Чтение 57–й страницы книги ~Ближний берег Нила, или Воспитание чувств~

заведующая пообещала скостить учебную нагрузку, если он будет посещать
философские семинары, предназначенные для тех, кто собирается сдавать
кандидатский минимум, так что... Большинство группы составляли мрачноватые
технари с непонятными ему интересами и чуждым поворотом мозгов, и скоро он
сблизился с двумя аспирантами кафедры инженерной психологии. Ребятки были
неглупые, зубастые, не дураки выпить, и нередко дискуссии, начинавшиеся у
них в коридоре возле аудитории, заканчивались в пивной или в разливухе.
Меру, однако, знали, и разговоров всегда было намного больше, чем выпивки.

Психологи всюду ходили неразлучной парочкой, да и фамилии их красиво
смотрелись рядом - Бергман и Эйзенштейн. Впрочем, к гениям мирового кино ни
Игорь, ни Левушка никакого отношения не имели и гордо именовали себя
Братьями по разуму.

Если не разум, то братство они блистательно подтвердили на весеннем
экзамене. Свой ответ Бергман превратил в бурные дебаты относительно природы
познания, а Эйзенштейн - в пламенную апологию Маха и Авенариуса,
раскритикованных Ильичом-Первым в бессмертном "Материализме и
эмпириокритицизме". Профессор, похожий на николаевского фельдфебеля, и
профессорица, похожая на дохлую крысу, слушали их с каменными лицами. Нил же
внаглую положил на стол толстую книжку под названием "Хрестоматия по
марксистско-ленинской философии для учащихся ПТУ", не таясь, выписал оттуда
по несколько звонких цитат на каждый из обозначенных в билете вопросов и
бодро зачитал их улыбающейся комиссии. Результат оказался предсказуем - по
"неуду" аспирантам Бергману И. С. и Эйзенштейну Л. Я. и "отлично" соискателю
Баренцеву Н. Р.

- Ничего! - мужественно говорил Игорь, макая ус в кружку "жигулевского".
- Придут наши - и тогда еще поглядим, кто философ, а кто мудак!

- Пше прашем бардзо, - вторил ему окосевший Левушка. - Йсче мы на могиле
тех лайдаков зашпиндачим полонез Огинского... Марш-марш Дом-бровский, земли
влошски да польски, под твои-им пшеводом звынчемся з народом...

- Зрончемся, - поправил Нил. - Спокойнйе, господа, на полтона ниже, плиз!
***

- Отречемся от старого мира, - с видом заговорщика прошептал Бергман. -
Рванем туда, где оскорбленному есть чувству уголок...

- Кеннст ду дас лянд, во ди цитронен блюн! - с чувством изрек рыжий
Левушка. - Геен зи нах Коктебель им Шварцен меер баден!

- Баренцев, вы, я надеюсь, кирилловец? - Игорь ткнул Нила пальцем в
грудь.

- В Крымских горах мы создадим небольшой партизанский отряд...

Но уже в поезде Братья по разуму неожиданно объявили себя чань-буддистами
и углубились в медитации на стакане и сочинение хокку на основе
непосредственно увиденного. В эти занятия пытались втянуть и Нила, но он
наотрез отказался и проводил время в соседнем купе с девушками-геологинями,
которых ублажал песенками под гитару. С помощью тех же девушек он в
Симферополе выгружал из вагона чаней, домедитировавшихся уже до третьей
степени просветления.

В первые же дни крымского отдыха Нил успел убедиться, что проповедуемая
ими школа чань-буддизма отличается высоким эклектизмом, вбирая в себя
элементы многих культур. Так, в имени гроссбуха, в который заносились все
откровения в стихах и прозе, звучало нечто откровенно тюркское - "Йытсич
Музар" ("Чистый разум" навыворот), "Хинаяной" и "Махаяной" назывались две
пищевые канистры на три и пять литров соответственно. Каждое утро обе
канистры под завязочку заливались двумя самыми дешевыми разновидностями
продаваемого здесь вина - белым, омерзительно кислым "Ркацители" и красным,
омерзительно сладким "Радужным". Смесь этих напитков в равных пропорциях
оказалась вполне сносной на вкус, быстро давала желаемый эффект и
закрепилась в их кругу под названием "Смесь номер один - ординарная",
которая превращалась в "Смесь номер два - марочную" путем простого влития в
нее пол-литра "зубровки". Употребление этих смесей внутрь одухотворенно
именовалось "практикой слияния инь и янь". Через несколько дней такой
практики Нил впал в глубокую тоску, физиономия Бергмана приобрела устойчиво
синий цвет, а Левушка, по его же заверениям, начал видеть в темноте не хуже
кошки. Зато наши чань-буддисты обрели стойких прозелитов в лице трех молодых
воркутинских шахтеров, которые ходили за ними по пятам, видом своим
отпугивали как местное хулиганье, так и скандальных борцов за тишину и
общественный порядок, щедро заливали "Хинаяну", а то и "Махаяну" марочным
портвейном. Отдуваться за эти услуги приходилось, понятно, Нилу - каждый
вечер подвыпившие шахтеры требовали душевных песен. Концерты нередко
затягивались за полночь.

