быть разрушена?

- Апокалипсис, Пьетрос, книга многократно цитируемая, но плохо прочитанная. "Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить". Как думаешь, кто это?

- Не помню.

- Ангел, если выполняет Божью волю. А печати снимает сам Христос, если ты помнишь. "Лев от колена Иудина, корень Давидов". В другом месте ангелом Божиим назван сам Вседержитель. Помнишь Иакова, который сражался с Богом и был наречен Израилем?

- Ты не ответил на мой вопрос.

- Ты?.. А впрочем, почему бы нет. Разве "вы" говорят Богу? Да, я не хочу разрушения мира. Я делаю все, чтобы сохранить его. Да ты и сам не слепой, ты же видишь. Но я не хозяин в этом дворце, имя которому Мироздание. Хозяин куда более жесток.

Я онемел. Неужели он наконец признается? Прямо назовет себя?

- Да, Пьетрос. Я тот ангел, который был лучшим из Божьих творений, Носитель Света, Ангел утренней звезды. Точнее, его сын, еще точнее - полное воплощение.

Он улыбнулся и посмотрел мне в глаза. И в эту улыбку и этот взгляд можно было упасть и раствориться. Я отступил на шаг.

- Ты уйдешь, Пьетрос. Я знал, что ты бросишь меня именно сейчас, когда я проигрываю. Когда построенное мною здание на грани разрушения, а все замыслы мои терпят крах. Ты же давно догадался. Еще в Китае, я помню. А может быть, и раньше. Что же ты не ушел, когда Империя расширялась, а я одерживал одну победу за другой?

- Я не был уверен.

- Самооправдание, Пьетрос. Самооправдание, и больше ничего! - он поднял вверх палец, длинный указующий перст, как у Иоанна Крестителя на картине Леонардо. И так же улыбнулся: таинственно, страшно, чарующе. - Он тебе этого не зачтет.

- Ты солгал.

- Что я Бог? Почти нет. Люцифер равен своему создателю. Он слишком много вложил в меня. Слишком много себя.

- Не равен. Ты же не хозяин дворца.

- Уходишь, Пьетрос - уходи. Я никого не держу насильно. Мне служат только за совесть, а не за страх. За страх меня проклинают.

"Отойди от меня, Сатана!" Я не мог этого сказать, язык не поворачивался. Наверное, потому, что я не был святым. Куда там! Перспектива погибнуть вместе с ним вдруг показалась мне притягательной и прекрасной.

И слово "прости" уже зрело на моих губах, и колени подгибались, чтобы пасть перед ним и кричать, что я остаюсь, что вовсе и не хотел уходить, с чего он взял? Что буду сражаться с ним бок о бок, до конца, даже если от мира останется один камень, на котором мы сможем встать.

Я набрал в грудь побольше воздуха. Нет! Надо уйти к себе и все спокойно обдумать. И решить самому, не под влиянием минуты. Подальше от этих глаз и этой улыбки.

- Ты зашел слишком далеко, Пьетрос, и потому я тебя отпускаю. С той стороны тебя никто не ждет.

- Я подумаю...

- Постой! Прежде чем уйдешь, поговори с Марком. Ему есть что тебе рассказать.

В моих комнатах все было по-прежнему, так же, как полгода назад. Даже убрались перед моим приходом - чисто. Я просидел за кофе до полудня: было мучительно трудно принять решение. Остаться - отчаяние обреченного, уйти - отчаяние идиота.

Марк... Он не встретил меня. Да и я хорош: до сих пор даже не позвонил. Мы не виделись с февраля и почти не общались. В водовороте французских и итальянских событий мне было не до звонков в Иерусалим. Иногда писал ему по Интеррету, но Марк не любил подробно отвечать на письма: две-три строчки из дружеского долга.

Я поднял трубку.

- Марк, привет! Я в Иерусалиме.

- Уже знаю. - Как-то глухо и холодновато. - Заходи.

