но их географическая близость входила в противоречие с огромной
философской дистанцией, их разделявшей.
жилище Бюлода, Шорви Нирьен закреплял на бумаге свое видение жизни. Мощным
потоком шли отсюда его статьи, брошюры, трактаты. Здесь он совещался с
нирьенистами, здесь произносил речи и завоевывал новых приверженцев, чья
жизнь отныне и впредь несла отпечаток его личности. А теперь, впервые в
жизни, он мог выражать свои мысли публично, не опасаясь за последствия.
Услужливый король возвел в ранг закона многие идеи, которые Нирьен
отстаивал годами, так что прежние обвинения в его адрес - измена и
подстрекательство к бунту - попросту отпали. Теперь Нирьена не
преследовали, он мог говорить что хотел, и каждый мог слушать его и
свободно судить об услышанном. Поэтому гостиная в доме номер 11 всегда
бывала переполнена. Жаждущие знаний приходили, уходили, сменяя друг друга,
и нирьенистские убеждения распространялись отсюда по городу и по всей
стране.
Джумаля, соседа вашего" выходили без перерыва многие месяцы, и сейчас
газета была известна и в провинциях, и в столице, а ее издатель стал
знаменит не только в стране, но и за ее пределами. По сути дела, речи и
митинги продолжались, и экспроприационисты маршировали по улицам,
расписывая алыми ромбами весь город и вселяя трепет в жандармов. Уиссу не
удалось заткнуть рот, и, к его вящему удовольствию, голос его был слышен
повсюду, но теперь обстоятельства изменились. Наконец-то начали трясти
короля, а с ним и всех кровососов Возвышенных. Государственный контроль
ослаб, и обветшавшая социальная структура, прогнившая насквозь,
разваливалась на глазах. Экспроприация была неминуема, так что пусть
дрожат тираны. С другой стороны, истинным патриотам бояться нечего - Уисс
в'Алёр с ними, он вдохновит и поведет их.
практичные из горожан переходили к действию. Многие уже позаботились об
оружии, но сокровищница столичного Арсенала пока оставалась в
неприкосновенности, и эту оплошность надлежало немедленно исправить.
Бытовало мнение, что нынешняя покладистость его величества - чистой воды
уловка, его великие посулы эфемерны, как утренний туман, и рассеются с
первыми лучами солнца, - и если это так, то король увидит, что весь город
поднимется против него. Как только Возвышенные с позором покинули Бевиэр,
решительно настроенная толпа простолюдинов обступила Арсенал.
как сторожа давно покинули помещение Арсенала. Быстро справившись с
дверью, нападавшие ворвались внутрь и завладели мушкетами и карабинами,
патронами к ним и бочонками с порохом. Не столько полезной, сколько
любопытной показалась им обширная коллекция старинного оружия. Там нашлись
неуклюжие старые аркебузы, ружья с фитильным замком, колесные затворы,
здорово их насмешившие. Еще более древними и громоздкими были пики,
булавы, топоры и доспехи. Кроме того, там хранились разнообразные мечи и
кинжалы, некоторые с замечательными украшениями, представлявшие огромную
ценность. Все эти сокровища были тут же расхватаны алчущими руками. Однако
самое большое чудо не стало легкой добычей.
находились три великие Оцепенелости - три махины, последние из
чудодейственных машин, некогда наделенных чувствительностью благодаря
Чарам их Возвышенных творцов. Теперь они стояли неподвижные, запыленные, в
них невозможно было уловить признаков жизни, но они все еще производили
впечатление и даже устрашали своей величиной, сложностью и загадочностью.
двухголового змея. Судя по ее конструкции, машина когда-то была подвижной
и маневренной. Ее крупное и изящное тело, покрытое мелко выделанными
чешуйками, имело восемнадцать длинных тонких ножек, лишенных суставов,
которые изгибались и складывались, как проволока. Спереди и сзади тело
сужалось, переходя в элегантную, продолговатую, состоявшую из нескольких
частей шею, каждая из которых заканчивалась конической головкой с рыльцем.
У этих серебряных хоботков на конце имелось неприметное круглое отверстие.
Табличка, повешенная на одну из шей, гласила: "Заза".
суставчатых ножек, маленькая головка с усиками-антеннами и припавшее к
земле овальное выпуклое тело, которое, если его отполировать, дало бы
яркое свечение. Головку почти не было видно за двумя выступающими вперед
фасеточными глазами золотого цвета. Глаза размером поменьше, словно
алмазы, там и сям украшали тело. Золотая табличка, тоже аккуратно
окруженная глазами, содержала выгравированную надпись: "Нану".