- Все, - пробурчал через неделю Нил, разбуженный на рассвете лютым
похмельем. - С экспериментом пора завязывать.

Он, кряхтя, перелез через храпящего Бергмана, запихал в рюкзак плавки и
зубную щетку, набросил на плечо гитарный ремешок. Во дворе напился воды из
колонки, окатил голову. Полегчало, но очень слегка. Захотелось вернуться и
поспать еще часок-другой. "Ну уж нет! - приказал он сам себе и двинул по
извилистой улочке к морю, на повороте в последний раз посмотрел на длинный
низкий барак, поделенный на тесные клетушки, где в одной из них ; они и
ютились, выкладывая за сутки пятерку на троих. - Гуд-бай, естествоиспытатели
хреновы!"

Он пересек шоссе, доковылял до прибрежного променада, малолюдного в этот
час, на границе писательского и общедоступного пляжей присел на лавочку.
Силы оставили его. Отравленная кровь изнутри колола вены мириадами иголочек,
голова гудела бухенвальдским набатом. Он окончательно и бесповоротно понял,
что совершил большую глупость, припершись сюда, да еще с вещичками. Надо
было остаться, пошукать у Братьев какой-нибудь заначки со вчерашнего,
подлечиться малость. Не спеша навести справки насчет свободной коечки - где,
с кем, за сколько, - если получится, прикупить курсовку, чтобы с питанием не
маяться. Так ведь нет, как моча в голову стукнула, так сразу...

Блуждающий взгляд уперся в рядок автоматов, торгующих водами, пивом и
дешевеньким разбавленным вином. Нил лихорадочно зашуровал по карманам, шепча
при этом: "В последний раз..."

После трех стаканов в голове наступило прояснение, зато совсем ослабли
ноги. Он сел прямо на землю возле автоматов, взял гитару...

Друзья, купите папиросы!

Подходи, пехота и матросы,

Подходите, не жалейте,

Сироту меня согрейте,

Посмотрите - ноги мои босы...

Возле его ног, обутых в адидасовские кроссовки, шлепнулась монетка, потом
другая. Стало смешно и немного стыдно. Нил тряхнул головой и запел активнее,
работая уже на публику:

Я мальчишка, я калека, мне пятнадцать лет,

Я прошу у человека - дай же мне совет,

Где здесь можно приютиться

Или Богу помолиться -

До чего не мил мне этот свет!

- Действительно, что ли, приютиться негде? - услышал он девичий голос,
сочувственный, но со скрытой смешинкой. - Бе-едный! Макс, иди сюда, тут
такой талант пропадает!

Нил поднял голову. В позе с изящным прогибом, широко расставив точеные
ножки, на него лукаво поглядывала знойная карменистая брюнеточка. Глянцевое
голубое бикини красиво оттеняло шоколадный загар. Позади возвышался крепкий
парень, из-за ее нежного плечика убедительно выглядывал бронзовый бицепс с
мастерски вытатуированным якорем. Парень шагнул вперед и выставил широкую
ладонь.

- Здоров, доходяга! Держи краба.

Нил взялся за мощную ладонь, рывком встал с земли.

- Максим Назаров, - сказал парень, раздвинув уголки рта в улыбке.

Приглядевшись, Нил увидел, что слово "парень" не вполне точно
характеризует его визави. Спортивный, гладко выбритый мужчина за тридцать, с
необычным, неуловимо нерусским лицом - удлиненным, с широко расставленными
большими карими глазами, с аккуратной щеточкой черных усиков под четко
очерченными губами. При этом в его облике не было и намека на опереточную
слащавость.

- Нил Баренцев, - представился Нил. Мужчина улыбнулся еще шире.

- И к Нилу ходили, и по Баренцеву шастали... Что, амиго, квартирный
вопрос замучил?

- Есть маленько, - улыбнулся Нил в ответ.

- Делаем так, - Максим рубанул воздух ладонью. - Сначала искупнемся,
потом пельмешек порубаем, потом займемся твоей проблемой. Имеется вариант.
Принято?

Лера?

Он посмотрел на спутницу. Та изобразила пухлыми губами поцелуй и звонко
ответила:

- Принято!

Пельмени они ели вдвоем - прямо от раздаточной стойки Лера ускакала со
своим подносом на другой конец столовской веранды к столику, за которым
сидели потасканный бородатый мужчина в красном жилете на голое тело и
невысокая темноволосая девушка.

- Куда это она? - удивился Нил.

- К семье, - спокойно ответил Назаров. - К папе и сестренке.

- Так она здесь с семейством? Я думал - с тобой.

- Курортное знакомство.

Назаров поднял стакан компота, салютуя через зал Лере. Та вновь
изобразила поцелуй.

- Симпатичная, - заметил Нил.