не ребенок. - Она чувственным движением влезла в свою одежду, но не
застегнулась. Михаил поглядел ей в глаза, лицо у него горело, и перевел
взгляд обратно на другое место.
сожгли бы на костре, - сказала Рената девушке. Потом отпихнула Михаила и
опять склонилась над Франко, приложив горсть снега к месту, где были
раздробленны кости. Олеся проворно стянула одежду ловкими пальцами, а
потом потрогала две кровоточащие царапины на спине Михаила; она
внимательно осмотрела красные пятна на своих пальцах, прежде чем слизать
их.
собирались рассказать всем, как их поиски провалились, потому что
берсеркер пометил все пещеры, которые были известны Виктору и Никите. Они
собирались рассказать обо всем этом, пока не увидели огромного рыжего
волка, лежавшего мертвым на снегу неподалеку от белого дворца, а вокруг
него кровавые следы бойни. Виктор напряженно слушал, когда Рената
рассказывала ему, как она и Олеся услышали вой берсеркера, вышли и
увидели, что Михаил участвует в схватке и у него отрезан путь для бегства.
Виктор не сказал ничего, но глаза его сияли гордостью, и с этого дня,
глядя на Михаила, он больше никогда не видел в нем беспомощного мальчика.
кремня. Кости уже были отломаны, оставалось только перерезать порванные
сухожилия и несколько обрывков мышц. Тело у него источало пот, Франко
вцепился в руку Ренаты и закусил зубами палку, когда Виктор проделывал
это. Михаил помогал удерживать Франко. Нога отпала и легла на камни. Стая
сидела вокруг, обсуждая это, в то время как запах крови заполнил
помещение.
Россией, страной зимы. Виктор подтянул колени к подбородку и тихо сказал:
ладонь, пошел наверх. Он вошел в большое помещение и подставил лицо ветру,
свистевшему в разбитых окнах. Снег белил ему волосы и ложился на плечи,
заставляя на несколько секунд казаться старше. Он поглядел наверх, на
потолок, где обитали потускневшие от времени ангелы, и вытер с губ кровь.
уверен.
столь же истрепанным содержимым, с заметно изменившимися за две недели
лицами, по причине отрастания бородок, Майкл рассматривал военнопленных,
вырубавших деревья по обеим сторонам дороги. Большинство из них были
измождены, и выглядели они стариками, но война умела делать так, что и
юнцы выглядели древними. На них были мешковатые серые поношенные робы, и
они махали топорами, как изработавшиеся машины. Охраняли их гревшиеся,
набившись в грузовик, нацистские солдаты, вооруженные до зубов автоматами
и винтовками. Солдаты курили и болтали, в то время как пленные работали;
вдалеке что-то горело, завеса черного дыма застилала серый горизонт на
востоке. Упала бомба, решил Майкл. Союзники участили воздушные налеты по
мере приближения даты вторжения.
участник Сопротивления, немец по имени Гюнтер, натянул вожжи. - Ссаживай
этих бездельников! - заорал военный, это был свежеиспеченный лейтенант, с
красными полными щеками, как пышки. - Мы им тут найдем работу!
достоинства, несмотря на свою потертую крестьянскую одежду. - Я везу их в
Берлин по поручению.
давайте, слезайте! Живо!
Рядом с ним на сене полулежал Майкл, а дальше Дитц с Фридрихом, еще два
бойца Сопротивления, которые эскортировали их с того момента, как четыре
дня назад они добрались до золингенской деревни. Под сеном были спрятаны
три автомата, два "Люгера", с полдюжины гранат и противотанковые
фаустпатроны с прицельным устройством.
фургона и заорал:
Гитлером, спустились из фургона. Майкл последовал за ними, последним вылез
Мышонок. Лейтенант сказал Гюнтеру: - И ты тоже! Убери этот вонючий фургон
с дороги и следуй за мной! - Гюнтер хлопнул вожжами по лошадиному боку и
подогнал фургон к сосенкам. Лейтенант погнал Майкла, Мышонка, Гюнтера и
двух других человек к грузовику, где им выдали топоры.