неподвижная, была чем-то вроде возвышающегося свинцового шкафа и по форме
напоминала гроб, увенчанный немыслимым переплетением стержней, проволок,
спиралей, стеклянных и металлических деталей в виде солнца с расходящимися
лучами, и из всего этого, как большие черные рога, торчала пара прямых
штырей, заостренных, как игла. Кто-то, набравшись храбрости, попытался
открыть этот шкаф, но оказалось, что это не так просто. На железной
табличке внизу устройства было написано: "Кокотта".
внимание. Каждый спустился в подвал поглазеть на них, подивиться их
зловещей странности, насладиться сверхъестественным трепетом восторга и
непреодолимого ужаса. Всех мучил вопрос о назначении и действии этих
механизмов. Гипотез выдвигалось множество, но ни одну из них нельзя было
проверить, и в конце концов горожане покинули подвал Арсенала, так и
оставшись в неведении.
Элистэ выглянула из окна на проспект Парабо, где вдоль фасада городского
дома Цераленн во Рувиньяк прогуливались какие-то потертые, но
самодовольные личности вперемежку с полноправными благопристойными
обитателями квартала. Окно спальни было открыто, потому что снова пришла
весна, наполняя воздух восхитительными ароматами. Эта приятная погода,
которая прежде привела бы Элистэ в состояние блаженства после долгой и
надоедливой зимы, теперь производила обратное действие, ибо смена времен
года неизбежно напоминала о неумолимом беге времени.
Докука и...
время Кэрт переняла у своей хозяйки модное презрение ко всему
провинциальному.
захотели, - у нас нет разрешения. Вот наглость! - Элистэ качнула головой,
выражая собственное презрение к чиновникам-плебеям из могущественного
Комитета Народного Благоденствия, которые собирались наложить ограничения
на передвижения Возвышенных. Они были невыносимы, эти выскочки депутаты, а
худшие среди них - экспроприационисты, составляли большинство в Комитете.
Их административные функции в поразительно короткий период вдруг настолько
расширились, что охватили всю жизнь Вонара. Было принято множество
постановлений, направленных на то, чтобы подчинить себе и унизить бывших
хозяев. Хотя эти законы якобы имели целью "обеспечить народное
благоденствие и гарантировать защиту всех граждан", истинным их
назначением была месть, прямая и неприкрытая. При этом многие Возвышенные
предпочитали иметь дело с самыми фанатичными из приверженцев Уисса
в'Алёра, которые, по крайней мере, не прятали свою ненависть, чем терпеть
ханжеское лицемерие самозваных патриотов, с их слащавыми банальностями,
скрывавшими корыстолюбие и недоброжелательность. Конституционный Конгресс
- нелепость. Комитет Народного Благоденствия - полное неприличие, и
выносить их можно было только ввиду их недолговечности.
ответила Кэрт. - Было как раз время урожая, когда нас выставили из дворца.
Потом началась зима, и народ кидал снежки с камнями внутри, чтобы бить
стекла в окнах и пугать лошадей, а теперь...
мир опять станет нормальным?
оптимистичные из Возвышенных не рисковали утверждать, что когда-нибудь псе
вернется на круги своя. Дело решила отмена привилегий - отныне Возвышенные
должны были платить те же налоги и разнообразные пошлины, что раньше
являлось уделом людишек рангом помельче. Далеко идущие последствия этого
декрета Элистэ пока не слишком осознавала - она редко затрудняла себя
малоинтересными финансовыми соображениями. Ее семья и семьи друзей,
владевшие достаточными состояниями, без труда выплатят новые налоги, а
только это и было важно. Разумеется, это оскорбительно, но данными
неудобствами можно пренебречь. Гораздо страшнее казалась ей потеря древних
прав сеньоров, а кое-какие из этих прав были довольно-таки затейливы.
Самой важной и осязаемой переменой являлось освобождение серфов. Да ведь
даже Кэрт теперь свободна, хотя по ее виду нельзя было понять, знает она
об этом или нет, или, может, отвергает свою свободу, что как нельзя более
свидетельствовало бы о ее здравомыслии. Ведь так называемым свободным
серфам некуда идти и нечем заняться, кроме как продолжать свой труд в
поместье сеньора, где проверенные временем взаимные обязательства серфа и
Мережковский Дмитрий
Никитин Юрий
Пехов Алексей
Флинт Эрик
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс