поменьше рядом с ними. Раньше у меня никогда не было своей комнаты. На
первых порах в ней я чувствовала себя неуютно и боялась одна, но вскоре мне
стало это нравиться. И первое, что я сделала по своей воле, как свободная
женщина, -- это закрыла за собой дверь.
того, что с утра нас готовили к какой-нибудь работе, а к полудню мы занимали
места в классах, где учились чтению и письму, арифметике и истории. Рабочие
навыки я осваивала в маленькой мастерской, где из бумаги и тонких деревянных
пластин делали шкатулки для хранения косметики, печенья, украшений и тому
подобных мелочей. Я училась всем тонкостям ремесла -- и делать коробки, и
украшать их, стараясь изо всех сил, потому что в городе было много хороших
художников.
арендниками. Когда моя учеба подойдет к концу, я тоже буду получать деньги.
которые жили в разных местах, поддерживал лорд Эрод. Он никогда не появлялся
в нашем доме. Я думаю, он не хотел встречаться ни с кем из тех, кого столь
неудачно освободил. Ахас и Геу рассказывали, что он продал большую часть
земель в Шомеке, часть денег отдал Общине, а часть решил употребить на то,
чтобы проложить себе путь в политику, ибо теперь существовала Радикальная
партия, которая ратовала за освобождение.
щеголеватым и уверенным. Я чувствовала, что, глядя на меня, он думает, как я
была "расхожей женщиной" в Зескре, и мне не хотелось видеться с ним.
обращала внимания, но теперь видела, насколько он смел, решителен и добр.
Это он искал нас, нашел и спас. Давали деньги хозяева, но все заботы легли
на плечи Ахаса. Он часто заходил повидаться с нами. Он оставался
единственной связующей нитью с моим детством.
рабыни. Я злилась на каждого мужчину, который смотрел на меня как на
женщину. Я злилась на женщин, которые видели во мне чувственную
сексуальность. Леди Тазеу было нужно лишь мое тело. И в Зескре было нужно
только оно. Даже лорд Эрод, который так и не прикоснулся ко мне, видел лишь
мое тело. Плоть, которая, ласкаешь ты ее или нет, всегда к твоим услугам.
Можешь брать ее, а можешь и воздержаться -- как захочется. Я ненавидела в
себе все, что имело отношение к сексу -- свои гениталии и груди, округлости
бедер и живота. Еще в бытность свою ребенком я носила свободные легкие
одежды, скрывающие чувственность женского тела. Когда мне начали платить и я
смогла покупать или сама шить себе одежду, я предпочитала, чтобы она была из
грубых, тяжелых тканей. Больше всего мне нравились в себе руки, которые
умело справлялись с работой, и голова, пусть пока и не очень толковая, но я
продолжала учиться, не считаясь со временем.
Шомеке, и Зескра жили сами по себе, довольствуясь раз и навсегда заведенным
образом жизни. О тех временах, когда существовал иной порядок вещей, никто
не знал ровно ничего. Никто не догадывался, что есть места, где жизнь течет
по-другому. Мы были в рабских оковах лишь настоящего времени.
владельцам. Нас ждали перемены, мы будем свободными, однако нас продолжали
воспринимать как чью-то собственность. А из истории я поняла, что свободу не
ждут, ее творят сами.
написанная просто и ясно. Она рассказывала о днях колонии, о четырех
корпорациях, об ужасах первого столетия, когда корабли доставляли на Йеове
рабов и забирали драгоценную руду. Рабы были столь дешевы, что когда,
отработав несколько лет в шахтах, они умирали, корабли безостановочно
подвозили новые партии. "О, о, Йеове, никто не возвращается назад". Затем
корпорации начали отправлять женщин-рабынь, чтобы те работали и
размножались, и по прошествии лет "имущество" выплеснулось за пределы
поселений и создало города -- такие большие, как тот, в котором я сейчас
обитала. Но распоряжались в них не владельцы или надсмотрщики. Города
находились под началом тех, кто считался "имуществом", так же, как наш Дом.
свободу во временное пользование, выплачивая корпорациям часть своего
жалованья, так же, как в некоторых местах на Вое Део издольщики платят своим
хозяевам. На Йеове таких называли вольноотпущенниками. Не свободными людьми,
а лишь пользующимися свободой. И тогда, как повествовала история, которую я
читала, они стали задумываться: почему же мы не свободные люди? И они
совершили революцию, Освобождение. Началась она в Надами, откуда
распространилась дальше. Тридцать лет они дрались за свою свободу. И всего
три года назад одержали победу в этой войне: изгнали из своего мира
корпорации, хозяев и надсмотрщиков. Они танцевали и пели на улицах --
свобода, свобода! Книга, которую я читала (пусть медленно, но все же я
читала ее!), была напечатана там -- на Йеове, в Свободном Мире. Ее доставили
на Уэрел. И для меня она стала святой книгой.