тринадцать. Военнопленных было человек тридцать, они валили сосны.
выбритый шнауцер. - Вы, двое, туда! - Он жестом указал Майклу и Мышонку
направо. - Остальные сюда! - указал налево Гюнтеру, Дитцу и Фридриху.
предстоит делать?
вниз на бородатого и грязного Мышонка. - Ты также слеп, как и глух?
указал офицер, а Майкл последовал за ним. Остальные перешли на
противоположную сторону дороги. - Эй! - заорал лейтенант. - Недомерок! -
Мышонок остановился и чуть согнулся, испуганный. - Единственный способ
извлечь из тебя пользу для немецкой армии заключается в том, чтобы
зарядить тобой пушку и выстрелить! - Несколько солдат рассмеялись, будто
сочли это хорошей шуткой. - Да, сударь, - ответил Мышонок и пошел в
поредевшие деревья.
Пленные не прекратили работу и никак не отреагировали на него. Щепки
летели в холодном утреннем воздухе, запах сосновой смолы смешивался с
запахами пота и изнурения. Майкл заметил, что у многих пленных к робам
была пришита желтая звезда Давида. Все пленные были мужчинами, все были
грязны и у всех было одинаковое выражение лица, изможденное, с
остекленелыми глазами. Они спрятались, по крайней мере на время, в свои
воспоминания, и топоры у них мелькали в механическом ритме. Майкл свалил
тонкое деревце и отступил назад, утирая лицо рукавом. - Эй, там, не
расслабляться! - сказал один из солдат, став позади него.
заслужил, чтобы ко мне относились с уважением... мальчик! - добавил он,
поскольку солдату было самое большее девятнадцать.
топоров, потом солдат прорычал что-то про себя и пошел дальше вдоль
шеренги работающих, неся в руках автомат "Шмайсер".
бородкой у него скрежетали зубы. Было двадцать первое апреля,
восемнадцатый день с тех пор, как они с Мышонком покинули Париж и
отправились в путь по маршруту, разработанному для них Камиллой и
французским Сопротивлением. Эти восемнадцать дней они ехали в фурах,
бычьих повозках, товарных поездах, шли пешком и гребли на лодке по империи
Гитлера. Они ночевали в подвалах, на чердаках, в ямах, в лесу и потайных
нишах в стенах и держались на той диете, которой могли их снабдить
помогавшие им. Иногда они бы и вовсе голодали, не найди Майкл способ
ускользнуть, сняв одежду, чтобы поохотиться на мелкую дичь. И тем не менее
оба, и Майкл, и Мышонок, похудели, каждый из них потерял по десятку фунтов
веса, они выглядели голодными, глаза запали. Но, опять-таки, такими же
были большинство гражданских, которых видел Майкл: пайки уходили к
солдатам в Норвегию, Голландию, Францию, Польшу, Грецию, Италию и,
конечно, сражавшимся за их жизненные интересы в России, а люди в Германии,
числом чуть меньшим, ежедневно умирали. Гитлер мог бы гордиться своей
стальной волей, но из-за его стального сердца страна бедствовала.
острие его топора взметало в воздух щепки. Он упоминал это сочетание слов
нескольким агентам от Парижа до Золингена, но никто из них не имел ни
малейшего представления о том, что они могли бы значить. Все они, однако,
были единодушны в том, что это - кодовое название в стиле Гитлера,
идеально подходившее к его воле и сердцу, и мозгу, который, должно быть,
тоже был из стали.
необходимость этого росла с приближением июня и дня неизбежного вторжения
союзников - штурм побережья без полного знания того, с чем им предстояло
иметь дело, был бы самоубийством. Он повалил еще одно дерево. Берлин был
менее чем в тридцати милях на востоке. Они дошли из такой дали по изрытой
воронками и освещаемой по ночам бомбовыми взрывами земле, уклоняясь от
эсэсовских патрулей, броневиков и подозрительных селян, для того, чтобы их
зацапал желторотый лейтенантик, все интересы которого ограничивались