Дверь не была заперта. Марк стоял спиной ко мне и, казалось, смотрел в окно. Я закрыл дверь, и он резко повернулся. В левой руке у него был шприц. Почему в левой? Марк правша. Куда он кололся? Рубашка с длинными рукавами. Все закрыто.

- Марк, ты обещал бросить.

- Это не так-то просто.

- Эммануил знает?

- От него не скроешь.

- И ничего не делает?

- Делает, но меня это не устраивает.

- Это как?

- Помнишь смерть Илии?

- Еще бы!

- Теперь это регулярно. Вместо наркотика - кровь бессмертных. Не хочу! Нажрался!

- Ты знаешь, кто такой Эммануил?

Марк усмехнулся.

- Знаю.

- Давно?

- С полной уверенностью где-то полгода. Впервые заподозрил еще в Риме.

- И что ты намерен делать?

- Уйти сейчас бесчестно.

Я вздохнул, от Марка трудно было ожидать другого ответа.

- Иди сюда! - сказал он.

Мы были в кабинете Марка. Письменный стол с компьютером и телефонами, на одной стене карта мира, на другой - щит с двумя скрещенными мечами, одним - европейским и вторым - явно восточного происхождения.

Марк взялся за рукоять восточного меча и слегка повернул. Щит отъехал в сторону. В стену был вмонтирован небольшой сейф.

- Так, Петр, запомнил? Катана. Слегка повернуть по часовой стрелке. Катану от рыцарского меча отличишь?

- Постараюсь. Зачем ты мне это показал?

Марк достал из нагрудного кармана сложенный вдвое листок из блокнота.

- Смотри. Первая строка - это код входной двери, вторая - код сейфа. Если со мной что-нибудь случится - войдешь и возьмешь все, что в сейфе. Только не тяни! Обещаешь?

- Я не могу обещать. Возможно, меня здесь не будет.

- Подожди хотя бы дня три.

- Марк, тебе надо бросать! Что ты задумал?

- Я редко, только в особых случаях. Не в том дело.

- Сегодня случай особый?

- Да. Поехали!

Марк не взял ни охраны, ни шофера. И плюхнулся на место водителя в своем "мерсе".

Он был весел какой-то ненормальной веселостью. Блеск в глазах. Я подумал: не умирал ли он. Нет! Взгляд сумасшедший, но земной. Не такой, как у бессмертных.

И что-то странное со зрачками. Как иглы. Сколько бесов уместится на конце иглы?

- Ты что, собираешься вести машину в таком состоянии?

- Это всего лишь морфий.

- Морфий что, не наркотик?

- Да так, лекарство, обезболивающее средство.

- Угу! Немного позже морфия открыли еще одно обезболивающее средство. Астму лечили, кашель, бронхит. От депрессии прописывали. Очень эффективное оказалось. Героином назвали.

Марк посмотрел на меня так, что я сильно усомнился, что в его шприце был морфий. Может ли вообще героинщик перейти на морфий? Чтоб я что-нибудь понимал в этих материях!

- Что болит-то?

- Душа.

Марк гнал так, что машина ревела на поворотах и пела резина. Сто в час, не меньше.

- Иди на хрен! Давай я поведу.

- Да ладно тебе.

- Здесь же горы! Тебе что, жить надоело?

Марк усмехнулся.

На поясе у него висела кобура с пистолетом. Тоже мне новость! Марк всегда ходил с оружием. Но сегодня она меня нервировала. Пьяный Марк был нефункционален, но вполне безобиден. С Марком под кайфом я еще не сталкивался.

Я боюсь Марка? Что за бред!

Пронеслись мимо Вифлеема. Появился указатель на Хеброн. И тогда Марк начал клевать носом.

- Марк! - заорал я. - Давай поменяемся!

- Я тебя прекрасно слышу, - сказал он. - Не ори.

- Ты спишь!

