там ни говорили врачи.
предела и пошел на спад. С юга ползли тучи.
который стоял, созерцая панораму долины, и положил руку на плечо
священника.
грех, то поспешил бы все это оборвать и дать жизнь молодому человеку,
Хойту. - Он заглянул Солу в глаза, вымученно улыбаясь. - Но разве это
самоубийство, когда паразит в моей груди... а раньше в _е_г_о_... в любую
минуту может вновь вызвать меня к жизни?
негромко, - если вы вернете его сюда?
небо затянули облака, долина походила на печь.
появиться сегодня, если ему повезло и он наткнулся на патрульный скиммер.
медленно и осторожно, как дряхлый старик, принялся спускаться по длинной
лестнице Сфинкса.
становясь все меньше и меньше. Когда Дюре исчез из виду, Сол, вздохнув,
подошел к дочери и сел рядом с ней.
плечи. Пройдя мимо Нефритовой Гробницы, он выбрал тропу, ведущую к
северным скалам и Обелиску. Тонкая тень этой гробницы лежала на розовом
каменном дне долины, как черная царапина. Пробираясь через горы обломков
возле Хрустального Монолита, Дюре вскинул голову на шум - слабый ветерок,
звякнув разбитыми панелями, просвистел в трещинах высоко под крышей
Гробницы. В стене он увидел свое отражение и вспомнил, как слушал каждый
вечер хорал ветра в Разломе, когда разыскал на плато Пиньон племя бикура.
Казалось, с тех пор прошло уже несколько жизней. Да так и есть - несколько
жизней.
воскрешением. Это было ужасно - все равно что пережить инсульт, но без
надежды на выздоровление. Какое-нибудь умозаключение, бывшее для него
детской игрой, теперь требовало чрезвычайного напряжения. Самые обиходные
слова то и дело вылетали из головы, а непонятные, необъяснимые чувства
захлестывали его, как волны времени. Несколько раз он вынужден был
прятаться от паломников, чтобы поплакать в одиночестве, сам не зная, о
чем.
остались только Соли младенец. Отец Дюре с радостью пожертвовал бы собой
ради их спасения. Интересно, греховно ли планировать сделку с Антихристом?
изгибалась к востоку, образуя тупик, и где Дворец Шрайка отбрасывал на
скалы лабиринт теней. Здесь, возле Пещерных Гробниц, тропа шла вдоль
северо-западной стены. Почувствовав, как тянет холодным сквозняком из
первой Гробницы, Дюре испытал соблазн войти. Просто чтобы отдохнуть от
жары, закрыть глаза, вздремнуть.
Дюре о древней базилике, обнаруженной им в толще Разлома, об огромном
кресте и алтаре, у которых "молились" идиоты бикура. Они поклонялись
богомерзкому бессмертию паразита-крестоформа, а не надежде на истинное
Воскресение, которое обещает Крест Святой. Ну, а в чем разница? Дюре
тряхнул головой, пытаясь отогнать буквально липнущий к каждой мысли
цинизм. Тропа бежала в гору, мимо третьей Пещерной Гробницы, самой
маленькой и неприметной.
километре от него Сфинкс четко вырисовывался на фоне неба, но разглядеть
Сола ему не удалось. Дюре попытался вспомнить, не в этой ли Гробнице они
укрывались накануне... Может, это свет забытого фонаря?
трое суток входили лишь однажды - когда разыскивали Кассада.
Нужно вернуться к Солу и ждать корабля вместе с ученым и крохотной
Рахилью.
отвергать его зов?
беззвучно, безотчетно. Он вытер слезы ладонью и застыл, сжимая кулаки.
иезуитом-интеллектуалом, верным продолжателем дела Тейяра и Прассара. Даже
теология, которую я навязывал Церкви, семинаристам и кучке еще не
разочаровавшихся верующих, на первое место ставила разум, эту чудесную
точку Омега, вершину сознания. Господь Бог как хитроумный алгоритм.
ползет.
отцом, тихо попискивала. Ламия Брон неподвижно лежала на прежнем месте;
датчики светились зеленым, только индикатор активности мозга таращил
красный глаз. Все, как прежде.
верхушка Сфинкса блестела на солнце, проглянувшем сквозь облака. Косые
лучи, падающие сквозь ворота долины, освещали скальную стену напротив.
Поднялся ветер.
Сфинкс, обвел взглядом другие Гробницы.
ветер играл с пылью - единственное, что отличало долину от застывшего
стоп-кадра. Но ощущение, что кто-то подбирается псе ближе, следит за
каждым движением Сола, не исчезало.
тонкий плач. Сол посмотрел на комлог. Через час ей исполнится день от
роду. Он поискал в небе корабль Консула, мысленно выругал себя и вернулся
ко входу в Сфинкс, чтобы сменить Рахили пеленки, взглянуть на Ламию и
достать из рюкзака пакет с детским питанием и плащ: после заката жару
сменял резкий холод.
Дюре по имени и заглядывая в каждую Гробницу. Нефритовая Гробница, где был
убит Хойт, излучала молочно-зеленый свет. Длинная тень Обелиска дотянулась
аж до юго-восточной скальной стены. На верхушке Хрустального Монолита
играли последние отблески заката, угасая вслед за солнцем, которое
опускалось к горизонту где-то за Градом Поэтов. Когда Сол добрался до
Пещерных Гробниц, на долину опустилась вечерняя прохлада. Сол заглядывал в
каждую из них и звал Дюре до изнеможения, ощущая на лице сырой сквозняк
как чье-то враждебное ледяное дыхание.
вакхическому хороводу клинков и контрфорсов Дворца Шрайка, темного и еще
более зловещего в сгущающемся мраке. Ученый постоял у входа, пытаясь
распутать паутину чернильных теней от шпилей, стропил и опор и крича в
темноту; ответом ему было только эхо. Рахиль снова расплакалась.
застать шпиона-невидимку врасплох (никого - только густеющий сумрак да
первые звезды в разрывах между облаками), Сол заторопился назад к Сфинксу
- сначала шагом, а потом, когда ночной ветер принялся стонать голосом
раненого ребенка, бегом.
крыльцо Сфинкса.
поисках ручного фонаря...
Ламии. Это было все, что от нее осталось. Коридоры между тем разветвлялись
и сходились снова, то расширяясь, то сужаясь до такой степени, что Сол был
вынужден ползти, обхватив ребенка правой рукой и прижимая его головку к
своей щеке. Это было противно до дурноты - ползти сквозь Гробницу. Сердце