войнами отдельные демагоги в Нио и фабричных городах поднимают большой
шум, но до чего же великолепное зрелище - народ, который смыкает ряды,
когда знамя его страны в опасности... Я знаю, вам не хочется этому верить.
Знаете ли, милый мой, беда одонианства в том, что оно женственно. Оно
просто не включает мужские стороны жизни. "Яркость битвы, кровь и сталь",
как говорит старый поэт. Одонианство не понимает мужества... любви к
знамени.
Шевек остановил его. Он подошел к нему вплотную и со словами:
заранее написал: "В этой комнате есть микрофон?"
смотрел на Шевека. Потом бросил быстрый косой взгляд на камин.
в спальню. Он закрыл за собой дверь бесшумно, как подобает хорошему слуге.
усмешкой, от которой морщины на его лице стали жесткими и глубокими.
шпионских рассказах.
все краны, затем осмотрел стены.
Научился, когда работал у одного в Нио. Как научишься их находить, так
всегда их замечаешь.
"Присоединяйся к нам твоим братьям".
прекрасная возможность сунуть что-нибудь хозяину в карман.
сказали мне... могли бы сказать мне, куда идти. О чем спрашивать. Хотя бы
одно имя.
очень тихо:
понимаете, вы же не знаете, что это такое. Как вы станете прятаться? Такой
человек, как вы? Который выглядит так, как вы? Здесь капкан, но всюду тоже
капкан. Вы можете бежать, а прятаться не можете. Я не знаю, что вам
сказать. Назвать вам имена - конечно. Спросите любого ниоти - скажет, куда
идти. С нас уже хватит. Нам бы чуток воздуха - подышать. А поймают вас,
застрелят - как я тогда буду? Я у вас восемь месяцев работаю, понравились
вы мне. Зауважал вас. Они ко мне все время подъезжают. Я говорю: "Нет. Не
трожьте его. Он хороший человек, а в наши беды ему лезть не надо. Пускай
вернется, откуда прилетел, где люди свободные. Пусть хоть кто-то
освободится из этой тюрьмы проклятой, в которой мы живем!"
людьми.
слуги повиноваться хозяину заставила его наконец кивнуть и прошептать:
Бакалейная лавка.
Если они увидят, что я сажусь в поезд, они могут меня остановить.
лестнице. Я знаю на стоянке Каэ Оимона. Он соображает. Но не знаю.
думает, что я сижу дома, потому что болен. Сколько времени?
идти. Вызывайте такси, Эфор.
всего встревожило и напугало его. - У вас есть деньги?
видом отправился в холл, к телефону, вызывать такси. Вернувшись, он
увидел, что Шевек уже сидит в куртке за дверью холла и ждет.
черного хода. Скажите ему ехать по Лесному Проезду, там нет контрольного
пункта, не то, что у главных ворот. Через ворота не езжайте, там точно
остановят.
На сколько-то времени задержу их.
не было.
его наличные деньги, а на поездку на такси до Нио ушло еще десять единиц.
Шевек вышел на узловой станции метро и с помощью карты добрался на метро
до Старого Города. Поднявшись из просторной мраморной станции на улицу, он
растерялся. Она была нисколько не похожа на улицы Нио-Эссейя.
не освещалась. Фонарные столбы стояли, но фонари то ли не были включены,
то ли были разбиты. Там и сям сквозь щели ставен пробивались лучи желтого
света. Немного подальше из открытой двери, возле которой стояла кучка
громко разговаривающих мужчин, лился свет. Тротуар, жирно блестящий от
дождя, был усыпан обрывками бумаги и отбросами. Витрины магазинов,
насколько Шевеку удалось разглядеть, были низкие, и все были закрыты
тяжелыми металлическими или деревянными ставнями, кроме одной, которая
выгорела во время пожара и теперь зияла чернотой и пустотой, а в рамах ее
еще торчали осколки стекла. Прохожие немыми торопливыми тенями скользили
мимо.
обернулся к ней, чтобы спросить дорогу. В свете желтого фонаря он увидел
ее лицо, бледное, морщинистое, с мертвыми, враждебными, усталыми глазами.
В ушах у нее болтались большие стеклянные серьги. Она одолевала лестницу с
трудом, сгорбившись то ли от усталости, то ли от артрита, то ли от
какой-то деформации позвоночника. Но она не была старухой, как ему
показалось сначала; ей не было и тридцати лет.
Она безразлично взглянула на него, добравшись до конца лестницы, ускорила
шаг и, не ответив ни слова, пошла дальше.
бегства из Иеу-Эуна перешло в смутную тревогу, в ощущение, что его гонят
куда-то, что за ним охотятся, Кучку мужчин у открытой двери он обошел
стороной - инстинкт подсказал ему, что одинокому прохожему не следует
подходить к таким компаниям. Увидев, что впереди его идет мужчина, тоже
один, он догнал его и повторил свой вопрос. Мужчина ответил:
перекрестку; поперечная улица, освещенная несколько лучше, в обоих
направлениях уходила в туманный дождь, вся в тусклых, мрачных, безвкусных
светящихся вывесках и рекламах. На ней было множество винных лавок и
ломбардов; часть из них была еще открыта. На этой улице было довольно
много народа; люди толкались, спешили мимо питейных заведений, входили в
них, выходили. Прямо на улице, в сточной канаве, под дождем, укутав голову
курткой, лежал человек - не то спящий, не то больной, не то мертвый...
Шевек с ужасом, не отрываясь, смотрел на него и на всех остальных,
проходивших мимо, не глядя.
рядом с ним и не заглянул снизу вверх ему в лицо; это был низкорослый,
небритый мужчина лет пятидесяти-шестидесяти с искривленной шеей,
воспаленными веками и беззубым, смеющимся ртом. Он стоял и заливался
идиотским смехом, трясущейся рукой показывая на большого, перепуганного
человека.
столько волос? - бормотал он.
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Орлов Алекс
Глуховский Дмитрий
Орловский Гай Юлий
Орловский Гай Юлий