- Это другой сон. Спроси меня о чем угодно - я отвечу, я все вижу и слежу за дорогой.

- Ты спишь!

- И сплю тоже. Это как две программы по одному каналу: сон и реальность - одно просвечивает через

другое.

Как Марк следит за дорогой, я понял, когда мы подъезжали к Хеброну. Машина вильнула, как пьяная. К встречной полосе. К здоровому грузовику, несущемуся к нам навстречу.

Я бросился на руль. Увильнули! Дистанция была сантиметров десять.

- Марк, тормози!

Он тормозил! Но исключительно в переносном смысле. Хватит! Я нажал на тормоз за него, бесцеремонно отдавив ему ногу. Резина засвистела. Нас развернуло на девяносто градусов и вынесло на обочину. Слава Богу, трасса была не очень оживленная и в нас никто не впечатался.

- Все, Марк, выходи. Вроде живы.

Наконец он послушался. Я помог ему занять мое место, а сам сел на место водителя.

- Куда мы едем?

- На юг.

- Это я понял. Точнее.

- Тимна.

Я порылся в памяти.

- Это недалеко от Эйлата?

- Да. Копи царя Соломона.

- Шахты?

- Шахты. Медь добывали.

Я почувствовал холодок в груди. Струя холодного ветра.

Марк дремал. Я больше не стал проверять двойственность его состояния.

Беершеба... Иерохам... Сде Бокер...

Наконец Марк проснулся и объявил, что он в порядке и готов вести машину. Он действительно выглядел спокойным и уравновешенным, но насчет вождения я сомневался. К тому же до цели было уже недалеко.

- Обойдешься, - сказал я. - Что там?

- В шахтах?

- Ну конечно.

- Нас пытались убедить, что ничего: туннели-де обвалились, размыты водой и засыпаны песком. Пока мы не нашли подземный лабиринт, в котором можно разместить город. Точнее, нам показали вход - везде есть предатели.

- И что там было?

- То же, что в Бет-Гуврине.

- Лагерь "погибших"?

- То же, что в Бет-Гуврине! С начала и до конца. Только куда больше.

- Понятно. Ты решил исповедоваться?

- Ты мне вряд ли отпустишь грехи. Все, стоп! Приехали! Вылезай.

Мы были в огромной долине, окруженной скалами из белого и желтого песчаника. У подножия чахлые деревья с плоскими кронами, похожие на грибы. Белые россыпи камней. На камнях редкие кусты колючек. Синее небо, ни облачка. И температура сорок градусов в тени, но реально все пятьдесят, за отсутствием последней. Первое побуждение: немедленно вернуться в кондиционированную прохладу автомобиля.

- Это что, Чистилище?

- Да вроде того. Нам сюда!

Мы шли к красной скале с огромной аркой, образованной постоянной работой ветра и песка. Вверх, под палящим солнцем. Сердце заходилось. Я пожалел о том, что пил кофе.

На каменистом плато множество дыр в скале, в основном действительно засыпанных песком, но есть и опасные пропасти. Впереди три небольшие груды белых камней, явно сложенных рукой человека.

- Все, пришли.

- Что это?

- Шахты. Точнее, братские могилы. Петр, я не знал, что она была там.

- Кто она?

- Твоя Тереза.

Я задохнулся, голова закружилась, и потемнело в глазах. Жара, подъем, утренний кофе. И ощущение потери, словно у меня вынули сердце.

Помоги мне закрыть эту страшную пропасть в груди...*

[Стихи Сергея Калугина.]

Я сел на камень у одной из могил.

- Здесь?

- Не знаю. Я не занимался похоронами. И о ней мне доложили потом. Опознали.

- Она собиралась в Бет-Шеарим.

- Там был перевалочный пункт. Небольшие катакомбы с каменными гробами, не то что здесь. Шахты по тридцать метров! Общину Бет-Шеарима мы уничтожили еще в марте. Ее там не было.