что там создано свое правительство и написана великая Конституция, согласно
которой все люди равны перед законом.
передрались между собой, что там вообще нет никакого правительства, люди
голодают, а в городах, не считаясь ни с законом, ни с порядком, свирепствуют
шайки дикарей из глубинных районов страны и молодежные банды. Говорилось,
что в этом обреченном умирающем мире правят бал коррупция и невежество.
Йеове и проиграло ее, теперь боится, что Освобождение придет и на Уэрел.
которые якобы поступают с мест. Даже не слушай и не смотри их. В них столько
же вранья, сколько и во всем остальном, но если ты смотришь и чувствуешь, то
сможешь поверить. Они это знают. А если они владеют нашими мозгами, то могут
обойтись без оружия. У владельцев нет ни камер, ни репортеров на Йеове,
"новости" свои они просто выдумывают и используют актеров. Допуск на Йеове
имеют только кое-какие чужаки из Экумены; да и то жители Йеове обсуждают, не
стоит ли выслать их, чтобы мир, который они завоевали, принадлежал только
им.
стала мечтать, как отправлюсь туда, в Свободный Мир, когда Хейм соберет
чартерный рейс и увезет людей.
высадиться. Другие говорят, что не прокормят такое количество ртов, и вообще
боятся перенаселения. Обсуждают они эту проблему вполне демократически.
Скоро она будет решена в ходе первых выборов на Йеове.
влюбленных, говорящих о любви.
Общине было запрещено выступать от его имени. Экумена предложила доставлять
на своих кораблях всех, кто пожелает отправиться в путь, но правительство
Вое Део отказало ей в праве пользоваться своими космопортами. Пускай
доставляют только своих. Никто из жителей Уэрела не мог покинуть свою
родину.
своей территории и установил с ними дипломатические отношения. Я продолжала
изучать историю и постепенно стала разбираться в сущности тех, кто
господствовал на Уэреле. Та чернокожая раса, которая сначала завоевала
народы Великого континента, а потом и весь мир, которая стала называть себя
хозяевами, существовала в убеждении, что таков единственный и неизменный
порядок вещей. Они считали, что являют собой образец человечества, что их
поступки не подлежат сомнению и что им открыты все истины. Все остальные
народы Уэрела, даже сопротивляясь новоявленным хозяевам, подражали им,
старались стать такими же, как они, и вести такой же образ жизни. Но когда с
неба спустились другие люди, которые и выглядели по-другому, и вели себя
необычно, и обладали иными знаниями, и не позволили ни завоевать себя, ни
обратить в рабство, раса хозяев отказалась иметь с ними дело. Им
потребовалось четыреста лет, дабы признать, что те, другие, во всем равны
им.
был, как всегда, прекрасен. Я обратила внимание на женщину, которая тоже
внимательно слушала его. У нее была странная коричневато-оранжевая кожа, как
кожура пини, и даже в уголках глаз виднелись белки. Я было подумала, что она
больна и ее грызет гнойный червь, как лорда Шомеке, у которого изменился
цвет кожи и от глаз остались одни белки. Передернувшись, я отодвинулась от
нее. Глянув на меня, она улыбнулась и снова стала слушать оратора. Волосы ее
клубились густым облаком, как у Сези-Туал. На ней было изящное платье, хотя
и странного покроя. До меня далеко не сразу дошло, кто она такая и что эта
женщина явилась сюда из невообразимо далекого мира. И самое удивительное
заключалось в том, что, несмотря на странную кожу, глаза и волосы, она
все-таки была таким же человеком, как и я, в чем я не сомневалась. Потому
что чувствовала это. На мгновение меня охватило глубокое беспокойство. Затем
оно перестало меня тревожить, уступив место неодолимому любопытству, почти
томлению сблизиться с ней. Я хотела познакомиться с ней, узнать то, что было
ей известно.
этого мне не избавиться всю жизнь.
перестали ходить в школу, но я продолжала учиться. Когда в школе, которую
содержал Хейм, не осталось курсов, которые я могла бы посещать, учителя
помогли мне сориентироваться в телесети. Хотя правительство контролировало
такие курсы, на них преподавали прекрасные учителя, которые вели группы со
всего света, рассказывая о литературе, истории, науках и искусстве. Я всегда
старалась как можно больше узнать об истории.