его существа. Пустоту тяжелую и холодную, как погасшая звезда, и, подобно
черной звезде, сосущую из него свет и тепло, отнимающую силы и волю к жизни. Он
покинул, не сказавшись, свою постылую трехэтажную обитель, пошел в армию, как
обычный доброволец, прошел ускоренные курсы пилотирования военных
катеров-одиночек и вот летел на встречу с собственным выбором, волею судьбы
ставшим для него единственным и желанным.
сменяющихся на экране быстрее, чем картинки в проекторе, стоило навсегда
забыть. Отыскать на дне души пыльный кованый сундук и запереть их туда со всеми
другими воспоминаниями. Привыкай, брат, летать в космосе, как все нормальные
люди - часами, а порой и сутками, в зависимости от расстояния.
три. Многие дремали, кто- то тихо переговаривался. Михаилу, к счастью, попались
неразговорчивые соседи: тот, что сидел слева, свистел носом, просматривая, быть
может, последний в своей жизни сон, правый сосредоточенно жевал. Все два часа.
И даже больше - с момента погрузки. Сам Михаил отчаянно мерз, шевелил усиленно
пальцами в ботинках, пока не сводило икры, материл мысленно здешнюю систему
обогрева и завидовал соседу слева. Потом он тоже уснул и даже не заметил как,
потому что во сне было все то же: десантный отсек, молчаливые соседи, собачий
холод. А догадался он о том, что уже спит, когда перед ним в нешироком проходе
появилась Илли, то есть, конечно - Ее Величество. Она возникла вдруг из
ниоткуда, в костюме в точности как ее прежний, но только другого цвета -
белого, с оттенками морской волны. Рядом с ней, чуть позади - неподвижное
олицетворение уверенной силы в черном: Михаилу показалось на мгновение, что
Карриган, но это был Дмитрий Воронин. Не ошибся все-таки Михаил в выборе
преемника - вот Хранитель! Можно сказать - олицетворение самой идеи
Хранительства как залога мирного процветания и благоденствия Вселенной до самой
ее глубокой старости, сиречь - заколлапсирования! Такая вот развесистая
икебана.
моментально смолкли. Правый сосед Михаила перестал жевать, левый - свистеть.
Михаил тоже попытался проснуться. И понял, что не спит.
повелительном тоне.
решился, а пошевелил тайком пальцами ног. Пальцы оказались реальными,
задубевшими.
чем пальцы.
вызывающе и свысока - оттуда, со своей золотой пирамиды. Потом взгляд ее
изменился, приблизился, она словно спускалась к нему с недосягаемых высот,
превращаясь постепенно, шаг за шагом, в знакомую гордую девчонку, беглую
преступницу, получившую талисман от старухи, звавшую молча подмогу в
наползающей тьме, в ту, что вцепилась в него всеми ногтями в милицейской
галоше, с которой они бежали вместе из имперского катера и кого он потом
отогревал и никак не мог отогреть в ледяном замке ланга-имитатора. Эх, Илли,
горе ты мое страшноглазое!.. И это именно оно, его горе - прежняя неприступная
бедовая девчонка выговорила неожиданно тихо:
впервые в жизни. Неужели все-таки у него может быть надежда?.. Он искал и не
находил ответа - ни в ее глазах, ни тем более - в самом себе. Стихия?.. Черт
его знает! Надежда умирает последней. Для него это означало скорее всего - уже
после его смерти. Но отказаться он все равно не мог.
добавил, зная, что эту фразу придется теперь повторять часто и надо когда-то
начинать к ней привыкать:
Круз Андрей
Доценко Виктор
Якубенко Николай
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Шилова Юлия